– Я не знаю. Может быть, – согласилась я. Мы зашли в ее маленький кабинет – стол из ДСП, простой обшарпанный стул, у которого не работает система регулировки спинки и отломан один подлокотник. Шкаф с книгами, один цветок на подоконнике – внешне похож на сорняк. Какой-то фикус. Ничто не говорит тут об успехе или, если уж на то пошло, о «надежде», но я знаю, женщины любят приходить сюда, любят разговаривать о себе, сидя на перетянутом клеенкой стуле, любят проводить «семинары» в соседней комнате, там, где хватает места, чтобы вместить десяток человек. Там же занимаются йогой. Шерсть валяют тоже там.

– Обязательно помиритесь, – пробормотала Лизавета, пока я в нерешительности застряла у шкафа с книгами. Я перебирала кончиками пальцев по книгам на полке в книжном шкафу рядом с Лизиным столом. «Психологическая коррекция», «Девиантное поведение», «Психология творчества», «Психология выживания», «Психология. Самоучитель». Я закрыла глаза ладонью.

– Самоучитель? Серьезно?

– У меня клиентка приедет через двадцать минут, – сухо ответила Лиза.

– Я, наверное, схожу с ума, – добавила я.

– Потому что приехала за помощью ко мне? Еще бы, я же сапожник без сапог. Как я могу помогать другим, если не могу помочь себе? Ведь нормальный психолог бы за Сережу замуж не вышел, да?

– Нет, Лиза, нет. Подожди, я на самом деле схожу с ума. Я не помню вещей, которые делала. Ну к примеру, я не помню, что была там, где меня видели. Не помню, как разлила кофе на ноутбук моего нового босса. Я не знаю, что-то происходит, но не могу объяснить, что именно не так. Может быть, я подсознательно разрушаю свою жизнь? Не хочу быть счастливой?

– Ты сейчас издеваешься надо мной? Ты думаешь, что все, что я могу сказать тебе, – это пара традиционных клише из самоучителя по психологии? Может быть, тебе тогда лучше уехать? – нахмурилась Лиза. Я села на клеенчатый стул.

– Лиза, я не проливала кофе. Самый разумный ответ, который я нашла на вопрос, как же так и какого черта – это что наша Черная Королева сама пролила его, чтобы заставить меня оплатить ей новый ноутбук взамен треснувшего. Но почему именно меня, я понятия не имею. Но я точно, точно, точно ничего не проливала.

– Я тебе верю, – произнесла Лиза так ровно, таким спокойным голосом, что я расхохоталась.

– Сегодня я уже потеряла подругу. Надеюсь, ты не говоришь так только из страха, что я, как твоя Зинаида, начну тут биться у тебя на полу в припадке. Я не проливала кофе.

– Может быть, твоя Черная Королева тебя ненавидит за что-то?

– За что?! Она в тот день видела меня во второй раз в жизни.

– А первый? Что случилось в первый? – спросила Лиза, и я задумчиво рассказала ей о совещании и о том, как я ушла с него, никого не предупредив. Это было разумно. Имело смысл. Черная Королева взбесилась из-за моего ухода из офиса и решила проучить. Это было так просто – взять мою чашку и пролить, а затем заорать на весь офис и заставить меня заплатить. Боль и унижение мне, а профит ей. Л – логика.

– Что дальше?

– Эльза.

– Эльза? – переспросила Лиза в непонимании.

– Панночка, – поправилась я, и Лиза кивнула.

– Что – Панночка?

– Она врет. Говорит, что видела меня с каким-то ноутбуком около их офиса. Но я не ходила к ним вчера. И ноутбука у меня нет. Она врет, но Маруська верит ей, потому что у нее пропали платежки, а логин там был мой.

– Как так? – нахмурилась Лизавета. – Как это мог быть твой логин?

– Иными словами, ты хочешь сказать, если Эльза сама стерла все платежки, могла ли она зайти в систему под моим логином и паролем администратора? Потому что только это и имеет смысл. Раз Эльза врет, значит, имеет самое прямое к этому отношение.

– Ну… да, вполне логично.

– Нелогично, Лиза. Не могла она ничего стереть, нет у Эльзы доступа к моим данным. Ни логина, ни пароля, ни шанса их у меня стырить. Эльза у нас на двадцать шестом не появлялась ни разу. Она никогда не видела меня за работой. Я же к Маруське Горобец не работать хожу на самом деле. И никогда не работала я за ноутбуком.

– Про ноутбук она врет, – поправила меня Лиза. – Если она врет про тебя и то, что тебя видела, то врет и про ноутбук. Ведь так?

– Так, и ты, Брут? Туда же? Если я там была, значит, я схожу с ума. Доставай свой самоучитель, меня надо серьезно лечить. Но я все-таки склоняюсь к мысли, что я все еще я и что мой разум мне служит не хуже, чем неделю назад. Может быть, не лучше, но и не хуже точно.

– Тогда кто-то дал твой пароль Эльзе.

– И зачем ей стирать все платежки?

– Ты сказала, что их делала Маша Горобец. И что ее за это по головке не погладят.

– Ее за это могут даже уволить, – кивнула я, и тут до меня начало доходить. Да, теоретически это мог быть мотив. Убрать из бухгалтерии монолитную Машку Горобец, которая сто лет там работала, всех знала, со всеми дружила, была почти всевидящей и всемогущей. Нет, это определенно мотив.

– Слушай, сестра, ты только не обижайся, но разве у тебя сейчас не рабочее время? – перевела тему Лиза. – Разве ты не даешь еще больше поводов для своих злоумышленников, чтобы тебя уволили, тем, что прогуливаешь работу?

– Я не могу туда идти. Не могу. Черная Королева, Эльза, Сашка Гусев с его сочувствием. Еще и Юрку вчера показывали.

– Ага! – только и сказала Лиза, а затем просто продолжила сверлить меня взглядом. Я сидела и молчала, терпела, сколько могла. Затем все-таки взорвалась:

– Я не понимаю, чего тут такого. Все реагируют на своих бывших, и это вообще ничего не значит, и не надо на меня так смотреть. Это нормально, понимаешь. Я же его любила и так тяжело его потом забывала.

– И не забыла до конца… – встряла Лиза.

– А кто забывает такое? Покажи мне хоть одного человека, который может сказать со стопроцентной уверенностью, что его память стерильно чиста? А откуда тогда все эти истории про звонки бывших в пять утра, про сожаления о том, что случилось? Это же наша жизнь, моя жизнь, Лиза. Она из этого состоит, понимаешь? Из учебы в школе, из папиной жизни и папиной смерти, из маминых слез, из твоего Сережи, из Вовки, из обрывков моей памяти.

– И из Юры Молчанова.

– Да! Из Юры Молчанова. Я никого никогда не любила так, как его. До него я не знала даже, что можно вот так просто встать и пойти за человеком, наплевав на то, что будет потом. И что можно вот так взорваться, словно ты – шахидка-смертница, нажавшая на кнопку. И словно от тебя больше ничего не осталось, только какие-то жалкие обрывки воспоминаний, но ты ими дорожишь как дура, хранишь, бережешь – старые фотографии, записка в блокноте, где он пишет тебе, что хочет только, чтобы ты была счастлива. И для меня было смертельно важно, что он тоже сожалел. Я не могла пережить мысли, что для него это просто минутная задержка в пути. А потом он позвонил, и наговорил мне кучу гадостей, и во всем обвинил, сказал, что я сама все разрушила, а я чувствовала себя почти счастливой, понимаешь.

– Понимаю.

– Да, Лиза, я знаю. Кому же, как не тебе, меня понять. И не потому, что у тебя есть самоучитель по психологии, а потому, что у тебя есть Сережа. И ты сама столько раз рыдала на моих плечах.

– Что ты чувствуешь сейчас, Ромашка? Что у тебя внутри?

– Сейчас? У меня внутри твой торт, черт бы его побрал, какая гадость.

– Ты снова превращаешь все в фарс, – обиделась Лиза. Я покачала головой, встала, подошла к сестре и положила руку ей на плечо.

– Не знаю. Я словно бы ждала этого, я не хочу больше повторения. Игорь, он… как бы тебе объяснить… он другой. Во многом мой точный антипод. Он спокоен, рационален, логичен. Знает, чего хочет. Делает зарядку по утрам.

– Негодяй! – рассмеялась Лиза, а я закатила глаза.

– Ну кто, Лиза, кто в здравом уме делает эту чертову зарядку? Нет, все очень плохо с Игорем. Нормальные люди только говорят о том, что надо бы, да, надо бы. В крайнем случае с понедельника, после новогодних праздников, когда совесть буквально прожигает дыры в ауре… А он просто словно хочет эту зарядку сделать, словно ему не лень. И вообще, если я полюблю его всерьез, что будет? Мы же обречены!

– Да, ты неисправима, – покачала головой Лиза. – И это не лечится.

– Не говори глупостей. Смотря какие препараты подобрать, – усмехнулась я. В дверь постучали, к Лизе пришла клиентка. Молодая, очень бледная девушка в вязаной кофте смотрела на меня с подозрением. Я раскраснелась. Мне определенно стало легче, а почему, я понять не могла. Выговорилась. Как ни отрицай, а есть в этом что-то магическое. Просто говоришь о том, что у тебя внутри, – и все становится меньше, проще, и огромная туча начинает казаться просто темно-серым воздушным шариком, который сдувается, сдувается, сдувается, пока не падает к твоим ногам резиновая тряпочка. Все ерунда, кроме пчел. Если вдуматься, то и пчелы тоже ерунда.

– Ты в порядке? – спросила Лизавета, стоя в дверях кабинета, я кивнула.

– У меня всегда все плохо, ты же знаешь. Просто сейчас вот такой период, вся моя зебра какая-то черная, или я просто иду не поперек, а вдоль.

– Что будешь делать? – спросила сестра.

– Поеду на работу.

– Серьезно?

– Ну… хоть в глаза этой Эльзе посмотрю, перед тем как меня уволят.

– А что ты будешь делать потом?

– Когда уволят? – я рассмеялась. – А что ж ты не убеждаешь меня, что все еще, может быть, обойдется? Теряешь хватку, мать.

– Иди ты… – отмахнулась Лиза. Я прошла в холл, кивнула Наденьке, которая распечатывала что-то на принтере, попрощалась с Алиной, подумав, что все же предпочитаю йоге бадминтон, хотя в смысле улучшения личной жизни йога куда более перспективна. Выдержка, гибкость, все такое… Выдержки мне явно не хватает.


Уже на улице я вспомнила, что еще забыла спросить у сестры. И не то чтобы она знала все ответы на мои вопросы, просто я сейчас не доверила бы себе даже выбор тортика. Я хотела знать, просить ли мне извинения у Апреля. И если да, то за что. За то, что было, или за то, что будет?