— Значит, действуй. Мы с тобой в старые добрые времена и не таких говорить заставляли. Мне некогда сейчас. Отчитаешься завтра, и еще узнай — куда или кому звонила моя жена в последние полчаса? Пробить адреса по всем номерам, которые она набирала. У тебя ровно пять минут.

Я закурил и открыл окно, глядя на маячок машины Тимура. Слежу за собственной женой. Это могло бы быть смешно, если бы на душе не было настолько мерзко. Я всегда раньше знал, где она, куда поехала и с кем. Мне не нужно было следить. Она сама говорила мне. Звонила или посылала сообщения. Сейчас я знал о ней намного меньше, чем когда встретил ее впервые. Через пять минут мне сообщили имя и адрес, и я в ярости швырнул окурок в открытое окно. Проклятье. Поехала к своему старому дружку. К этому борову. Вот дерьмо. Что вы мне там не дорассказали, голубки? Чего я, бл*дь, не понял или не знаю. Накрыло черной пеленой, и я рывком ее сдернул, не давая погрузиться в черное кипящее масло адской ревности. Рано. Тихо, Зверь. Спокойно. Это ее знакомый. Единственный, кого она помнит, и это логично, что она к нему едет.

Да? Логично? В десять вечера? ДОМОЙ.

— Нам что-то предпринять?

— Нет. Я скажу тебе, когда нужно что-то предпринять, а сейчас просто займись своей работой.

Я вышел из машины и нервно выдернул зубами сигарету из пачки. Значит-таки, не просто встреча случайная. Значит, и номерами телефонов обменялись, и в тот же день созвонились. Интересно, кто и кому позвонил. Честно? Я бы даже простил толстомордому, если это сделал он. Хрен с ним. Всего-то сломал бы ему пару ребер. А если она? Если это она ему названивала, что тогда. Кому мне тогда ломать ребра?

Я кружил вокруг дома, как зверь, нарезал круги туда-сюда. Хватался за сотовый и снова клал его в карман. Потом вычислил, где его окна. Задрал голову вверх, посмотрел на яблоню как раз напротив окон и вернулся к машине. Открыл багажник и нашел в дальнем углу бинокль. Завалялся еще с поездки на охоту с Андреем, когда от мыслей мрачных отвлечь меня хотел. Он за эти месяцы конкретно меня из трясины вытягивал, можно сказать, за шиворот. Не давал увязнуть в мрачных мыслях. Я повесил бинокль на шею и снова вернулся к дереву. Ну что мелкая, придется мне тряхнуть стариной и карабкаться наверх. Должна будешь. Рассчитаешься натурой. Оказалось, не так-то просто в джинсах по стволам карабкаться, но я все же взобрался и пристроился насколько мог. Поднес бинокль к глазам и тихо выругался. Она явно только пришла. Странно, неужели стояла внизу и раздумывала? Но почему? Толстомордый взял у нее сумочку и жакет, положил на тумбочку. Суетится, нервничает. Так и чувствую, как его трясет всего от похоти. Провел ее на кухню, там как раз свет включился, из-за штор плохо видно, но он что-то ставит на стол, а она села, и я вижу ее руку на столешнице, накрытой какой-то цветастой скатертью. Интересно, мудак сам ее выбирал или у него баба есть? А может, это его мамочка-инспекторша купила? Черт его знает, почему я об этом думаю. А о чем? Если мне не слышны их разговоры, и ублюдок ставит перед ней кофе и вазочку с печеньями и конфетами. Сел напротив. О чем они могут говорить? Да о чем угодно, начиная с общих воспоминаний и заканчивая сегодняшним инцидентом. Проблема ведь совсем не в этом — проблема в том, что они захотели поговорить. Она захотела с ним встретиться, а от меня удирала сломя голову, словно я черт какой-то.

А потом я увидел, как его рука накрыла ее руку, и меня тут же заклинило. На хер. Хватит. Я достал сотовый и набрал мудака. Ответил сразу — видать телефон рядом лежал, это мне из-за штор не видно.

— Да, я слушаю.

— Очень хорошо, что ты слушаешь. Во-первых, отпусти ее руку и не прикасайся к ней.

Дмитрий в ужасе осмотрелся по сторонам, и резко выпустил руку Дарины.

— Тихо… спокойно. Ты ее напугаешь. Отойди в сторону. Извинись и выйди на балкон. Вот так. Закрой за собой дверь. Ты меня хорошо слышишь, мент?

— Да, хорошо.

— Скажи мне, мусорок, ты любишь свою семью? Бывшую жену? Не? Не угадал? А бабулю, которая тебя сплавила в детдом? Трех ее кошек и морскую свинку? О, с бабулей бинго.

Он молчал. А я смотрел на его лицо, приближая изображение, и наслаждался тем, как оно вдруг осунулось, вытянулось. Как он крутит башкой и ищет меня. Но уже стемнело. А я во всем черном, и хрен этот придурок меня увидит. Его жирной туше даже в голову не придет, где я. Он, скорее, решит, что в его доме жучки или видеокамеры.

— По твоей спине катятся капли холодного пота, Димааа? Катятся, дааа. Ты воняешь страхом и потом. Она тоже это почувствует. Сделай глубокий вдох и начни контролировать свои эмоции.

— Чего вы хотите? — хрипло спросил придурок и снова осмотрелся по сторонам.

— Отправь ее домой. Я не знаю, какого хрена она приехала, и на кой черт ты ее позвал, но сейчас ты придумаешь уважительную причину и выставишь ее за дверь. А потом ночью, Дима, ты будешь думать, какую причину назовешь мне, когда я приду отрывать тебе яйца. Мне все равно, что ты ей скажешь. Сделай так, чтобы она тебе поверила и ушла. Я даю тебе десять минут разобраться. Через десять минут я начну нервничать, а когда я нервничаю, то совершаю очень плохие поступки. Очень плохие. Я думаю, ты прекрасно знаешь, какие именно.

Плетнев положил сотовый в карман и вернулся в комнату, сукин сын задернул шторы. Хорошо, у недоноска ровно десять минут. Если через это время Даша не выйдет из дома и не сядет в свою машину — мент сильно об этом пожалеет.

* * *

Это я ему позвонила. Просто позвонила, и все. Я не знала — кому еще. Я вдруг всем им перестала доверять. Мне казалось, что все они меня нарочно обманывают. И мне никогда не добиться от них правды. С Димой я вдруг становилась настоящей. Не пластмассовой куклой в хоромах с кучей кредиток и брендовыми шмотками в шкафу, а просто бродяжкой Дашкой. Лисенком.

Пока Дима суетился на кухне и ставил чайник, я устало откинулась на спинку стула и осмотрелась по сторонам. Мне почему-то в его бедно-обставленной квартире было уютней, чем у себя дома. Не знаю почему. Я верила Плетневу. Я чувствовала в нем поддержку и сочувствие, а еще, он был единственным, кого я помнила из всех, кто меня окружал.

— Я потеряла память и не знаю, что со мной происходит. Эти люди вокруг меня, они вроде и родные, но в тот же момент мне кажется, я не знаю никого из них. Мне неприятно быть рядом. Дим… ты должен мне помочь. Я не знаю, что со мной происходит, и это ужасно. Я с ума схожу. Я хочу знать о себе хоть что-то, хочу убедиться, что мне не лгут. Помогииии мне. Пожалуйста.

Он сел напротив меня и, тяжело вздохнув, подвинул ко мне чашку с кофе.

— Все будет хорошо. Ты просто сложно адаптируешься после своего состояния. Возможно, тебе нужен хороший психолог и просто отдых. Много позитива, радости.

Позитива. Какой к черту позитив? Я не помню себя. Я разругалась с Максом.

Он стрелял в мою собаку. Моя семья что-то от меня скрывает. Я носила кольцо на пальце, похожее на обручальное, но рядом со мной нет мужчины. Я не девственница, но я не помню, с кем я ее потеряла. Меня тянет к тому, кого я боюсь с дикой необузданной силой, и я сижу в комнате своего друга из прошлого, и тот утверждает, что со мной все в порядке. Я истерически захохотала, а потом мой смех перешел в рыдание. Все выплеснулось, все эмоции, отчаяние, накопившиеся за эти дни. Дима накрыл мою руку своей и заглянул мне в глаза.

— Хочешь булку с маком? Плетенку? У меня есть.

В этот момент зазвонил его сотовый, и он тут же вскинулся и, отбросив мою руку, быстро вышел на балкон, и закрыл за собой дверь. Наверное, что-то важное по работе.

Пока его не было, я думала о плетенке, как на железнодорожном рынке недалеко от детдома. О боже, он помнит… Поразительно. В тот вечер, когда он украл булку на станции и поделился со мной, мы целовались, спрятавшись от дождя под навесом. Он помнит только у булке или о поцелуе тоже? Дима вернулся, и мне показалось, он смахнул со лба капли пота и вообще весь как-то подобрался, словно напряжен.

— Ну так как? Хочешь булку? — спросил и, не дожидаясь ответа, открыл шкафчик.

— Хочу. Дим…

— Да, — он улыбнулся, но у меня создавалось впечатление, что он нервничает. Посматривает на часы. Возможно, он ждал кого-то, а я помешала. Свалилась ему на голову.

— Дим, а твоя жена… она… вы.

Он так и не поднес булку ко рту. Посмотрел на меня загадочно как-то.

— Нет, мы вообще никак.

Он таки съел кусочек булки и снова посмотрел на часы.

— Ты кого-то ждешь?

— Да, ко мне должен прийти сослуживец по срочному делу.

— В десять часов вечера?

Он усмехнулся, и мне показалось, что он лжет.

— Да, иногда и ночью. Есть такие дела, которые не терпят отлагательств.

— Значит, мне пора. Спасибо, что успокоил меня немного и принял меня. Я просто так устала за эти дни. Наверное, это нервный срыв, и все вывалила на тебя.

Дима не стал уговаривать меня остаться, наоборот, он засуетился, поставил стаканы в раковину и повел меня к двери.

— Да, ты устала. Ты можешь звонить мне в любое время. Прости, я, правда, сегодня занят. Если захочешь поболтать — я отвечу.

Правильно. Плетнев культурно намекал, что между нами ничего нет и быть не может. Ничего не изменилось за эти годы, и я ему не нравлюсь. Внезапно, прямо у двери, он вдруг схватил меня за руку.

— Подожди секунду.

Он схватил лист бумаги и быстро на ней что-то написал, подал мне и приложил палец к губам.

"Мне надо с тобой поговорить. О твоей семье. Все не такое, как тебе кажется. Они тебе лгут. Все лгут. Позвони по этому номеру, его никто не знает, и мы встретимся в другом месте. И за тобой следят. Постоянно. Звони не со своего сотового, купи незаметно другой или смени симку".

— Да, Даша, до свидания, спокойной ночи.