Юля Лемеш - Лежачий полицейский

Жуткое прозрение: у меня кроме Коловорота никого нет. Ни ближе. Ни роднее.

Папа ошибся, назвав маму «пшиком». Это я – пшик. А она – как ружье на стенке. Я не хочу быть пшиком. И не буду.

Размышления прервала нервная уклейка. Начался клев. Три часа не думалось ни о чем.

Обменяв рыбу на творог, я вернулась в дом. Затопила печь и почувствовала себя усталой и невероятно счастливой.

Подбросив очередное полено в огонь, я придумала, как мне решить проблему с Коловоротом. Я просто не буду о ней думать. Совсем. Как сложится, так и будет. Главное, чтоб не случилась нежданная беременность. Подумала и усмехнулась. Похоже, я надеюсь продолжить отношения в следующий приезд. А вдруг для Коловорота это не серьезно, а так, эпизод, типа приправы к деревенскому вояжу?

Яростно пошерудив кочергой в горящих дровах, я вспомнила, как хотела от Игоря детеныша. От Коловоротов только звери рождаются. Вот если забеременею, рожу мальчика и обязательно назову его Карлосом. На душе почему-то потеплело. Потом вспомнились школьные годы, богатые на раздачу кличек. Дети станут моего мальчика обзывать Карликом. Хороша семейка – Карлик, сын Коловорота.

Мобильник выдал пронзительную трель. Осторожно поглядев на незнакомый номер, я решила не отвечать. Телефон ожил снова.

– Але? – проскрипела я старческим голосом.

– Клавка? Ты? Что трубу не берешь? Никуда не уходи. Мы сейчас за коровой приедем.

– Я не Клавка, – испуг сменился радостью.

– А какого х… трубу берешь?

– Такого.

С чувством выполненного долга вырубила телефон. На соседней улице запели. Сегодня пятница, а по пятницам всегда поют. Сначала песни исполняются целиком, а потом – только первые куплеты. Когда еще выпьют, настанет пора частушек. Потом будет тишина, а когда начнут расходиться по домам – кроме мата не будет ничего познавательного. Кто-нибудь обязательно убредет мимо своего порога. Кому-то придется ночевать под забором. Кому-то непременно набьют морду, и не факт, что этим человеком окажется мужик.

С каждым днем ночь наступала раньше. Чем холоднее становилось, тем больше я ждала появления Коловорота. Каким бы он ни был, без него плохо. Тело требовало тепла и секса, а мысли крутились совсем в иной плоскости. Чего я хочу? Свить гнездо, родить ребенка и куковать остаток выделенных природой дней за тупой домашней работой, над которой так неумно потешался мой папаша. Велика карьера.

Раз судьба сыграла со мной злую шутку, перевернув все с ног на голову, надо пораскинуть мозгами и придумать что-то особенное. Порыскав по участку, я вспомнила все свои нереализованные увлечения. Почему-то главным образом они касались завоевания приличного кандидата в мужья. В деревне с подобными устремлениями оставаться холостой можно до вечера. Тут с невестами проблемы. Тут даже страхолюдь стервозная – заветная мечта потенциального жениха. Тут даже на стогодовых старух поглядывают.

Лавка была мокрая от дождя, но в запарке я поначалу этого не заметила. Так увлекла меня идея стать кем-то значительным. Эх, почему в эту деревню олигархи не заглядывают? Вот сломалась бы у толстосума машина прям у моего порога, а тут я такая загадочная выхожу, предлагаю… Чего могу я предложить олигарху, кроме заморочек? Да, проблема. Чаю ему, что ли, заварить? И какого лешего машина у него может сломаться, она же олигархическая.

Как хочется стать кем-то нужным, важным, востребованным. Промокшие штаны напомнили мне о нежелательности простуды. Пришлось срочно переодеться. И тут меня осенило. На чердаке валялись самодельные рамы для картин. Пустые, словно заброшенные дома. Которые надо было срочно заселить.

А ведь я в детстве неплохо рисовала. Окончила художку, даже два лишних года в ней просидела после получения диплома. Мне там нравилось по-настоящему. Ко мне там неплохо относились. А какие там были учителя! Один Николай Николаевич чего стоил! Мы все его обожали. Правда, неловко сейчас вспоминать: все дети звали его Винни-Пухом. За неизменное радушие и подходящие габариты. Учитель от бога. Рисунок у нас преподавал. Он все советовал мне не бросать рисование. Вот я и не брошу.

В этот эпохальный момент раздался телефонный звонок.

– Снова корову продавать будем? – не глядя спросила я.

– Ты чего? Совсем там одичала? Какая на хрен корова? Завтра приеду. Переезжать будем. Что тебе привезти?

– Зима скоро. Экипироваться надо.

– На месте купим.

Хотела спросить, как мама, но вовремя вспомнила, что Коловорот накрепко запретил мне трендеть лишнее. Особенно по телефону.

– Я решила стать художником. Мне для этого нужен мольберт, краски, кисточки колонковые и…

– Понятно. Сам разберусь. Еще чего желаете?

– Вкусного привези. Торт из «Метрополя». Огромный. И чтоб не бисквит внутри, а меренги с орехами.

Коловорот промычал одобрительно. Наверное, записывает.

– И шубку норковую. Длинную. И…

– Тортик, – размеренно повторил Коловорот, – записал. Что еще? Тампаксы? Или ты прокладками пользуешься?

– Пошел ты в жопу! – надеюсь, он не обиделся.

Вместо норки Коловорот привез длинный пуховик с капюшоном. Финский. Ничего так себе. Сойдет для сельской местности. Кроме пуховика были три пары сапог и много еще чего интересного. Мои нападки на пакеты Коловорот пресек, посоветовав примерить обновки после переезда на квартиру.

Отковыривая безе от торта, я исподволь поглядывала на фальшивого дядюшку, исследующего помещение на предмет чистоты. Похоже – остался доволен.

– Завтра хозяйка возвращается. Дом на зиму закрывать будет.

– Я в курсе. Лапником цветы накрыть, чтоб не померзли и заяц не сожрал.

– Какой такой заяц?

– Косорылый и прожорливый. Тут зимой все за ним охотятся. Он, падла такая, молодые яблоньки клыками ошкуривает.

– А ругаться обязательно?

– Непременно. Тут иначе никто не разговаривает. Это еще не ругательство. Хочешь, я на местном диалекте про зайца расскажу? И про его мать, и про его мужское достоинство, и куда они его засунут, если поймают?

Немного подумав, Коловорот решил, что заяц того не стоит.

Чтоб закрепить успех, притопывая ногами, я пронзительным голосом исполнила местную частушку про двух президентов.

– За такое и сесть не грех, – смеясь сквозь слезы, простонал Коловорот. – Надо выучить. Значит, «чтоб не падали штаны». А ты еще много таких знаешь?

Важно кивнув, я выдала на-гора еще парочку.

– Богата земля русская талантами. Еще не всех перестреляли, – подытожил Коловорот, посоветовав больше такое никому не петь.

– Ну давай еще?

– Не стоит. От тебя слышать такое несколько непривычно. Ты все-таки не ругайся, тебе не идет. А это что такое?

Уничтожив сковороду картошки с грибами, Коловорот отвалился от стола и благодушно отполировал съеденное стопкой водки.

В дверь постучали.

– Кого это черт на ночь глядя несет?

Шустрая соседка суетливо просочилась в комнату. Не объяснив толком причину столь позднего визита. Она присела на краешек дивана и принялась задавать пустые вопросы. Когда ей показалось, что на нее не обращают внимания, – быстро прошуршала бумажкой. Невразумительно забормотала, вытрусив что-то из кармана своей неизменной древней коричневой кофты. Я с интересом ждала продолжения. Вместо него по полу рванул обезумевший рыжий таракан. Или «тараканья», как тут их именуют.

Коловорот сделал вид, что не заметил нового подселенца.

После ухода соседки он рывком отодвинул диван и припечатал насекомое совком.

– Это они таким способом от вредителей избавляются, – пояснил он, посмеиваясь. Все очень просто. Надо отловить одну штуку тараканьи, незаметно подбросить соседям, тем, которые зимой не живут, и заговор прочитать.

– И что?

– Тараканы косяком покинут хозяев, а в мороз помрут. Потом весной бери веник и сметай. Такая вот практика.

– И все про это в курсе? – возмутилась я.

– Ага. Вот если бы она нам клопов подогнала, тогда хана. Им мороз по барабану.

– Так ты предводителя угробил. Значит, теперь тараканы к нам не попрут?

– Они бы и так не поперли. Хотя я раз видел зимой жуткую картину – рядами шли.

– К этому дому?

– К соседскому. Обратно.

Когда я постелила нам кровать, Коловорот бросил на меня смущенный взгляд, но протестовать не решился. Я его понимаю. Что протестовать, когда такое счастье само в руки идет. Только потом спросил, не староват ли он для меня.

– Кокетничаем? Восемнадцать лет разницы всего-навсего. А ты что, старым себя ощущаешь? Бедняжка. Старичок мой несчастненький. Ничего, скоро домой вернешься. Тебя там никто тревожить не будет. Только если проститутки твои одноразовые.

Машина пробивалась сквозь промокший лес, облетевший и унылый. Я с преувеличенным воодушевлением рассказывала деревенские новости и сплетни. Стараясь не показать, как соскучилась. Даже про то, как назову его сына, рассказала. И про то, как станут обзывать его одноклассники.

– Ты что, не предохраняешься? – В голосе сквозил настоящий ужас.

– Ага. Утипусеньки-агагасеньки. Понятное дело, твои проститутки сами о таких мелочах заботятся.

– Достала ты меня с этими б… Я серьезно спрашиваю.

– Игорь приучил меня не волноваться.

Напоминание об Игоре испортило Коловороту настроение. Да и мне тоже, если честно. Не знаю, почему я про него вспомнила.

– Кстати, твой Игорь уже не твой, – ядовито парировал Коловорот. – У него свадьба на прошлой неделе была. С Ритой какой-то. Мать говорила, ты ее знаешь. Представляешь, они после загса к ней заезжали. Проведать, так сказать. Он ее раз в неделю навещает. Хороший парень.

– Ритка тоже ничего. Хотя один раз была лесбиянкой.

Коловорот аккуратно объезжал глубокие лужи. Перед нами маячила машина, груженная крадеными деревьями.

Проклятье. Игорь ее навещает! Бедную одинокую маму. У которой была такая скверная дочь. Может, они и на кладбище ко мне ходят? Напиться, что ли?