– Нефть кончится, электрозаправок пока нет, газ тоже скоро иссякнет. Правда, какие-то умные люди уже начали извлекать газ из отходов. Вроде как им помещения топят, и очень даже выгодно.

– При гниении выделяется большое количество сероводорода. Хорошая штука, только взрывается. Прикинь, надуешь резиновый шарик водородом, а потом стрельнешь в него спичкой – он как долбанет.

– И завоняет, – решила я.

– Но чтобы получить отходы, надо сначала что-то вырастить.

– А если этот хитрый отхожий газ возможно получить из отходов, то его должно быть много в навозе.

– В свином больше, – почему-то уточнил Игорь, по всей видимости, начисто позабыв про необязательного поставщика.

– Класс. Правда, есть один минус: свинью надо кормить.

– Да, жрут они зверски. Зато какашки калорийные.

– В каком смысле? – не на шутку испугалась я.

– В смысле качественного газа.

– И из наших тоже можно этот газ получать?

– А как же. Тут вообще все просто. Коллекторов хоть отбавляй.

Мысленно сравнив вонючий бензин с запахом топлива будущего, я состроила кислую физиономию.

– Вонять же будет. Прикинь, подъезжаешь к заправке, а там куча колонок. Все с вывесками «коровячье топливо», «лошадячье топливо», «топливо от прожорливого борова».

– Человеческий будет самый дешевый, – пророчески предрек Игорь и весело прибавил: – Патент тебе за изобретение. Приехали. Выскакивай.

Престарелый дом, вросшие в асфальт каменные тумбы, не то для привязывания лошадей, не то для того, чтобы эти самые лошади не просочились внутрь двора.

– Это каретный отбойник, – блеснул эрудицией Игорь, забыв сообщить подробности.

Когда глаза привыкли к полумраку, внутри здания можно было рассмотреть вызывающие гипсовые вензеля на потолках. На полу в парадной почти целая узорчатая плитка. Говорят, слово «парадная» употребляют только питерцы. Снобы мы все-таки.

На выеденных ногами ступенях местами сохранились вмурованные ушки для прутьев, чтоб ковер не скользил под подошвами достопочтенной публики.

Вообразив себя в старинном платье на кринолине и роскошной шляпе, непременно с масштабным страусиным пером, я так вошла в роль утонченной дамы, что едва не сняла тонкую перчатку, перед тем как притронуться к массивным перилам. Игорю мой фарс понравился. Он великосветским тоном осведомился, не угодно ли даме посетить замок маркиза Карабаса. Потом изобразил мушкетерский поклон и больно вмазал откинутой рукой по перилам.

– Твою мать, – прошипел он, отвешивая несильный пинок травмоопасной железяке.

– Это тебе не карниз для занавесок, – сочла возможным съехидничать я, напоминая о недавнем происшествии, доказавшем, что мой милый избранник не так уравновешен, как казалось поначалу.

– Тогда все было по-честному. Я старался изо всех сил, а он ни в какую. Надо же было на ком-то сорвать злость? Так что карниз сам виноват.

Едва ли на свете найдется хоть один карниз с более плачевной судьбой. Прожил он после покупки ровно полчаса и был завязан в узелок за злостное неповиновение. Занавески до сих пор валяются где-то на антресолях. Жаль, три дня их выбирали.

– А что он не вешался? – дуя на ушибленную руку, стонал Игорь. – Бобошеньки. Жалей меня, несчастного. Сейчас же! А то я весь дом по кирпичику разберу. Понастроили, предки, мать их перемать. Жалей меня немедленно!

Пришлось интенсивно дуть на руку, прибавив для верности приговорку: «У собаки болит, у кошки болит, а у Игорешечки пройдет».

– Мимо, – продолжил Игорь.

– Что «мимо»?

– Пройдет мимо. Подуй еще разок. У тебя такие щеки потрясающие, когда ты это делаешь.

– Отвянь, а? – не на шутку оскорбилась я.

– Ладно. Смотри. Вот она, заветная дверь в кладезь информации. Сделай трогательное лицо и жми на кнопку. Да не такое, а то ты смахиваешь на неудачливого нищего с паперти.

Мы с Игорем некоторое время напряженно слушали злобное эхо звонка, приложив уши к высоченной двухстворчатой двери. Казалось, резкий звук мчится на всех парах в глубь неведомого помещения, чтоб навеки раствориться в безднах пыльных артефактов.

На левой стороне двери, многократно покрашенной в разные оттенки коричневого, сохранились следы пребывания прошлых жильцов. Судя по отпечаткам от отодранных с мясом звонков и приклеенным подле них бумажкам, ранее в этой обители квартировали Буты, Фридманы, Синяковы и три Иванова. Была еще полустертая госпожа Запределова, которой явно не повезло. Чья-то зловредная рука изменила ее фамилию в Заперделову.

Я машинально оторвала бирку с линялым чернильным Ивановым, к несказанному изумлению обнаружив под ней набившую оскомину фамилию Березовского. Блин горелый, вот где он, оказывается, затаился! В надежде на повторное чудо поотрывала автографы остальных Ивановых, однако, к моей досаде, никаких фигурантов типа Ходорковского или Чубайса там не оказалось. Отколупав последнюю наклейку, я узрела выведенное пером затейливое «Мав…».

– Смотри – Мавроди! – азартно воскликнул Игорь, увлеченно наблюдавший за моими археологическими изысканиями.

Увы, некто «Мав…» пострадал из-за качественного канцелярского клея. Последние буквы упорно не читались. Я настаивала на невозможности такого совпадения, а Игорь бился за печально известного создателя прожорливой пирамиды. Он уже прогнозировал, каким образом мы станем проводить обзорные экскурсии в квартире-музее. Растолковывая посетителям, как, сидя на горшке, трехлетнее дарование задумывало безопасный план отъема первого миллиона.

– Про него по телику рассказывали. Он, бедняжка, страдает. Арестовали весь тираж его книжки. Так он признался, что вовсе не скрывается. Просто ему дома некомфортно – вкладчики мешают спокойно жить.

– Сволочи какие, – саркастически усмехнулся Игорь. – Неужели он так и сказал?

– Ага.

– Значит, я прав. Вот тут его убежище.

– Ты ничего не путаешь? По-моему, тут живут твои друзья.

– Отвянь, мелочь пузатая. Просто он тут жил, а потом съехал. Надо памятную доску на фасаде повесить. На белоснежном мраморе. У меня есть знакомый – просто спец по резьбе на камне.

– На кладбище трудится? – уверенно заключила я.

– Нет. Камины режет. Потом как-нибудь заскочим, полюбуемся. Но с вывеской я, пожалуй, погорячился.

Поймав мой любопытный взгляд, Игорь счел нужным объясниться.

– Моим приятелям такая реклама ни к чему.

– А что, им деньги не нужны?

– При чем тут деньги?

– При том. Как только народ прознает, что тут пахнет Мавроди, так сразу ринется тащить наличку мешками.

– Думаешь, второй раз в «г» вляпаются? Хотя… ты права, понесут как миленькие. В нас неистребима творческая жилка халявщиков.

Издав торжественный мистический скрип экстра-класса, дверь наконец изволила распахнуться. Из темноты прозвучал бодрый «привет», а затем протопали легкие удаляющиеся шаги.

Я с любопытством заглянула внутрь. Дверей, оказывается, было две штуки. Между ними на фанерных полках, покрытых неряшливыми обрезками клеенки, пылились трехлитровые пустые банки. Скорее всего, рачительные хозяева здесь хранили огурцы и прочие заготовки в прохладе, веющей от парадной лестницы.

Игорь осторожным жестом пригласил меня внутрь квартиры. Прямо пред нами на стене висели обрывки полосатых обоев и недоделанный унылый доспех рыцаря, привешенный на мощном ржавом крюке. По всей видимости, рыцарь при жизни обладал несуразной фигурой с непомерно длинными ногами и бочкообразным грудастым туловищем. Чуть ниже на ветхозаветной тумбочке с перекошенными дверцами пылилась голова, то есть шлем, в которой ей было положено находиться.

– Не боись, это рукотворное творчество одного из аборигенов. Спешу обратить внимание на отсутствие некоторых жизненно важных запчастей. Этот умелец умудрился отчеканить из листового железа такую немыслимую хрень, а про руки забыл. Так что теперь мы его зовем лорд Безрукий. Я не про автора, а про доспех. Там в кладовке еще меч валяется. Щит – на антресолях. Не знаю, как они до сих пор не рухнули.

– Так снимите щит-то, а то, неровен час, расплющит кого.

– Потом. Как-нибудь. Как только, так сразу. Честное слово, уберем. Просто руки не доходят.

Я повертела головой в поисках опасности, но, по всей вероятности, антресоли располагались где-то в другом месте. Зато поблизости от меня из уличной бетонной урны с розовой надписью в честь депутата Салаева торчало копье, на которое насадили противогаз. Меня передернуло при виде острия, высовывающегося из выбитой глазницы.

Игорь тем временем продолжал сагу про изготовителя негодных доспехов.

– Невероятный был сосед. Все, что ни начал, ничего не закончил. Дом начал строить, до крыши дошел и продал за бесценок. Ремонт в комнате бросил на полпути. Все жену себе искал. Чтоб юная и непорочная. Один раз казашку приволок на смотрины. Вместе с папой-казахом и еще кем-то из родни. Они как глянули на такое дело, да отвергли жениха за профнепригодность.

– Не ври. Такого не бывает. Они за прописку на все готовы.

– Бывает. Сам свидетель. Потом он долго страдал. Пока не научился по Интернету знакомиться. Только все впустую.

– Страшный такой? – предположила я, проникшись страданиями неведомого горемыки.

– Да как тебе сказать? – Игорь явно пытался определиться с градацией мужской половины человечества на страшных и не очень.

– Рост какой? – попыталась помочь я.

– Да нормальный. Чуть ниже среднего. Или около того. По-моему, нормальная внешность. Не страшнее многих. У него с общением проблемы были, а так вполне адекватный мужик. Когда мозгоклюйством не страдает.

– А куда он подевался? – осторожно полюбопытствовала я, протягивая руку к черному телефону, прикрепленному к стене.

– В шаманизм ударился. Бывало, запрется у себя в комнате и сутками долбит в бубен.

– Зачем? – Я машинально протянула руку, снимая с блестящих рогулек старинную трубку.

– Облака разгоняет. Только они об этом не знают. Рассказывал, что у него получается на мировую экономику влияние оказывать. – Игорь неловко споткнулся о штабель искривленных дубовых досок. – Провалялись черт знает сколько – совсем повело.