Сэр!

Я пишу это письмо второпях, всем сердцем надеясь, что оно дойдет до Вас. Через несколько часов ее высочество и я отплываем из порта Линна. Предложенный Вами план не нашел поддержки у принцессы. С Божьей помощью мне удалось отговорить ее от неразумной попытки бежать в Рим для встречи с папой. Надо сказать, отличительным качеством принцессы является ни с чем не сравнимая неустрашимость. Но как бы то ни было, я, конечно, сумел бы вернуть ее под надзор опекунов, если бы планы ее высочества не стали известны нашим недругам. На принцессу было совершено покушение. Являлось ли его целью похищение или нечто худшее, я не знаю, но мне удалось временно спрятать ее в надежном месте. Я искренне надеюсь, что Вы одобрите мои действия, и считаю настоятельно необходимым немедленно увезти ее высочество отсюда в более безопасное место, хотя я не могу назвать его здесь, в этом письме, опасаясь, что оно попадет в чужие руки. Принимая во внимание то обстоятельство, что мы вынуждены будем путешествовать вместе, я, конечно, настоятельно потребую выполнения главного пункта Вашего первоначального плана. Заверяю Вас, что буду свято хранить жизнь и честь принцессы, не щадя самого себя. С нетерпением жду Ваших дальнейших действий, в результате которых — я уверен — Вам удастся устранить грозящую принцессе опасность. А пока обещаю связаться с Вами при первой возможности.

Ваш покорный слуга Ш. Дрейк.

Принцесса!

Покинув Вас и поразмыслив хорошенько над сложившейся ситуацией, я пришел к заключению, что Вы были совершенно правы. План, предложенный Палмерстоном, не совсем удачен и ведет нас к цели долгим путем, отдаляя тот день, когда в Ориенсе должна произойти неизбежная развязка. Поэтому я предлагаю Вам начать незамедлительно действовать на свой страх и риск.

Завтра утром отправляйтесь на прогулку как можно раньше, но так, чтобы это не вызвало подозрений у Ваших домочадцев. Идите прямо туда, где Вы обычно встречаетесь со Стовеллом, он уже будет в курсе и сопроводит Вас к месту назначения.

Не берите с собой никакого багажа, кроме тех необходимых вещей, о которых мы с Вами заранее договорились, — постарайтесь не возбуждать лишних подозрений. Нам необходимо выиграть время, прежде чем Вас хватятся. Единственное, что вы должны сделать накануне, — это написать письмо папе, которое он должен получить до нашего приезда. Опишите подробно все свои обстоятельства так, как Вы о них рассказывали мне. Очень важно, чтобы Вы были как можно более убедительны, ведь мы можем задержаться в пути, и Ваше письмо, которое должно дойти до Рима прежде, чем папа примет окончательное решение по поводу Вашего брака с дядей, будет иметь, таким образом, решающее значение. Но ни в коем случае не отправляйте письмо сами. Вы отдадите его мне сразу же, как только мы встретимся, и я отправлю его по своим надежным каналам.

Если Вы хотите, чтобы мы победили, Вы должны отныне точно следовать всем моим указаниям. И главное, мышка, одевайся теплее.

Ваш покорный слуга и друг Ш. Дрейк.


P. S. Уничтожьте это письмо сразу же по прочтении.


Его высочеству, принцу Клоду Николя Ориенскому.


Сэр!

Будучи, по моему глубокому убеждению, человеком, заботящимся о благополучии своей семьи и относящимся с особой любовью к ее высочеству принцессе Олимпии, Вы, смею надеяться, простите мне мою дерзость, с которой я осмеливаюсь обращаться лично к Вам в этом письме. Я пишу строго конфиденциально по делу чрезвычайной важности, не терпящему отлагательств.

Вместе с моим письмом Вы получите послание принцессы, написанное ею собственноручно и, к счастью, перехваченное мной, прежде чем оно было отправлено адресату. Как вы увидите, принцесса совершенно неопытна в вопросах политики и отличается достойной сожаления импульсивностью, качеством, которое она с течением лет, повзрослев, несомненно, преодолеет в себе. А пока, думаю, в интересах всех озабоченных ее судьбой будет разумно держать ее под неусыпным надзором и по мере возможности отдалять ту минуту, когда она примет в свои руки власть в государстве.

Будучи искренним другом Вашей страны, я взял на себя заботу о ее высочестве, отправив ее в надежное место на время, пока в Ориенсе царит нестабильность. Будьте уверены, что я сумею убедить ее не предпринимать никаких активных действий. Несмотря на импульсивность, свойственную юности, принцесса, в сущности, очень хорошая девочка, и это дает мне право быть уверенным в том, что впоследствии она будет всегда прислушиваться к мудрым советам своего дяди.

Не сомневаюсь, что Вы изъявите желание, чтобы Ваша племянница жила в комфорте, соответствующем ее положению. Для этого будет достаточно одного Вашего кредитного поручительства, составленного на имя Мустафы Эффенди Мурада и отправленного в Белград, в расположение турецкого гарнизона.

Прошу Вас не мучить себя напрасной тревогой по поводу того, что принцесса находится именно там, где сейчас свирепствует страшная эпидемия. Уверяю Вас, ни я, ни она даже не думаем ехать в этот город.

Доброжелатель.

На рассвете Олимпия уже плыла в плоскодонке по протоке между болотистыми берегами. Слыша приближение лодки, со спокойной глади воды и из прибрежных зарослей целые стаи водоплавающих птиц взмывали ввысь, нарушая тишину этих заповедных мест хлопаньем крыльев. Их силуэты ясно вырисовывались на фоне окрашенного первыми лучами зари утреннего неба. Птиц было так много, что казалось, они могут заслонить собой солнце, закрыть все небо. Кружа поодиночке и целыми стаями, они направлялись в сторону моря.

В утреннем морозном воздухе от дыхания шел пар. Олимпия, одетая в брюки из плотной тяжелой ткани и толстый вязаный свитер, который Фиш подарил ей несколько лет назад, сидела в лодке, съежившись и нахохлившись, как воробей. В шерстяных рукавицах, сапожках, в которые были заправлены ее брюки, в слишком большой для нее шляпе с широкими полями, опущенными вниз и скрывающими ее волосы, Олимпия походила на какое-то диковинное животное. «Настоящий болотный тигр» — так сказал Фиш.

В эту минуту она действительно предпочла бы участь дикого хищника, обитающего здесь на болотах, и провела бы остаток жизни в этом угрюмом и прекрасном краю; ей так не хотелось покидать места, ставшие для нее родными, и пускаться в путь, где ее подстерегали неведомые опасности. Олимпия любила болота. И в этом была заслуга Фиша, он научил ее наблюдать за птицами, узнавая их по полету. Она умела чистить и заряжать ружье, а затем класть его плашмя на колени и гихо подплывать к уткам. Она знала, как правильно расставлять сети на угрей и зуйков. Олимпия не страшась ходила по болоту, когда надо было подобрать подстреленную дичь.

Джулия была, конечно, красива, умна и очаровательна. Она прочла много книг и немало путешествовала в своей жизни. Видела Лондон, Париж, Рим. Фиш Стовелл не умел ни читать, ни писать и никогда не бывал дальше Линна, где кончались топи. Он жил один на болоте, в домике, который затопляло во время половодья через каждые три года. Джулия была компаньонкой Олимпии, а Фиш — ее семьей. При встрече он ничего не сказал ей, кроме самых необходимых слов, касавшихся лодки и шлюзов на канале, ведущем в Линн. Этот канал соединялся с широким руслом Ауз и зимой, когда шли дожди, становился судоходным. Плоскодонка проплывала мимо многочисленных лихтеров, груженных углем и стоявших на причале. Заметив на горизонте шпили и башни Линна, Олимпия закусила губу от волнения.

— Где ты должен меня оставить? — спросила она Фиша, нарушая наконец молчание.

— В таверне «Гренландия».

Больше он ничего не сказал. Олимпия видела, что русло реки в этом месте стало необычно широким, а количество судов, двигавшихся по водной глади, увеличилось. Плоскодонка Фиша казалась теперь такой маленькой среди них. Увидев настоящие парусники и торговые суда, Олимпия в волнении сжала кулаки.

— Я его здесь не найду, — убежденно сказала она.

— Если ты его здесь не найдешь, я отвезу тебя домой, — спокойно возразил Фиш.

Олимпия повернулась и внимательно взглянула в обветренное лицо Фиша, на котором выделялась седая борода. Он бросил на нее ободряющий взгляд, кивнул, а затем встал и направил лодку, умело работая веслом, в один из городских каналов. Олимпия спрыгнула на землю и помогла Фишу привязать лодку, причалившую как раз напротив здания таможни.

Никто не обращал на них никакого внимания: обычный житель озерного края с тремя мешками дичи, перекинутыми через плечо, и коренастый полный паренек, закутанный до подбородка в побитый молью шарф.

Фиш продал дичь мяснику на Королевской улице, а затем они направились к таверне, завсегдатаями которой были китобои.

Ноги Олимпии заплетались, девушка невольно замедлила шаг, чувствуя, как гулко бьется сердце у нее в груди. Если бы она не шла по пятам Фиша, который приказал ей не отставать, то, пожалуй, вообще остановилась бы или повернула назад.

На пороге «Гренландии» Олимпия подняла глаза и взглянула на массивную деревянную дверь. Еще было не поздно дернуть своего спутника за рукав, кивнуть в сторону реки и вернуться назад. Фиш не бросил бы ей ни слова упрека. Он не сводил с нее вопросительного взгляда, ожидая окончательного решения. Олимпия спрашивала себя, чувствует ли он сейчас такую же грусть от предстоящей разлуки, как и она, сжимается ли его сердце при мысли, что отныне он остается совершенно один посреди бескрайних болот.

Взгляд карих, умудренных жизненным опытом глаз Фиша скользил по лицу Олимпии, как скользил обычно по озерам и топям. Он сунул руку в карман и вытащил небольшой полотняный мешочек.

— Вот, — сказал он, — возьми это, мой мальчик. Олимпия сразу же догадалась, что в мешочке лежит старая губная гармошка Фиша. Она открыла было рот для того, чтобы возразить, но тут же передумала, не желая портить последние минуты перед разлукой со своим старым добрым другом. На ее глаза навернулись слезы. Девушка наморщила нос, а затем утерла его рукавом, словно деревенский мальчишка.