Андрей Матвеев - Летучий голландец

Максим разворачивается и плывет обратно.

Белые дома сбегают к воде, белые дома плывут навстречу.

Вон там, слева, клуб «Галикарнас».

Вилли может быть там со своими дурацкими телегами.

А может и в любом другом клубе, здесь их множество.

Или в местечке рядом, Гюмбете, там еще больше.

Надо пойти в город, поесть и посмотреть афиши.

И взять какую-нибудь местную газету, здесь ведь должны быть газеты…

Банан подплывает к борту, хватается за леер и поднимается на палубу.

Обсыхает и чувствует, что хочет спать.

Море убаюкало, успокоило, выгнало адреналин.

Ложится под тент и мгновенно засыпает.

Даже не проваливается в сон — просто закрывает глаза и отрубается.

А когда снова открывает их, то уже смеркается.

Ларисы все еще нет, как нет и ее турка.

Самое время пойти и поесть.

Максим одевается, закрывает каюту, прячет ключ в указанном месте и сходит на берег.

Корма «Рая» теряется в сумерках, на набережной загораются фонари.

Банан ныряет в какую-то арку и вновь выходит на набережную. Непрерывная вереница ресторанчиков и кафе, хорошо, что цены выставлены прямо на улице.

Выбирает, где подешевле, за столиком сидит один, возле соседнего официант веселит посетителей — мужчину средних лет с дочерью и пару, он тоже средних лет, она — помладше, официант показывает им забавный трюк с рюмкой.

На столике перед ними — газета.

У Банана дрожат руки: газета ему необходима, но как бы ее взять?

Официант шкурой чувствует, что один из клиентов нервничает.

Быстро заканчивает трюк, облитая водой девочка-подросток радостно смеется, ей вторят остальные.

Официант раскланивается и исчезает, а появляется уже с подносом, на котором заказанная Бананом еда.

— So funny! — говорит Банан.

— Очень смешно! — соглашается официант и ставит перед ним тарелку с барабулькой, которую местные называют странным именем «барбунька».

И бутылку белого вина.

— Newspaper! — говорит Банан, глазами показывая на все еще смеющуюся компанию.

— Just a moment! — предлагает подождать ему официант и опять растворяется в совсем уже черной бодрумской ночи, а когда появляется, то в руках у него обещанная газета.

Называется «Aegean sea» — «Эгейское море».

Банан ест жирную барбуньку и запивает легким вином.

С моря дует ветер, полная луна выползла на самую середину неба.

Нужное объявление на седьмой странице, предпоследней, в самом низу.

«Nightmare party! МС Adamastor and his terrible rap! The special guest of Bodrum rap-festival. The Halikarnas club. Only one night!»

«Вечеринка кошмаров! МС Адамастор и его устрашающий рэп! Специальный гость Бодрумского рэп-фестиваля. Клуб Таликарнас». Только одна ночь!»

И дата.

Завтрашнее число.

Банан склабится.

В кровь опять поступает адреналин.

Веселящаяся компания расплатилась и ушла.

Он тоже расплачивается, и с тоской думает, как мало лир и долларов у него осталось.

Хорошо бы найти Вилли здесь.

Найти и отобрать ампулу.

Об остальном можно будет думать потом, решать проблемы надо по мере их поступления — так однажды сказал ему грузный.

Но если что-то случится и встречи не произойдет…

Или Вилли окажется хитрее…

То, что он сильнее, Банан уже знает. Здоровенный черный чувак. Громила.

Банан опять выходит на набережную и идет по направлению к «Раю».

Смешной карликовый кролик с длинными темными ушками ест вареную кукурузу, которую продает такой же веселый, как и недавний официант, очередной местный турок в белой рубашке и черных брюках.

Кролик ест кукурузу аккуратно, держа початок передними лапками.

Ветер с моря усиливается, луна занимает уже половину неба.

Возле продавца кукурузы кучкуется народ. Курящий сигару толстяк в шортах. Его спутница в длинной белой юбке. Мамаша с двумя детьми.

Тут же и папаша, с незажженной сигаретой в руке. И тощая девица с плоской грудью и короткими черными волосами, явно крашенными.

Большим пухлым ртом и злыми холодными глазами.

Она наклоняется поближе к кролику. Банан смотрит на плотно обтянутые джинсами ягодицы. Не выдерживает и легонько гладит рукой, И тут в него будто ударяет молния — женщина оборачивается, в глазах ненависть.

— Excuse me! — говорит Банан и добавляет: — But you so beauty!

— He понимаю! — отвечает та по-русски.

Банан облегченно вздыхает и по-русски повторяет только что сказанную фразу:

— Извините! — говорит он — Но вы такая красавица!

Ненависть исчезла, зато появилась растерянность.

Кролик перестал есть кукурузу и начал умывать мордочку, как кошка.

— Смешной! — говорит Банан.

— Вы здесь давно?

— С сегодняшнего утра! — нейтральным голосом отвечает Банан, чувствуя, как запах желания, исходящий от худой особы, становится нестерпимым.

— Марина! — говорит та и кокетливо протягивает руку.

Он называет свое имя.

— Вы в каком отеле остановились? — спрашивает она.

— Я не в отеле, — говорит Банан, — я у знакомых. На яхте…

— И я не в отеле, — говорит Марина, — в апартаментах, так дешевле…

— Хочешь где-нибудь посидеть? — спрашивает Банан, машинально проверяя, в кармане ли оставшиеся деньги.

Та кивает головой.

Они оставляют в покое принявшегося за следующий початок кролика и идут к ближайшему бару.

«Если я не найду завтра Вилли, — думает Банан, — то мне кранты…»

Бар называется «Moonlight driver», стойка прямо под навесом на улице. Банан помог Марине взобраться на табурет и почувствовал, что его ладони стали потными.

— Что будешь пить? — спросил он.

— Немного виски! — расслабленно ответила она и достала из сумочки сигарету.

Где-то в небе, совсем рядом с улыбающимся шаром полной луны, открылись дополнительные отверстия, и очередная порция веселящего газа хлынула на город Бодрум, некогда Галикарнас.

Перед ними поставили два стакана с виски. Банан рассчитался и подумал, что ничего не бывает просто так, видимо, это тоже входит в неведомые планы того, кто все затеял.

За стойкой на стене висела афиша, напоминающая о nightmare party МС Адамастора.

По крайней мере, ему будет с кем туда пойти!

Она всегда хотела уехать и почти никогда никуда не уезжала.

Не потому, что не могла — боялась, как и всего в жизни. Хотя будучи Скорпионом по гороскопу, внешне вела себя совсем иначе — смело, нахраписто, временами развязно и вызывающе: лишь бы никто не заподозрил ее в том, что она боится.

Родителей, мужчин, начальников — когда в ее жизни появились начальники — и даже подруг.

А чтобы меньше бояться, она вывела для себя особый жизненный закон, по которому всё в этом мире есть просто сделка.

Родителям хотелось, чтобы она была достойной дочерью, — она, насколько это получалось, и была такой, даже когда ей исполнилось двадцать, затем двадцать пять, она продолжала быть примерной девочкой, но это стоило родителям ежемесячных пожертвований, а когда они не поступали, то она просто переставала им звонить.

Что касается мужчин и начальников, то эти два понятия в ее жизни стоило объединить, она спала со всеми мужчинами, которые были ее начальниками, а значит, что и со всеми начальниками, которые были мужчинами.

Женщин она боялась еще больше, потому что на самом деле ее тянуло именно к ним, может, из-за того, что была она не просто стройной, а худой, с маленькой грудью и еле заметными сосками, да и между ног у нее было не так уж чтобы совсем просторно, и каждый второй самец — а все мужчины однозначно самцы — делал ей больно, пусть даже потом на смену боли приходила вначале та теплая, а затем и обжигающая волна, лучше которой временами она ничего не могла представить.

И на какое-то время это мирило ее с собой.

Но только — на какое-то время, пока она опять не начинала думать, что всем надо от нее лишь одного: обидеть, унизить, попользоваться, заплатив при этом как можно меньше.

Последний начальник попользовался ею дома, потом взял с собой на очередные переговоры в Барселону, а там внезапно решил расплатиться с ней на всю последующую жизнь. Купил билет на самолет, заказал место в автобусе, оплатил проживание в Бод-Руме, и даже сделал так, что на месте ее ожидал еще один билет — уже домой.

Но все это с условием — больше она его никогда не увидит.

Хотя положенные за внезапное увольнение деньги он ей тоже выплатил, наличными, в Барселоне.

Сказочная отчасти история, если бы только этом все закончилось.

Она не могла даже выплакаться как следует — последний вечер они провели в ресторане, потом была последняя ночь, она напилась и утром не могла вспомнить, что он с ней делал, но болели все отверстия, и она подумала, что, может быть, и хорошо, раз все происходит именно так.

Вот только поплакать все равно надо.

Лучше уже в самолете.

Только в самолете ее соседом оказался здоровенный черный, и она весь полет дрожала от непонятного страха — от него пахло чем-то совершенно незнакомым, беспробудно чужим, хотелось залезть под кресло, свернуться там малюсеньким комочком, чтобы лишний раз не попадаться ему на глаза.

Так что она не смогла выплакаться, как не сделала этого и в автобусе — дурная шутка, но сосед по самолету тоже оказался в нем и даже подмигнул, тихо насвистывая туповато-ритмичный мотивчик.

Внезапно ее заинтересовал большой перстень па безымянном пальце черной руки.