Потом все же сделал вдох, затем — выдох, и вновь посмотрел вниз.

В белесоватой, влажной дымке перед ним распахнулась Барселона. С торжественными шпилями соборов и огромной чашей стадиона «Ноу Камп». С Готическим кварталом и Триумфальной аркой, с базиликой Санта-Мария-дел-Мар и парком Гуэль. С бульваром Рамблас и статуей Колумба, за которой начинался порт. Отсюда хорошо была видна гавань, и длиннющий насыпной мол, у которого двумя белыми призраками парили на едва различимой с высоты горы Монтжуйк водной глади Средиземного моря круизные многопалубные лайнеры. Но напряжение никак не отпускало, а Вилли все звонил и звонил чуть ли не из каждого встречающегося на пути автомата, но все без толку.

И они вновь спустились в город, странными путями Вилли довел его от фуникулера до площади Каталонии, они прошли подземным переходом и вынырнули из него как раз напротив «Hard Rock Cafe».

Тогда-то Вилли и сказал ему:

— Это великий город!

А потом произнес:

— Это крутой город, чувак!

Время перевалило за три, в разгаре была сиеста.

В животе опять квакало.

Они зашли в Макдоналдс, что в самом начале Рамблас, взяли по гамбургеру, коле и кофе и поднялись с подносами на второй этаж.

У Банана кружилась голова.

Он надкусил нелепую американскую булку и подумал, что город за окном встречает его очень странно хотя в первый раз он попал в город, где хотел бы жить.

До этого он жил там, где ему доводилось жить, а тут ему этого сразу захотелось.

Но он был здесь незваным гостем, с документами на имя невнятного коста-риканского господина, да и сопровождающий его то ли компаньон, то ли наперсник пусть и чувствовал себя здесь как рыба в воде, был слишком темен кожей, и глаза его таили в себе нечто, чему Банан никак не мог подобрать определения.

Максим вдруг подумал, что не исключено — сегодня он умрет.

Но если где и умирать, то именно в Барселоне, тогда на какое-то время, но ты все равно станешь частичкой этого города.

Хотя бы потому, что в графе «Место смерти» напишут: Барселона…

Банан дожевал гамбургер, выпил уже остывший кофе и спустился вниз.

Вилли опять звонил, было ясно, что на этот раз Адамастор дозвонился.

Говорил он с кем-то на испанском, безбожно коверкая слова, а потом вновь перешел на английский.

Но Банан ничего не слышал, он даже не пытался прислушиваться — чему быть, того не миновать, время подошло к четырем, сиеста заканчивалась, с платанов на Рамблас опадала сухая листва, а зеленые пятипалые листья шелестели на свежем ветерке, дующем со стороны порта.

Вилли вышел из Макдоналдса следом и сказал:

— Через час нас ждут!

— Кто? — поинтересовался Банан.

Вилли стал необыкновенно серьезным, помолчал минуту, а потом ответил:

— Один мой старый знакомый, еще с Брайтона…

Банан все понял.

Пока они летели на Кипр, а потом ждали в Никосии рейса на Барселону, Вилли успел рассказать ему не только о том, как он чуть не пришил своего отчима, но и как в его жизни появился человек, называющий себя Даниэлем.

И еще он обмолвился о Белом Тапире.

Когда Вилли заговорил о Белом Тапире, то голос его начал дрожать.

И он странно посмотрел на Банана и на никелированный термос с ампулой.

Но потом объявили рейс на Барселону, они пошли к нужному выходу, и было уже не до рассказов.

А сейчас загадочный Даниэль ждал их через час.

Судя по всему, это было недалеко — Вилли умерил свою прыть и лениво шел по Рамблас.

Они остановились у живых скульптур — Банан так и не смог понять, кого они изображают.

Затем притормозили у большой клетки с попугаями, и Вилли вдруг принялся щебетать, а попугаи недовольно хрипели в ответ, и Банан засмеялся.

Вилли посмотрел на часы.

Оставалось еще с полчаса, они присели за столик в первом встречном кафе, и Вилли заказал пива.

Банан почувствовал, как напряжение спадает вместо этого подползает страх.

Платаны все так же лениво шелестели зелеными пятипалыми листьями, а желтые медленно отрывались от ветвей и плавно падали на бульвар.

Банан незаметно проверил, как держится на ремешке термос.

— Пойдем! — наконец сказал ему Вилли.

Банан молча кивнул.

Вилли расплатился и повернул в сторону ближайшего перекрестка.

Они перешли на другую сторону, Вилли внимательно смотрел по сторонам.

Внезапно он остановился, потом вновь пошел — между двумя домами была узкая щель, и Вилли нырнул в нее.

Банан последовал за ним.

Это был жилой квартал, но первые этажи сплошь заняты офисами.

Было тихо и безлюдно.

Шум Рамблас остался позади, они вынырнули в ином мире.

Нужный им дом был пятым по правой стороне, в здании один подъезд, возле него два чугунных фонаря и красивая скамейка.

А у входа, по обе стороны от двери, висело несколько латунных и медных табличек.

Вилли начал пялить на них глаза, зачем-то шевеля губами.

Третья табличка слева гласила на английском:

«The International Institute of Postcontact Reabilitation».

— Что за хрень? — поинтересовался Банан.

— Понятия не имею, — ответил Вилли, — но мне сюда!

— А я? — спросил Банан.

— А ты подожди, — сказал Вилли, — вот видишь, какая скамейка шикарная!

Банан сел на шикарную скамейку и стал наблюдать, как Вилли нажимает кнопку домофона у нужной таблички.

Вскоре дверь открылась, и МС Адамастор исчез в глубине здания.

А Максим достал сигарету, прикурил и начал смотреть на асфальт.

Тот был серым, почти таким же серым, как и в том городе, где он жил.

Но все равно — другим, более теплым, что ли.

Скоро Максиму надоело смотреть себе под ноги и он уставился на дверь.

Та была плотно закрыта, внутри, на одном из этажей, находился Международный институт послеконтактной реабилитации.

И никто не мог объяснить ему, что это за фигня.

Банан докурил сигарету и закрыл глаза.

Судя по всему, Даниэль, босс Вилли, чуть ли не президент этой фигни.

Или директор.

Какого только бреда не бывает в мире!

Видимо, здесь реабилитируют тех, кто повстречался с пришельцами.

Приводят их в норму, вновь учат общаться с людьми.

Любить обычных женщин, а не чешуйчатых, и говорить на человеческих языках, а не на тех, на которых общаются…

Кто?

Ну эти…

Хотя, может, это просто крыша, подумал Банан.

Под видом межконтактной реабилитации они тут гонят героин…

Или ставят какие-нибудь опыты…

На Палтусе тоже ставили опыты, и Палтус пропал..

От него осталась сперма, и она сейчас в ампуле. ZZX 222.

Он знает это сочетание наизусть.

Только до сих пор не понимает, что ему с этим делать.

Действительно — все вышло из-под контроля, а ведь тот черный чувак во сне велел ему сделать вполне определенную вещь.

Вилли все еще торчит в институте.

Наверное, трахает какую-нибудь чешуйчатую, каждые пятнадцать минут у Вилли возникает желание кого-нибудь трахнуть…

А сам он так и не трахнул Марго, хотя она этого хотела…

Интересно, выплыла она или нет?

Скорее всего, что да, такая женщина не может утонуть…

Как их называет Вилли?

Чиксы?

Клевая чикса с крутым набором гамет…

Ему надо было взять шприц, надеть перчатки, широко раздвинуть ей ноги и оплодотворить. Влить содержимое ампулы между ног Марго.

И она бы понесла, была бы сейчас беременна ребенком Палтуса.

А потом родила, и что бы он стал делать?

Банан чувствует, что засыпает, солнце все еще жжет, хотя и не так сильно, как днем.

Уже шестой час, скоро начнет смеркаться — к восьми должно стать совсем темно, интересно, выползет ли Вилли до этого времени?

С утра было безумное напряжение, а сейчас странный, чуть ли не абсолютный покой.

Наверное, к смерти…

Смерть нашла его в Барселоне.

В городе, где хочется жить…

Ему больше нигде так не хотелось жить, как сегодня в Барселоне.

Только, наверное, это была бы совсем другая жизнь…

Тогда он действительно был бы Рикардо Фуэнтесом.

Или — Исидро Тамайо, Вилли на этого Исидро со своей рожей не тянет…

Где же Вилли?

Уже седьмой час, Вилли надолго застрял у таинственного Даниэля.

Глаза совсем не смотрят, Банан засыпает, и ему ничего не снится.

Он спит крепко и безмятежно.

Улица пуста, отчего-то по ней никто не ходит.

Точнее — почти никто, но редкие прохожие не обращают на Банана никакого внимания.

Дверь из подъезда открывается, на улицу выходит Вилли.

Он молчит и таинственно улыбается.

Банан спит и все так же не видит снов.

Вилли делает странный круг и подходит к нему сзади.

— You are nice guy, Banana! — говорит Вилли и внезапно бьет его ладонью по шее.

Тот хрипит и валится на асфальт.

Вилли достает из кармана шприц и быстро делает укол.

Затем бережно поднимает сосуд с глазом бога, вешает себе на плечо и только потом, так же бережно, взваливает себе на спину бесчувственное тело Максима.

И тащит к припаркованному рядом с подъездом «сеату», возле которого уже стоит вышедший из подъезда следом за Вилли стройный, седоволосый, черный человек с мрачными глазами.

Даниэль открывает багажник, Вилли укладывает туда Банана и захлопывает крышку.

— Он не задохнется? — спрашивает он у Даниэля.