До сих пор она всегда носила джинсы и свитер, но понимала, что с одеждой будет сложнее всего на фоне всех этих моделей и знаменитостей, в их шикарных и дорогих нарядах. Она неделями бегала по маленьким магазинчикам Манхэттена, пока наконец не решила, что ей нужен строгий стиль. У нее будет что-то вроде униформы — черные брюки, белая блузка, черный свитер и широкий мягкий черный кожаный пиджак на холодную погоду, когда ей придется отправляться по делам. Она позволила себе лишь одну уступку — ее белые блузки будут всегда шелковые.

С удовлетворением она оглядела свой новый образ в зеркале. На этот раз перед ней стояла очень высокая девушка, но выглядевшая пропорционально благодаря своей необыкновенной стройности и длинным ногам. Блестящая белая блузка оттеняла ее бледную кожу, и ее глаза с тенями казались дымчато-серого цвета. На крупном прямом носу были едва заметные веснушки.

Довольная собой, она улыбнулась своему отражению. Она почувствовала в этот момент, что добилась своего. Это была Даная Лоренс — фотограф. Именно этого она хотела.

Хотя Брахман никак не отреагировал на ее новый облик, Даная знала, что он заметил. В последующие месяцы он все больше и больше занимал ее в студии; его клиенты начали узнавать ее и дружески приветствовали, приходя в студию.

Рик Валмонт, первый ассистент Брахмана, ревниво следил за Данаей, как коршун, готовый каждую секунду вцепиться в нее. Его раздражали успехи Данаи и частые похвалы Брахмана. Он делал все, чтобы осложнить ее жизнь. Он первым кидался приветствовать клиентов, входящих в студию, оттесняя их от Данаи, в чьи обязанности входило встретить их и провести к Брахману. Он сам отводил их в костюмерную и звал к ним гримера и парикмахера. Валмонт делал все, чтобы она и близко не подходила к их клиентам, надеясь, что, покинув студию, они будут помнить его. Валмонт делал это в расчете на будущее. И когда придет подходящий момент, он попытается испортить ее отношения с Брахманом.

В тот день, когда он должен был отправиться в Европу, чтобы фотографировать с Брахманом коллекцию одежды, Валмонт попал в аварию. Он возвращался из магазина фототоваров, когда его такси врезалось в другое на пересечении Пятой авеню с Четырнадцатой улицей. Новые лампы с двойной спиралью были разбиты, равно как и нос и правая рука Валмонта. Даная толком не смогла понять, какая потеря больше огорчила Брахмана, хотя она и подозревала, что это были лампы. И она была с ним совершенно согласна, потому что Брахман был мастером своего дела и достигал вершин своего мастерства благодаря последнему слову техники.

Отослав новую девушку, которая теперь готовила чай вместо Данаи, с различными поручениями в город, Брахман носился по студии, выкрикивая указания Данае. Она звонила, не переставая, в магазины, чтобы прислали замену разбитым лампам, взяла на себя все обязанности, которых были вагон и маленькая тележка, входивших в компетенцию Валмонта.

Брахман был просто невозможен!

— Звоните в Париж, — приказывал он. — Договоритесь, чтобы я занял свой обычный номер в «Криллоне». И пусть они закажут билеты на шесть часов в четверг на Вольтера. И пока вы будете это делать, проверьте, забронирована ли гостиница в Милане, — не доверяю этим агентам из бюро путешествий с тех пор, как один из них забыл о разнице во времени и забронировал мне номер на ту ночь, когда я еще не приехал, и оставил меня, Брахмана, без номера на всю неделю в городе, переполненном потенциальными клиентами и журналистами! Да, еще одно! Даная, свяжитесь с моим портным в Париже — он шьет для меня рубашки, номер в телефонной книге, скажите ему, что я смогу заехать к нему и выбрать материал десятого числа… Да, позвоните уж и Лоббсу в Лондон относительно туфель для меня… Еще позвоните моему врачу и попросите, чтобы он меня срочно принял. Я должен видеть его немедленно. У меня снова болит спина…

К половине пятого ухо Данаи горело от долгих телефонных разговоров, а сама она была измучена попытками объясниться на французском и итальянском с нетерпеливыми операторами и иностранными консьержками. В этот момент она услышала крик Брахмана из студии:

— Где мой чай, Даная?.. Уже давно пора…

И ни слова о том, что ей пришлось столько работать. Ни слова благодарности за то, что она выполнила все его поручения…

Кипя от гнева, она приготовила чай и осторожно понесла поднос в студию на верхнем этаже.

— Ну наконец-то! — нетерпеливо воскликнул он. — Чем вы занимались все это время?

Даная со злостью взглянула на него, с трудом сдерживая желание выплеснуть чай ему в лицо. Она лишь поставила поднос и направилась к двери.

— А сейчас куда вы идете? — требовательно спросил он.

— А сейчас я иду что-нибудь перекусить, — сердито ответила Даная. — Дело в том, что у меня не было ни минуты, чтобы пообедать, поскольку на меня свалились еще и все обязанности Валмонта, да еще вы заставили меня сделать столько телефонных звонков.

Он тоже ответил ей сердитым взглядом, и вдруг совершенно неожиданно его худое, симпатичное лицо расплылось в улыбке.

— А может, подождете еще немного, — предложил он, — выпейте пока чаю, расслабьтесь. А потом мы вместе сходим съесть пиццу — я тоже голоден.

Она так устала, что не знала, смеяться ей или плакать…

Брахман действительно был невозможен! Он издевался над ней и относился, как к рабыне, а потом вдруг делался мягким и снисходил до нее, относясь к ней, как к другу. Если бы он не был таким чертовским гением, она бы ни на минуту не стала его терпеть… Но она должна признать, что просто боготворила его.

Брахман сидел, развалившись в большом кожаном кресле, чай стоял нетронутым, а его широкие брови были задумчиво нахмурены.

— Позвоните в «Бритиш Эаруэйз»,[10] — бросил он ей. — Скажите, чтобы они поменяли билет Валмонта на вашу фамилию.

От неожиданности горячий чай обжег горло Данаи, когда она услышала это.

— На мою? Но как я… Я имею в виду, что ведь завтра… И почему я?

— А кто еще знает, как работать со мной? Вы можете сделать все, что нужно, разве нет? Лучше скажите мне сейчас, если вы действительно думаете, что не справитесь, Даная. Там дел будет по горло. Я думаю, вам придется бегать, толкаться, пробиваться через толпы, чтобы достать то, что мне может понадобиться, и может случиться так, что, пока соберутся все манекенщицы, пока прибудет одежда от модельеров, могут пройти сутки, снимать будем ночью. Это тяжелая работа, сплошное сумасшествие… Я надеюсь, что именно вы поможете мне.

Его темные глаза с вызовом смотрели на нее, в то время как он ждал ее ответа, а она уже волновалась о паспортах и успеет ли она уложить вещи. Это был шанс всей ее жизни — поехать в Европу на показ моделей самого высокого уровня в качестве первого помощника Брахмана. Это значило, что она окажется с ним наедине в самом романтическом городе мира — Париже. Она сама не знала, что больше привлекало ее в этой поездке.

— Ну так как же? — спросил он. — Какой ваш ответ: да или нет?

— О, да, — прошептала она. — Конечно, да!

Она мечтала о том, что они вместе полетят на самолете до Милана и, пролетая над Атлантикой, будут пить шампанское и вести содержательную беседу. На деле Брахман просто разлегся на двух сиденьях первого класса и тут же заснул. Она выпила два бокала шампанского, не спуская глаз с его неподвижного, бледного лица, гипнотизируя его своим взглядом, надеясь, что он проснется. Но он не проснулся, и шампанское потеряло свой вкус и показалось ей водой.

Когда самолет приземлился в миланском аэропорту Мальпенза и остановился, Брахман руками пригладил свои взъерошенные волосы, снял черную повязку с глаз и сказал:

— Я сразу еду в отель. Позаботьтесь здесь обо всем, и как можно скорее.

У нее ушло не меньше часа, в течение которого она нашла их оборудование, которое каким-то образом «затерялось», когда его выгрузили из самолета, и еще не менее суматошный час на горячие, с размахиванием руками разговоры с итальянскими таможенниками, пока наконец не смогла получить его.

— Черт возьми, Даная! Где вы пропадаете? — обрушился он на нее сердито, сверкая черными глазами, когда она наконец появилась в отеле «Принципе и Савой».

Усталая, она объяснила, что произошло в аэропорту.

— Вы глупая девчонка, нужно было дать им несколько лир, — продолжал бушевать он. — И получили бы оборудование через десять минут.

Даная с сомнением посмотрела на него, а слезы копились у нее в глазах. Она была совершенно уверена, что если бы она сделала, как он говорил, то просто оказалась бы в итальянской тюрьме.

— Давайте трогаться! — скомандовал он, беря в руки «Никон» и направляясь к двери.

Все ее романтические мечты исчезали слишком быстро. Ей едва удавалось перевести дыхание, не говоря уже о том, чтобы остаться одной в комнате и вымыть руки.

— А куда мы идем? — спросила она.

Он уже летел по коридору, устланному красным ковром, направляясь к лифту.

— Не забудьте «Полароид», — бросил он через плечо. — Мы идем на репетицию к Армани.

Джорджио Армани был одним из самых знаменитых итальянских модельеров, и одной его фамилии оказалось достаточно, чтобы Даная забыла и думать о таких мелочах, как нервы, усталость, желание принять ванну и лечь спать.

Схватив камеру, она бросилась догонять его, забыв от волнения про усталость. Какой чудак выберет отдых, если можно пойти на репетицию показа мод Армани?

Всю неделю она носилась за Брахманом, таская камеры и экспонометры, оставаясь всегда на заднем плане суматохи, связанной с предстоящим показом мод, и являясь свидетелем бурных вспышек южного темперамента. Вместе с длинноногими, изысканными манекенщицами они ездили от одного модельера к другому, снимая каждое представление. Она заряжала камеры, проверяла экспонометры и часами сидела на телефоне в своем великолепном, отделанном пурпуром и позолотой гостиничном номере, обеспечивая студии и автомобили, а также заказывая столики в уже до отказа переполненных ресторанах, потому что в этот древний город съехалось огромное количество самых известных в мире владельцев магазинов, самых важных издателей журналов мод, не говоря уже о журналистах и популярных фотографах. Милан просто трещал по швам.