Поверить не могу, что получила письмо. Я словно сотню лет его прождала. И помню, я говорила тебе, что лучше узнать правду. Говорила, что эта неопределенность сильно ранит, но сейчас я бы все отдала, чтобы повернуть время вспять, когда решила на прошлой неделе: возможно. Я не идиотка. Я понимала, что это несбыточная мечта. Я знала. Но ведь на самом деле желала другого, понимаешь?

1943 год. Отравлены газом по прибытии.

Нэд, я ненавижу этот мир.

Жаль, что тебя нет рядом.

Я проснулась раньше Ноя. Мы уснули в его комнате, потому что казалось невыносимым разлучаться с ним даже для того, чтобы поспать. Он спал лицом ко мне, его грудь мирно поднималась и опускалась, а черные ресницы отбрасывали тени на скулы. Я аккуратно убрала его руку с талии и выскользнула из кровати, зашагав в ванную.

Раньше я никогда не засыпала в одной постели с парнем.

Хотя, если по-честному, я практически не спала. Оказалось, что заснуть, когда рядом с тобой лежит еще одно тело, трудно. Но что самое приятное – я просыпалась снова и снова, но вместо раздражения сияла от радости и прижималась к Ною.

Ной, Ной, Ной, Ной.

Приняв душ и надев сиреневый сарафан, я устроилась в своей спальне, которой так и не воспользовалась, и позвонила маме, чтобы быстренько сообщить ей новости.

– В одной из записей упоминалась бабуля! – рассказала я. – Женщина утверждала, что бабушка жила в соседнем городе, а сама она из Гамбурга, что на севере Германии.

– Правда? А что еще она рассказывала?

Предположив, что она может об этом спросить, я записала слова Эльзы Фридхофф и теперь зачитывала их маме.

– Я подумала, раз уж мы сузили круг поисков до одного региона, то я могу перепроверить в переписи тридцатых годов имена бабушкиных родителей. Вдруг нам удастся их найти?

От изумления у мамы вырвался смешок.

– Неплохая мысль.

– Но я понятия не имею, где найти переписи.

– Может, помогут генеалогические сайты. Как у вас с Ноем?

Я бросила взгляд на вторую спальню.

– Хорошо.

– Он сейчас там?

– Да.

– Чем занимались вчера вечером?

Ничем!

– Сходили в дендрарий, потом поужинали. – Слава богу, что я ей позвонила, а не устроила сеанс по скайпу, а то мама лицезрела бы мое красное лицо.

Когда мы с мамой закончили разговор, Ной направился в душ. Я погуглила немецкие переписи населения и, к своему удивлению, нашла много полезной информации. Однако никаких поисковых систем не было – результаты переписи из разных городов можно было загрузить только платно. Я добавила странички в закладки на потом.

Потом я поискала Хольцман-Хаус, куда, по словам Эльзы Фридхофф, их с бабушкой определило Еврейское общество, главная организация по помощи детям из Европы. Как и Еврейское общество, Хольцман-Хаус была частной организацией по оказанию помощи беженцам. Она предоставляла еврейским детям временное содержание.

Возможно, именно они сообщили бабушке о смерти ее родителей, а это означало, что у них могла остаться какая-то информация о них или, возможно, о самом переезде бабушки, включая данные о ее семье.

Хольцман-Хаус больше не существовала, но их записи передали другой еврейской общественной организации. Как и многие другие организации, с которыми я уже пообщалась, у них не оказалось оцифрованных записей, и они предложили мне приехать в Нью-Йорк, чтобы лично поискать в архивах. Но кто не рискует, тот не пьет шампанское. Я отправила им письмо по электронной почте, радуясь, что у меня появилась настоящая информация, которой можно поделиться: «Моя бабушка, Рут Голдман, прибыла на пароходе «Бабетт» в 1939 году. Несколько недель она провела в Хольцман-Хаус. Есть ли в ваших документах какие-нибудь сведения о ней?»

Ной вышел из душа с взъерошенными волосами и сонным выражением лица. Низко на бедрах у него висело полотенце.

– Доброе утро.

– Доброе утро. – Я неожиданно смутилась, словно не мы полночи прижимались друг к другу.

Он налил себе стакан воды.

– Ты разговаривала по телефону?

– Да, с мамой.

Он выпил полстакана и посмотрел на меня.

– Ты в порядке?

– Из-за звонка? – несколько недоумевая, уточнила я.

– Нет, я про… – Ной впервые мямлил. – Я хотел уточнить по поводу вчерашнего. Убедиться, что мы не слишком поторопились.

Мне не удалось сдержать проворную улыбку.

– Нет, мы не поторопились.

– Хорошо. – Ной подошел и смачно поцеловал меня в губы, а потом улыбнулся так, что у меня растаяло сердце. – Потому что я считаю, что вечер вышел отличным.

Этот парень меня прикончит.

– Как насчет завтрака? – спросил он. – Я умираю от голода.


Было странно возвращаться на остров после того, как мы отсутствовали целую ночь. Возвращаться туда, где ты проводил каникулы, после того, как отдых заканчивался, вообще странно. Да и атмосфера в Бостоне совершенно отличалась от духа Нантакета. И я уже не говорю о случившемся между мной и Ноем. Я нервничала, пока мы шли по темным знакомым улицам к дому миссис Хендерсон. Что будет теперь? Бостон казался сказкой, а на Нантакет, как бы странно это ни прозвучало, вернется обычная жизнь? В городе у нас была своя атмосфера. А здесь?