В основном.

Пока я сидела, вжавшись в диван и сжимая в ладонях книгу, снова раздался звонок в дверь, и у меня заколотилось сердце. Никто и никогда не посмел бы попенять мне на здравомыслие («У тебя немножечко буйное воображение», – частенько говорил папа, держа указательный и большой пальцы на малюсеньком расстоянии), но, положа руку на сердце, давайте признаем: кто бы не задумался, что звонок в дверь во время грозы предвещает визит серийного убийцы?

Я отказываюсь становиться легкой добычей для своего предполагаемого насильника. Я зашагала к входной двери и, прижавшись спиной к стене, выглянула в окно. На подъездную дорожку медленно въехал грузовик, и свет фар пронзил пелену дождя. К кабине метнулась фигура и быстро туда вскочила. Грузовик сдал назад и резво умчался в темноту.

Ох. Класс.

Тревога утихла, и я открыла внутреннюю дверь в коридор – крохотное холодное помещение, где мы хранили зонты и сапоги. Поджав пальцы, я зашагала по холодному каменному полу. Я быстро отперла входную дверь, и в лицо хлестнул сырой ветер. Деревья перед домом раскачивались из стороны в сторону. На крыльце стояла промокшая под дождем коробка. Я схватила ее и вернулась в дом, заперев обе двери и отнеся коробку в гостиную.

Доктору Карен Коэн, 85 Оук-Роуд, Саут-Хэдли, Массачусетс, гласил адрес.

Маме.

Отправитель: Чедервуд-Хаус.

Теперь понятно. Из дома престарелых недавно сообщили, что отправят коробку с вещами бабушки, найденную во время уборки в ее шкафу. Я могла дождаться, когда мама вернется домой, и открыть вместе с ней. Так бы и поступила менее любопытная и более вежливая дочь.

Или…

«Получила коробку с бабушкиными вещами. Сообщу, если в ней хранятся тайные сокровища», – написала я.

Я разрезала скотч ключом из ящика со всяким кухонным барахлом. Коробка распахнулась, открыв поспешно написанную записку из дома престарелых и сверток в коричневой бумаге. А вот теперь я засомневалась. Этот перевязанный бечевкой пакет принадлежал бабушке, и она упаковала его задолго до того, как о нем позабыли. Я осторожно потянула за хрупкий узел, а потом развернула обертку. Прямо посередине лежало настоящее сокровище – пачка конвертов, все на имя Рут Голдман. Девичья фамилия бабушки.

Меня охватило сильное любопытство. Внутри могла оказаться куча интересной информации. Мы очень мало знали о жизни бабушки, особенно о ее жизни до встречи с дедушкой. Рут Голдман вместо Рут Коэн. Кем же она была?

Я опустилась на колени на пол гостиной и веером разложила конверты, восхищенно глядя на плотную пергаментную бумагу и чернила, пропитавшие тонкое бумажное полотно. Примерно пятьдесят конвертов, на которых был указан адрес – Нижний Ист-Сайд.

Но на конвертах не было обратного адреса.

Я взяла первый и вытащила письмо. Бумага была исписана аккуратным наклонным почерком.

Моя дорогая Рут. До сих пор не могу поверить, что ты уехала. Я постоянно смотрю в окно в надежде, что к дому подъедет машина, а ты выйдешь и скажешь, что совершила ошибку. Пожалуйста, возвращайся поскорее домой.

«Дедуля», – подумала я, хотя стиль письма совсем не походил на хрипловатый голос моего веселого дедушки-немца. Я скользнула взглядом в правый угол. Первое июня 1952 года. Бабушке было тогда восемнадцать. На год старше меня.

Я перевернула письмо в поисках подписи. С любовью, Э.

Дедушку звали Максом.

Я открыла второе письмо.

Моя дорогая Рут.

Минуло слишком много времени с нашей последней встречи. Вчера я гулял по саду и, увидев розы на трельяжной сетке, вспомнил об украдкой сорванных поцелуях. Теперь я даже смотреть не могу на лоджию, не вспоминая, как по ней ходила ты…

Ого. Самое романтичное письмо, которое я получала, было сообщением от Мэтта в прошлом году: «Бал выпускников: Да/нет?»

Неудивительно, что отношения с ним изжили себя.

Я отправила маме фотку писем с кучей текста.


Я: Оказалось, что в коробке ЛЮБОВНЫЕ ПИСЬМА. От какого-то парня с именем на «Э». Как думаешь, может, до встречи с дедушкой у бабушки была величайшая любовная связь?


Наверное, мама поставила телефон на виброзвонок, потому что тут же ответила.


Мама: Что ты подразумеваешь под любовными письмами?


Я: тут прямо настоящий высокопарный слог. Они начинаются как «Моя дорогая Рут».

«Минуло слишком много времени с нашей последней встречи»

!!!


Мама: Может, тебе не стоит их читать?


Я: ха-ха-ха

Мама: Дождись меня!!!


Я: извини, нет. Перешлю тебе самое интересное.


Мама: от кого они


Серьезно, у мамы ужасное понимание прочитанного и ужасная пунктуация. Для чего мне ходить в школу, если взрослые не умеют писать?


Я: понятия не имею, от какого-то парня по имени Э. Пошла читать дальше, занимайся взрослыми делами.


На улице хлестал дождь, а я дома с головой погрузилась в чтение писем. Письма Э. ясно давали понять, что бабушка переехала в Нью-Йорк и полюбила его, хотя он со скепсисом относился к тому, что кто-то искренне мог наслаждаться этим городом. Мне попадались разные отрывки.

Мою мать не касается то, чем мы занимаемся.

Пекарня, Рут? Ты уверена?

Он писал о том, что рисовал океан: «Рад сообщить, что мои попытки повторить Моне стали сносными, хотя сомневаюсь, что мне с точностью удастся изобразить свет моря, даже если я буду рисовать всю оставшуюся жизнь. И все же не беспокойся, я обязан не ударить лицом в грязь. Чердак так и ждет, когда его забьют моими жалкими потугами».


Но чаще он говорил, что скучает по ней. Он писал, что скучает по ней в саду, на пляже, в беседке. Его словно охватили сотни воспоминаний о ней. Он писал: «Без тебя Нантакет больше не похож на Нантакет».

Нантакет.

Это название воскресило в памяти островок у Кейп-кода. Кейп – это изогнутая ветвь национального побережья и небольших городков к югу от Бостона. Но Кейп и острова были типичным местом отдыха для семей из Массачусетса, а бабушка большую часть жизни прожила в Нью-Йорке. Когда она успела побывать на Нантакете?

Я нетерпеливо перескочила к последнему письму. Да, я была из тех, кто иногда начинает с чтения последней страницы книги. Обо мне нельзя было сказать, что я хорошо борюсь с любопытством. Письмо было коротким и оказалось датировано третьим мая 1958 года, почти через шесть лет после первого.

Я не стану отправлять ожерелье почтой. Если хочешь его забрать, возвращайся в «Золотые двери» и поговори со мной.

– Э.

И, проклятье, Рут, не смей говорить, что дело не в твоей чертовой гордости.

Меня охватило удивление. Что произошло? В какой момент в эти романтичные письма просочился гнев?

Сама виновата, стоило читать по порядку. В надежде получить объяснения, я открыла предпоследнее письмо.

Разве нельзя поговорить об этом лично? Телеграфист больше не соединяет с тобой. Ты слишком гордая, а зря.

Боже, телеграфист. Какая древность.

В предыдущем письме:

Рут, ты ведешь себя нелепо. Я сяду на следующий паром до материка.

Не делай глупостей, пока я не доеду. Я люблю тебя.

Эдвард

По затылку побежали мурашки. Опустив письмо, я уставилась на французские двери. Дождь утих и перестал размывать лес, который виднелся из нашего заднего дворика. Высокие дубы и сосны устремились в небо, их стволы почернели от влаги. В этом году зима стояла суровая, и даже сейчас, в середине марта, мне с трудом представлялось, что в ближайшем будущем я снова почувствую тепло. Мне с трудом представлялась и бабушка в восемнадцатилетнем возрасте. «Ты слишком горда», – утверждал автор письма. Разве бабушка была гордой? Элегантной, да. Умной, пытливой и немного грустной, немного придирчивой. Но гордой?

Хотя откуда мне было знать? Я ведь даже не знала, что бабушка бывала на Нантакете. И уж точно не знала, кем ей приходился этот Эдвард, или какое ожерелье бабушка хотела вернуть, или почему она вообще бросила того человека.

«Возвращайся в «Золотые двери», – писал Эдвард.

Я открыла ноутбук и принялась печатать.


Через несколько часов распахнулась дверь, и по дому эхом разнесся мамин голос:

– Эбби?

– Я тут!

Она зашла в гостиную и накинула на спинку кресла свое пальто. Следом вошел папа. Он перевесит ее пальто потом.

– Ты еще не ложилась.

– Как прошла встреча?

– Эм, нормально. Чем занимаешься? – Мама плюхнулась рядом со мной. Папа поцеловал меня в макушку и ушел на кухню заваривать чай.

– Кажется, я все выяснила. – Я протянула маме письма. – Они подписаны именем Эдвард и указывают на место под названием «Золотые двери». Так называется дом на Нантакете. Нынешнего владельца тоже зовут Эдвард, и в пятьдесят втором году ему было двадцать два, а бабушке – восемнадцать. Она могла провести с ним лето на Нантакете.

– На Нантакете? – Мама пролистала письма. – Но она ни разу не упоминала, что бывала на Нантакете.

Я лукаво посмотрела на маму.

– Разве ты не должна знать о человеке, который мог бы написать «моя дорогая Рут»?

Она слегка толкнула меня плечом.

– А с каких пор дочери допытываются у матерей насчет их личной жизни?

– Грубо. Я ведь знаю о твоем школьном бойфренде и парне, с которым ты путешествовала по Эквадору после колледжа. – Я показала пальцем на экран ноутбука, где был открыт сайт компании. – Я хотела написать и попытаться выйти на него.

Мама вгляделась в экран.

– Они имеют какое-то отношение к «Барбанел»?

– Ты знаешь о них?

– Это одна из крупных бухгалтерских фирм.

– Да, интернет так мне и показал. Но чем конкретно занимаются бухгалтерские фирмы?