По уставу лагеря каждый должен принимать участие в запланированных мероприятиях и носить предусмотренную уставом одежду Вожатые отвечают за участие членов лагеря во всех лагерных программах, освобождение можно получить только у медсестры или у директора.

1.


Лето 1991 года


— Лолли. — Высокий, долговязый мальчишка в первый раз заговорил с ней после того, как они покинули лагерь, когда взбирались вверх по тропе. — Что, черт побери, за имя — Лолли?

— Оно вышито на спине моей рубашки, — сказала она, перебрасывая косичку цвета спелого каштана через плечо. К ее смятению, она почувствовала, что краснеет. Вот те на, он просто чертов мальчишка, и все, что он сделал, — это задал ей простой вопрос.

«Глупо», — подумала она, чувствуя шум в голове. Он, скорее всего, самый классный парень в Орлином гнезде. От четырнадцати до двадцати. И его вопрос был всего лишь замечанием, рассчитанным на то, чтобы смутить ее. Он сказал «черт». Лолли никогда этого не позволяла, она не любила проклятия. Сколько раз она пыталась выругаться сама, но всегда заикалась и краснела, и всем сразу становилось ясно, что она совсем не классная.

— Понял, — пробормотал мальчик, тропа повернула, и он прошел мимо нее, пробормотав извинение. Он устало тащился вперед, насвистывая мелодию «Толкинг Хедз», не пропуская ни одной ноты.

Они карабкались в гору парами — первое мероприятие сезона. Предполагалось, что так они познакомятся с порядками в лагере и друг с другом. Ребят разбили на пары сразу же после того, как они вышли из автобуса, и, разобрав рюкзаки и вещи, они перенесли их в палатки. Оливия попала в пару с долговязым мальчишкой — они оба последними вышли из автобуса. Она сложила руки на груди и фыркнула.

— Я твой новый лучший друг.

Он взглянул на нее и пожал плечами, произнеся с наигранным благородством:

— Так приказал Баркис.

Хвастун. Он процитировал Дэвида Копперфилда, и это было здорово, но Лолли сделала вид, что это не произвело на нее впечатления. Она также прикинулась равнодушной к тому, что другие мальчишки хихикают и подталкивают его локтями из-за того, что он попал в пару с Лолли Беллами.

Он не был давним членом лагеря «Киога», в отличие от нее, которая приезжала сюда с восьми лет. Этот парень был новичком, он весь состоял из острых углов, его волосы были слишком длинными, а его шорты располагались слишком низко на мальчишечьих бедрах. Было что-то опасное в его светлых голубых глазах и темных волосах — восхитительное и одновременно настораживающее сочетание.

Сквозь просветы в деревьях она могла видеть, как ребята уходят парами, оживленно болтая по дороге. Это был первый день в лагере, но дети уже успели определить, кто с кем будет дружить в этом году. Лолли уже знала, что ее они не примут. Так всегда было. Если бы не ее кузены, она бы вообще была одиночкой.

Она поправила очки на переносице и почувствовала тупой укол зависти, глядя на других ребят, которые так легко ладили друг с другом. Даже новички, как этот долговязый парень, казалось, были в порядке. Выбравшись из лагерного автобуса, они весело смеялись, волоча рюкзаки. Некоторые из девочек надели лагерные толстовки, элегантно свисавшие с их плеч, их врожденное чувство стиля было очевидно даже в лагерной форме. Банданы лагеря «Киога» были повязаны у них на лбу в стиле Рэмбо. Все рассыпались по горе, словно это было их исконное место.

И конечно, это было забавно. Никто из этих детей не был владельцем «Киоги». Разве что Лолли… Ну, в каком-то смысле. Летний лагерь принадлежал ее дедушке. Когда она была еще во фледжлинге, от восьми до одиннадцати лет, она пыталась продемонстрировать другим детям свой статус, но это не сработало. Большинству детей было наплевать на это.

Высокий мальчишка нашел ветку орешника и стал лихо сбивать ею сорняки по сторонам дороги. Он внимательно озирался, словно ожидал, что кто-то вдруг прыгнет на него из-за деревьев или кустов.

— Тебя зовут Коннор, — сказала она наконец.

Он бросил на нее хмурый взгляд через плечо:

— А?

— Так написано на спине твоей рубашки.

— Она под курткой, гений.

— Это была просто шутка.

— Ха-ха. — Он воткнул ветку орешника в землю.

Их целью была вершина Седловой горы, которая на самом деле была не горой, а большим холмом. Когда они наконец добрались до вершины, то обнаружили костер и длинные скамьи, расставленные вокруг него. Это была одна из многих лагерных традиций. Нана однажды сказала, что во времена первых поселенцев путешественники зажигали сигнальные огни на вершинах, чтобы связываться на больших расстояниях. Лолли ужасно захотелось поделиться со своим напарником этой информацией, но она промолчала.

Она уже сказала себе, что этот мальчик ей не нравится. Сказать правду, она решила, что этим летом ей никто не понравится. Два ее любимых кузена, Фрэнки — сокращенное от Франсин и Дэйр, обычно приезжали вместе с ней, и у Лолли всегда было ощущение, что у нее есть друзья. Но в этом году оба уехали с родителями в Калифорнию, с тетей Пег и дядей Клайдом. Родители Лолли не поехали в путешествие. Они делали только то, чем потом можно хвастаться. А ее родители любили похвастаться — своим домом, антиквариатом, предметами искусства. Они даже хвастались Лолли, но лето на озере Уиллоу было бесконечным. Особенно теперь, когда она окончила шестой класс и ее оценки пошли вниз, а вес наоборот вверх. Год развода.

«Теперь есть чем хвастаться», — думала она.

— Предполагается, что мы узнаем друг о друге три вещи, — сказал парень, у которого не было чувства юмора, парень, с которым она не хотела дружить. — Когда мы доберемся до вершины, мы должны будем представить друг друга группе.

— Я не хочу знать о тебе три вещи, — беспечно сказала она.

— Отлично. Я о тебе тоже.

Эти знакомства у костра всегда были нудными и скучными, потому что предполагалось, что они будут интересными и правдивыми. Малыши в этом отношении проявляли себя с лучшей стороны, потому что они не знали, что следует держать при себе, а чем нужно поделиться. Однажды и Лолли стала превосходным тому примером, хотя уже была не маленькой. Год назад она выпалила:

— Мои родители разводятся, — и разразилась слезами.

С того момента ее жизнь превратилась в кошмар. Но в конце концов тогда ее признание было искренним. В теперешней возрастной группе она уже знала, что представление будет скучным или лживым, а возможно, и то и другое одновременно.

— Хотела бы я, чтобы мы это пропустили, — сказала она. — Это будет совершенный бред. С детьми помладше интереснее, они, во всяком случае, чем-то поделятся.

— Чем, например?

— Чем-нибудь вроде того, что их дядя находится под следствием комиссии по ценным бумагам или что у их брата есть третий сосок.

— Что?

Лолли, вероятно, не должна была касаться этой темы, но она уже сболтнула, и теперь ничего не поделаешь, придется объяснить, иначе он не отстанет.

— Ты меня слышал, — сказала она.

— Третий сосок. Это совершенно ненаучно. Ни у кого нет третьего соска.

— Ага. Бебе Блакмун однажды сказала целой группе, что у ее брата три соска.

— Ты это видела? — спросил он с вызовом.

— Ну, мне это было ни к чему. — Она пожала плечами. — Ага.

— Это дерьмо.

Она шмыгнула носом, желая показать, что на нее не производят впечатление его ругательства.

— Готова спорить, что у тебя тоже есть лишний. — Она и сама не знала, зачем сказала это, ведь прекрасно понимала, что это невозможно.

— Как ты догадалась? — спросил он, останавливаясь на тропе и поворачиваясь. Одним стремительным движением он приподнял свою футболку прямо перед ее лицом, и она растерялась. — Хочешь сосчитать их?

Ее лицо вспыхнуло, и она прошла мимо него, глядя прямо перед собой. «Идиотка, — думала она. — Я такая идиотка. О чем я думала?»

— Может быть, у тебя три соска, — предположил он с издевательским смешком. — Может быть, мне стоит сосчитать твои.

— Ты сумасшедший. — Она продолжала шагать.

— Это ты начала.

— Я просто пыталась поддержать разговор, потому что ты совершенно невероятно ску-у-учный.

— О-хо-хо. Это я. Ску-у-учный. — Он скользящими шагами обогнал ее, копируя ее походку. Свою рубашку он заткнул за пояс форменных шортов. С этим своим ремнем и рубашкой, наброшенной словно набедренная повязка, он выглядел как дикарь. Повелитель мух [2].

Он был совершенный хвастун. Он…

Она споткнулась о корень и вынуждена была схватиться за ветку, чтобы не упасть. Он повернулся, и она готова была поклясться, что его рука взметнулась с единственной целью — поддержать ее, но она удержалась, и он двинулся дальше, не касаясь ее. Она уставилась на него, не желая быть грубой или назойливой, но проявляя озабоченность.

— Что у тебя на спине? — спросила она прямо.

— Что? — Мистер Повелитель мух хмуро посмотрел на нее.

— Сначала я подумала, что ты забыл вымыться, а теперь вижу, у тебя на спине большой синяк. — Она указала на его ребра.

Он остановился и изогнулся, его лицо комично исказилось.

— У меня ничего не болит. Подруга, ты вызываешь у меня страх. Лишние соски и теперь фантомные синяки.

— Я смотрю прямо на него. — И хотя он вызывал у нее раздражение, она в то же время испытала некоторое сочувствие ему. Синяк уже проходил. Это было ясно уже по тому, что цвет его, все еще густой в середине, бледнел по краям. — Но когда ты его заработал, тебе, должно быть, было действительно больно.

Его глаза сузились, а лицо окаменело, и одну секунду он выглядел угрожающе.

— Это ничего, — заявил он. — Я упал с велосипеда. Всего и делов. — Он быстро повернулся и продолжал шагать, торопясь, так что Лолли пришлось почти бежать, чтобы поспеть за ним.