Дженни Хан - Лето без тебя – не лето

– Мамочка, – хрипло прогундосила я.

– Белли? Что случилось? Где ты?

– У Сюзанны. В летнем доме.

– Что? Что ты делаешь в летнем доме?

– Мистер Фишер его продает. Он его продаст, а Конраду так грустно, а мистеру Фишеру хоть бы хны. Он только хочет от дома избавиться. Он хочет избавиться от нее.

– Белли, помедленней. Я не понимаю, что ты говоришь.

– Приезжай, а, мам? Пожалуйста, приезжай и все исправь.

И я повесила трубку, потому что она вдруг невыносимой тяжестью потянула руку вниз. Я будто очутилась на карусели – и не в самом лучшем смысле. Снаружи кто-то начал пускать фейерверки, и в голове застучало в унисон со взрывами хлопушек. Я закрыла глаза, но стало только хуже. Однако веки тоже потяжелели, и я заснула.

Вскоре после того, как Белли ушла спать, я разогнал гостей и остались только мы с Конрадом. Он валялся на диване. Лежал там с тех пор, как они с Белли вернулись с пляжа. Оба промокли и перепачкались в песке. Белли уже на ногах не стояла и явно успела поплакать. У нее покраснели глаза. Наверняка Конрад довел.

Гости натаскали внутрь песка, и он хрустел под ногами. Повсюду валялись бутылки и пивные банки. Кто-то садился на диван в мокром полотенце: на одной из подушек темнело огромное рыжее пятно. Я подошел и перевернул подушку.

– Не дом, а свинарник, – констатировал я, падая в кресло. – Отец офигеет, если все это завтра увидит.

– Плевать. Утром уберем, – пробубнил Конрад, не открывая глаз.

Я бешено сверлил его взглядом. Мне осточертело разгребать за ним бардак.

– И сколько часов мы провозимся?

Он наконец открыл глаза.

– Это ведь ты всех пригласил.

Его правда. Вечеринку устроил я. И бесился я не из-за бардака. А из-за Белли. Из-за нее и Конрада, вместе. Бесился так, что аж тошно было.

– У тебя джинсы мокрые, – проворчал я. – Весь диван потом будет в песке.

Конрад сел, потирая глаза.

– Чего ты пристал?

Все, хватит! Я привстал, но потом снова рухнул в кресло.

– Что, черт возьми, между вами произошло на пляже?

– Ничего.

– Что значит «ничего»?

– Ничего значит ничего. Забей, Джер.

Ух, ненавижу, когда он весь такой стойкий и отрешенный, особенно, когда я сам зол. Он и раньше таким бывал, но в последнее время все чаще и чаще. Когда умерла мама, он изменился. Конраду на всех и все стало плевать с высокой башни. На Белли, интересно, тоже?

Мне нужно это знать. Знать, чтó между ними, как он к ней относится, что он собирается по этому поводу делать. Неведение меня убивало.

– Она тебе еще нравится? – спросил я поэтому напрямик.

Он уставился на меня. Похоже, я его огорошил. Раньше мы никогда о ней не разговаривали, во всяком случае, не так открыто. Наверное, хорошо, что я застал его врасплох. Может, он хоть правду скажет.

Скажет «да» – и все кончено. Скажет «да» – и я оставлю ее в покое. Я могу с этим жить. Если бы на месте Конрада был кто-то другой, я бы все равно попытался. Попытал бы счастья еще один раз.

– А тебе? – спросил он вместо ответа.

Меня бросило в жар.

– Не я водил ее на дурацкий выпускной.

Он обдумал мои слова, а потом выдал:

– Я ее водил только потому, что она попросила.

– Кон! Чувак, она тебе нравится или нет? – Я пару секунд помешкал, а потом решил идти напролом. – Потому что мне нравится. Очень нравится. А тебе?

– Нет, – не колеблясь, выпалил он. Даже не моргнул.

Как он меня достал!

Вот трепло! Она ему нравится. Еще как! Он просто не может это признать, духу не хватает. Конраду никогда не быть тем, кто нужен Белли. Кто всегда бы ее поддержал, на кого она могла бы положиться. А я бы сумел. Дай она мне шанс, я бы стал именно таким.

Я злился на брата, но, должен признать, от сердца у меня отлегло. Неважно, сколько раз он разбивал ей сердце, позови он ее обратно – и она прибежит. Всегда так было.

Но, может, теперь, когда Конрад ушел с дороги, она разглядит за ним и меня?

– Белли.

Я попыталась отвернуться, но снова услышала, уже громче:

– Белли!

Кто-то тряс меня за плечо.

Я разлепила веки. Мама. Под глазами – темные круги, а губы почти исчезли, вытянувшись в тонкую «ниточку». На ней – домашние штаны, хотя в них она никогда не выходит из дома, даже если собирается в спортзал. За каким лешим она приехала в летний дом?

Под ухом раздавались мерные гудки, которые поначалу я приняла за будильник, но потом поняла, что во сне скинула телефон с тумбочки, и короткие гудки доносятся из трубки. Тут-то я и вспомнила. Я спьяну позвонила маме. Она приехала из-за меня.

Я села. В голове стучало так, словно само сердце перебралось туда из груди. Так вот как чувствуешь себя при похмелье. Я забыла снять контактные линзы, и глаза горели огнем. Кровать была вся в песке, как и мои ноги.

Мама встала, расплываясь передо мной мутным пятном.

– У тебя пять минут на сборы.

– То есть… как?

– Мы уезжаем.

– Но я не могу уехать. Мне еще надо…

Она меня не слышала, словно у меня отключили звук. Начала подбирать с пола мои шмотки, закинула в сумку сандалии Тейлор и шорты.

– Мам, хватит! Остановись на минутку.

– Мы уезжаем через пять минут, – повторила она, окидывая взглядом комнату.

– Да послушай ты хоть секунду! Я должна была приехать. Я нужна Джереми и Конраду.

Я осеклась, заметив выражение ее лица. Такой злой я ее еще никогда не видела.

– И ты не посчитала нужным рассказать об этом мне? Бек просила меня присмотреть за ее мальчиками. Как я могу это делать, если даже не знаю, что им нужна моя помощь? Если у них проблемы, тебе следовало поставить меня в известность. Вместо этого ты предпочла мне солгать. Ты солгала!

– Я не хотела тебя обманывать… – начала оправдываться я.

Но она еще не закончила.

– Ты здесь занималась бог знает чем…

Я вытаращилась на нее. Что она такое говорит?

– В каком смысле, «бог знает чем»?

С диким взглядом она развернулась ко мне.

– А что я должна была думать? Вы с Конрадом уже тайком сюда приезжали и провели здесь всю ночь! Так что просвети меня! Что ты здесь с ним делаешь? Потому что мне кажется, ты солгала, чтобы приехать сюда, напиться и кувыркаться здесь со своим парнем.

Я ее ненавижу. Как же я ее ненавижу!

– Он не мой парень! Ты ничего не понимаешь!

Жилка на виске матери вздулась и пульсировала.

– Ты звонишь мне в четыре утра, пьяная. Я перезваниваю, и твой сотовый переключается сразу на автоответчик. Домашний телефон все время занят. Я еду всю ночь, с ума схожу от беспокойства, приезжаю сюда, а в доме разгром. Повсюду пивные банки, мусор. Какого черта ты, по-твоему, делаешь, Изабель? Ты хоть соображаешь?

Стены в доме очень тонкие. Наверняка слышно каждое слово.

– Мы собирались все убрать. Мы здесь последнюю ночь. Как ты не понимаешь? Мистер Фишер продает дом. Тебе что, все равно?

Она стиснула зубы и замотала головой.

– Ты, правда, думаешь, что, вмешиваясь, ты кому-то помогла? Нас это не касается. Сколько раз тебе объяснять?

– Еще как касается. Сюзанна хотела бы, чтобы мы спасли дом!

– Не смей мне говорить, чего бы хотела Сюзанна, – рявкнула мама. – Одевайся и собирай вещи. Мы уезжаем.

– Нет!

Я натянула покрывало до самой шеи.

– Что?

– Я сказала, нет. Не поеду!

Я вызывающе уставилась на маму, хотя подбородок у меня дрожал.

Она решительно направилась к постели и сорвала с меня простыню. Схватила за руку, выдернула из кровати и потащила к двери.

– Не заставишь, – всхлипывала я, выкручиваясь. – Ты не можешь мной командовать. Не имеешь права.

Мои слезы маму не разжалобили. Только еще сильнее разозлили.

– Ведешь себя как избалованный ребенок. Ты можешь хоть раз забыть о своем горе и подумать о близких? Мир не крутится вокруг тебя. Мы все потеряли Бек. Нечего выставлять себя жертвой.

Ее слова так меня задели, что захотелось уколоть ее в миллион раз больнее. Поэтому я сказала то, что наверняка ранит ее сильнее всего.

– Лучше бы моей мамой была Сюзанна, а не ты.

Сколько раз я думала, даже втайне мечтала об этом? Когда я была маленькой, то в первую очередь бежала к Сюзанне, а не к ней. И частенько гадала: каково это – иметь мамой Сюзанну, которая любила меня такой, как есть, и не огорчалась каждый раз, когда я не дотягивала до ее идеала.

Тяжело дыша, я ждала, что сделает мама. Расплачется, раскричится?

Ни то ни другое. Вместо этого она сказала:

– Что ж, тебе не повезло.

Как я ни старалась, от нее все равно не добиться нужной реакции. Непробиваемая женщина.

– Знаешь, Сюзанна никогда тебя за это не простит. Если ты не сбережешь ее дом. Предашь мальчиков.

Мама замахнулась и влепила мне такую затрещину, что я отшатнулась. Такого я не ожидала. Я закрыла лицо руками и заплакала, но отчасти мне стало легче. Я наконец получила то, чего добивалась. Доказательство, что она не бесчувственный истукан.

Мама побледнела. Она никогда меня не била. Никогда, ни разу в жизни.

Я надеялась, что она извинится. Скажет, что не хотела меня ударить, что наговорила глупостей, что на самом деле она так не думает. Скажи она все это, я бы тоже попросила прощения. Потому что я не хотела. Я наговорила глупостей. Я на самом деле так не думаю.