– Замолчи! – Отпихнув стул, Рансом вскочил на ноги. В неожиданно звонкой тишине это слово прозвучало угрожающе. – Если тебе дорога жизнь, старик, ты не станешь заканчивать эту фразу.

Таддеус выпрямился. Его лысая голова не доставала двух дюймов до плеча Рансома. Долгую секунду старик смотрел герцогу прямо в глаза, потом с яростью выгреб из горшочка весь оставшийся джем и размазал его по тарелке.

– Сами нагрешили, а угрожаете мне, – пробормотал он. – Давайте, давайте, прибейте меня, чтобы не слышать правды… Давайте, я не смотрю. Могу, если хотите, повернуться спиной, вот так. Моя старая шея треснет, как ветка, – это уж точно. Я даже и не почувствую ничего. Больше не нужно будет волноваться за бедную хозяйку, не нужно будет на коленях работать в огороде, не нужно…

– Прекратите, ради Бога! – Рансом швырнул на стол изорванную салфетку. – Пойдите и оседлайте мою лошадь. – Он отшвырнул ногой попавшийся на пути стул. – Хотя нет, лошадь лучше не трогайте. Помня вашу стряпню, можно предположить, что бедное животное начнет хромать еще до того, как я выеду за ворота.

– Куда вы едете? – спросил Таддеус. В его дрожащем голосе слышались и агрессия, и надежда.

– Я еду в Барнстейпл. Вернусь ближе к вечеру вместе с епископом.

Мерлин стояла у окна лаборатории и смотрела, как Рансом выезжает со двора.

Вот и все. Он уехал.

Его отъезд вызвал у нее странное чувство: и грустное, и бросающее в дрожь. Но не такое, как после смерти дяди Дориана, а гораздо хуже, потому что сейчас она знала, что и сама тоже в чем-то виновата. Наверное, в том, что оттолкнула этого человека, который ворвался в ее жизнь, словно молния, хотел подружиться с ней и помочь. Прошлой ночью, когда затих его странный сердитый смех, он так обнимал ее… А когда она проснулась, его уже не было рядом…

Она, как обычно, вымылась холодной водой. Хотя это утро было как раз не обычным, оно было утром после удивительного вечернего происшествия. Затем на цыпочках подошла к двери и услышала, как Рансом разговаривает внизу с Таддеусом. Она вдруг почувствовала, как сильно ей хочется снова его увидеть, прикоснуться к нему, услышать его смех.

«Мерлин, я люблю тебя. Ты мне веришь?»

Взгляд ее упал на подготовленные накануне стопки брошюр, перевязанные кожаными ремнями. Сначала она отсчитала ровно двенадцать дюжин, но затем добавила еще несколько штук в надежде, что его знакомства в научных кругах гораздо шире, чем он предположил во время вчерашнего разговора.

Но теперь он уехал. Мерлин закусила губу и потерла пальцем переносицу.

«Ладно, – подумала она, – может быть, я и сама разошлю их в университеты».

Резко зазвенел колокольчик на говорящей коробке, и Мерлин сглотнула подступивший к горлу комок. Он даже не взял с собой коробку – изобретение, ради которого специально и приезжал.

Колокольчик звякнул еще раз. Мерлин знала, это Таддеус. Больше просто некому. Она сидела и ждала, когда ему надоест звонить. Он всегда рано или поздно сдавался, а карабкаться по лестнице на антресоли ему не позволяли больные ноги. Поэтому здесь Мерлин ощущала себя совершенно свободной и могла без помех заниматься своей работой. Колокольчик замолчал, она соскользнула с табуретки и стала разбирать предметы, беспорядочно разбросанные по столу. Она искала листок с уравнениями, которые записала перед тем, как мистер Рансом так неожиданно ворвался в ее размеренную тихую жизнь.

В полдень она увидела, как Таддеус с подносом в руках проковылял через двор. Значит, ближайший час он будет занят Теодором, и Мерлин спустилась вниз, чтобы поесть в одиночестве. Почему-то ей не хотелось с ним разговаривать. Нет, только не сегодня. У нее не было сил слушать его вопросы: о том, кто это был у нее в гостях, почему не доели ужин, почему была смята постель в старой комнате дяди Дориана и почему постель в ее собственной спальне осталась нетронутой.

Мерлин нахмурилась, увидев залитую джемом тарелку, забытую посреди обеденного стола. Липкий след тянулся от нее по деревянной поверхности и заканчивался у смятой, стоящей домиком салфетки. Салфетка тихо похрустывала, и Мерлин подняла ее. Там, свернувшись, лежал ежик, сжимая в лапках кусочек измазанного джемом бекона.

– Не бойся, не отниму. Можешь открыть глазки, глупыш.

Но ежик никак не отреагировал на ее слова, и она вернула салфетку обратно. Через секунду тихое похрустывание послышалось вновь.

Мерлин отрезала себе хлеба и сыра и села. Все утро она сосредоточенно занималась распорками и стабилизаторами. Как здорово, что можно было забыть обо всем, спрятаться за решением хорошо знакомых задач, окунуться на время в стройный и красивый мир формул и цифр, где на каждый вопрос обязательно находится ответ, стоит только как следует поразмыслить.

И лишь теперь, снова вернувшись к реальности, она вдруг осознала, что во всем доме стоит мертвая тишина. Она отозвалась болью в сердце Мерлин. У нее перехватило дыхание, и непонятно откуда взявшиеся слезы покатились по щекам.

Она окинула взглядом завалы в углах столовой. У окна, прислоненный к стене, стоял воздушный змей, над которым она начала работать несколько месяцев назад. Рама, короткий хвост и гладкая шелковая ткань, аккуратно натянутая на каркас, напоминающий контуры изогнутых соколиных крыльев. Она знала, что змей прекрасно летает. Но так и не смогла понять почему.

Взгляд ее медленно скользнул от змея к недоделанному анемометру, который она собрала по чертежам сэра Фрэнсиса Бьюфорта. Маленькие чашечки при вращении должны были измерять скорость ветра. Почему она сделала два комплекта этих приборов, Мерлин не могла уже вспомнить, и этот вопрос снова и снова возникал в ее сознании.

Она поднялась из-за стола. Несколько минут, нахмурившись, постояла над змеем и анемометрами, а затем сгребла все в охапку и разложила прямо на обеденном столе. Найдя нужные инструменты, склонилась над змеем и принялась за работу. Мысли ее были сосредоточены на осуществлении одной неожиданно вспыхнувшей идеи.

Через полчаса все было готово. Строгие контуры змея дополнились новыми украшениями: по одному анемометру было прикреплено над каждым крылом и под ним. Ниже по центру – там, где у птицы должны быть ноги, – была натянута веревка. Полчаса сосредоточенной работы, и Мерлин смастерила блок для контроля угла наклона змея по отношению к оси. Она была довольна.

Аккуратно маневрируя, девушка с трудом протащила громоздкий аппарат через дверь и дальше по коридору, задержавшись только для того, чтобы сунуть в карман передника блокнот и карандаш. Она вышла во двор, и тут же змей был подхвачен случайным порывом ветра. Анемометры заработали.

Увидев, как они крутятся, Мерлин даже вскрикнула от радости. Ветер во дворе неожиданно затих, но она знала место, где он дует практически постоянно. Зажав змея под мышкой, она быстрым шагом вышла за ворота и направилась в сторону холма.


Уже почти совсем стемнело, когда она вернулась домой, волоча за собой змея. Мерлин ужасно устала, но была совершенно счастлива. Блокнот был заполнен результатами наблюдений. Она торопливо писала уравнения, зачеркивала, царапала новые. Она наблюдала за птицами и, вооруженная новыми знаниями, обращала внимание на то, чего не видела прежде, – на изгиб крыльев парящей птицы или резкое изменение угла их наклона по отношению к телу, когда птица садится на дерево. Взбудораженная этим открытием, она вошла во двор и прошла мимо стоявшего там экипажа, даже не заметив его.

Голос Рансома резко прервал ее мысли. Она подняла глаза, увидела, что он идет навстречу, и не смогла не поделиться удачей прошедшего дня:

– Мистер герцог! – закричала она. – Мистер герцог, у меня получилось! Вы не поверите, это же так просто! Угол изгиба крыла, вы понимаете? Я все-все записала и все измерила. Скорость ветра меняется вместе с углом, и соотношение этого угла с…

– Мерлин! – Его окрик прозвучал гораздо громче, чем этого требовало разделявшее их расстояние, и заставил ее осечься. Он схватил змея и отбросил хрупкую раму в сторону. Змей ударился о землю, его каркас треснул, лопнула шелковая ткань.

Рансом крепко сжал Мерлин за плечи, но она отвела свой взгляд:

– Вы сломали его…

– С тобой все в порядке? Ты не поранилась?

Мерлин оторвала взгляд от шелковых обрывков и посмотрела на него:

– Вы сломали его.

– Где ты была?! – кричал Рансом. – Ты запускала этого проклятого змея, а я с ума сходил, черт возьми. – Он потащил ее в сторону дома. – Я возвращаюсь и вижу, что в лаборатории теперь не просто беспорядок, она превратилась в настоящий бедлам. Твой драгоценный Таддеус получил по голове, а тебя и след простыл. Мои агенты обыскали уже половину графства. – Он продолжал тащить ее к дому. – Тебе же могли перерезать горло. Или сделать что-нибудь похуже… Гораздо хуже.

Мерлин, спотыкаясь, ковыляла рядом с ним и не могла думать ни о чем, кроме сломанного змея и его последних слов.

– Не понимаю, что может быть хуже, чем перерезанное горло?

Рансом еще сильнее сжал ее руку:

– Не понимаешь? Ну так я расскажу тебе, невинное дитя! Это изнасилование… – Он неожиданно замолчал, и даже в сумерках было заметно, как кровь прилила к его лицу. Герцог искоса взглянул на девушку: – Ну не важно. Приехал епископ.

– Епископ, – тихо повторила Мерлин. – Какой епископ?

– Какая разница какой? Регли.

– Но… он приехал к нам на ужин? Я думаю, вряд ли у нас хватит баранины…

– О Боже, нет, он не будет сидеть за вашим изысканным ужином, – отрезал герцог. – Он просто сделает дело и уедет.

Мерлин поджала губы, пытаясь понять, что происходит.

– Какое дело? – Вдруг она судорожно схватила ртом воздух и вцепилась ему в руку, переходя на бег. – Нет, только не Теодор! Нет, я не верю! Вы послали за священником для Теодора?!

Он остановился так резко, что Мерлин запуталась в юбках и упала бы, если б он не удержал ее за плечо.