– Таддеус сейчас работает за двоих, и я не знаю, как он со всем справляется. А если вы не согласитесь уехать, ему придется в добавок ко всему еще и охранять вас.

– Охранять?

– Ну да, конечно же, мисс Ламберн. – Рансом улыбнулся. В тусклом вечернем свете она была особенно хороша. Он наблюдал за ее подвижными губами, любовался мягкими линиями подбородка и шеи, и пульс его участился. – От французских агентов.

Почему-то опасность ситуации ускользала из его мыслей. Девушка была такой красивой, такой привлекательной, и так хотелось ее целовать…

– Они расшифровали наш код… – Рансом потерял нить разговора и не знал теперь, как закончить фразу. Улыбаясь, он смотрел на ее застенчиво склоненную голову и устремленный на него взгляд.

– Как вы красивы, – пробормотал он. – Такая нежная…

Подбородок девушки дрогнул, глаза широко раскрылись.

– Прошу прощения, но…

– Я не должен был этого говорить. – Рансом понятия не имел, как так получилось, что он все-таки произнес эти слова, но ощущение огромной радости продолжало расти и разливаться внутри его. Он съел еще один восхитительный кусочек баранины, затем еще и вдруг обнаружил, что успел доесть ее целиком. – Проклятие! Есть еще мясо?

Она уставилась на него, слегка приоткрыв рот, затем встала:

– Я спрошу у Таддеуса.

– Не надо. – Рансом тоже поднялся и, видя, что она повернулась к двери, схватил ее за локоть. – Не надо, не беспокойтесь об этом. Я хочу… – Герцог замолчал, глядя в ее прекрасные глаза, а затем прижал девушку к себе. Какое это счастье, обнимать ее и ощущать рядом это нежное тело! – Я хочу тебя, – прошептал он, склонившись к ее уху. – Пойдем со мной.

– Мистер герцог… – произнесла девушка, едва дыша.

– Зови меня Рансом, – сказал он, прижимая ее к себе все плотнее. – Малышка Мерлин. Красавица Мерлин. Откуда у тебя вообще это имя?

– Мой… мой дядя… – Мерлин пыталась вырваться, но Рансом легко удерживал ее в руках, как маленькую птичку.

– Я буду звать тебя Чара, – сказал он и поцеловал в уголок рта. – Ты моя чародейка. О Боже, ты даришь мне столько блаженства!

– Я не нарочно, – еле слышно произнесла она, пытаясь вывернуться и оттолкнуться руками от его груди. – Господи, вы что, собираетесь позволить себе вольность?

– Да, и еще какую! Это будет непристойно и безнравственно. Но мне все равно. – Рансом был весь наполнен желанием и восторгом. Он поймал ее руку и поцеловал в раскрытую ладонь. – Всю жизнь я вел себя очень правильно, но сейчас все изменилось, и я хочу любить тебя.

– О Боже мой!..

Герцог улыбнулся, сжимая ее ладонь.

– Глупенькая моя красавица Чара!

– Но я все равно не передумаю, – пробормотала она, затаив дыхание, пока он целовал нежную кожу ее запястья. – Я никуда не поеду.

– Да тебе и не нужно никуда ехать, я могу любить тебя прямо здесь.

Мерлин не то вздохнула, не то охнула, и в этом мягком звуке Рансом узнал музыку, так хорошо известную ему по тысяче любовных свиданий. Но в этот раз душа его была охвачена радостью. В приливе желания Рансом крепко обхватил ее, затем поднял на руки. Она была почти невесомой. Целуя ее, он вышел из комнаты и направился к винтовой лестнице.

В этот момент Рансом вдруг вспомнил про Таддеуса, но лишь усмехнулся, представив, что может столкнуться с престарелым слугой, сжимая мисс Ламберн в своих объятиях. Он был уверен в себе – настоящий герой. Он все целовал и целовал Мерлин, прижимал ее голову к своему плечу, чтобы ослабить и без того затухающие попытки увернуться. Поднимаясь по ступеням, он пригнулся, чтобы не задеть каменный потолок.

Сознание его работало четко и ясно. Когда-то давно Рансом изучал архитектуру позднего Средневековья и теперь, к собственному удивлению, моментально сумел определить, где находятся спальни. В комнате, которую он выбрал, стояла массивная кровать с четырьмя колоннами и пологом неприятного мрачно-зеленого цвета. Войдя, Рансом ногой закрыл дверь и прислонился к кровати, позволяя девушке встать на пол.

Мерлин попыталась отодвинуться, но он все не отпускал ее. От девушки исходил запах дома и солнечных лучей, такой человеческий и теплый, а вовсе не запах духов и помады, как от других женщин, которых он знал. Боже, как он желал ее… Ему хотелось смеяться, хотелось, чтобы она смеялась тоже…

– Мистер герцог… Рансом, я не уверена, что вам следует заниматься такими вещами.

Герцог уткнулся носом в ее висок, вдыхая особенный аромат ее тела:

– Я не хочу заниматься ничем другим, а только этим.

Мерлин закусила нижнюю губу, и жар прокатился волной по его телу. Он склонился и лизнул языком ее рот, освободил ее губу и, играя, прикусил сам. Ее участившееся дыхание согревало его щеку, хотя девушка все еще пыталась высвободиться.

– Тебе не нравится? – шепотом спросил он. – Мерлин, милая чародейка, я открою тебе волшебство. Тебе понравится, это же настоящее чудо. Ты когда-нибудь чувствовала то же, что сейчас?

– Нет, я…

Рансом провел большим пальцем вокруг ее соска, и Мерлин чуть не задохнулась от изумления. Серые глаза широко раскрылись, и она уткнулась головой ему в плечо. Он усмехнулся и прижался к ней:

– Не надо стесняться, красавица Мерлин. Я хочу тебя ласкать и видеть при этом твое лицо.

– Боже мой, – прошептала она, уткнувшись в его пиджак. – Наверное, все-таки в этой соли было что-то не то.

– Что-то не то в этой соли… – Рансом в шутку зарычал и куснул ее в шею. – Да, что-то не то было в соли… приворотное зелье, да, Чара? – Он обхватил голову девушки руками и посмотрел ей прямо в лицо. – Тебе не нужно никакого зелья. Я захотел тебя, как только увидел.

Рансом гладил ее волосы, затем прижался к ее губам – сильный мужской поцелуй заставит ее подчиниться. Мерлин обмякла, и этой маленькой уступки оказалось достаточно, чтобы он вновь поднял ее на руки и отнес на кровать. Сорвав с себя пиджак, Рансом склонился над лежащей среди подушек девушкой и, поцеловав ее в нос, усмехнулся.

– Знаешь, – тихо сказал он, – в Лондоне говорят, что я не романтик. А по-моему, я настоящий романтик. Как ты считаешь, Чара? – Он сел рядом с ней и стал поглаживать ее щеку, пальцы его скользили вниз по шее, до самых пуговиц. – Разве хоть кто-нибудь еще вел себя так романтично?

– Я не знаю. – Мерлин облизнула полные губы. – Я не часто выхожу из дому.

Рансом расстегнул несколько пуговиц на ее одежде и погладил обнажившееся тело. На ней было немного нижнего белья – всего лишь одна сорочка отделяла его руку от нежной груди. Он прикоснулся к ней, Мерлин напряглась. С нарастающим удивлением девушка смотрела на него, как будто он только секунду назад предстал перед ней.

– Что ты чувствуешь? – спросил он, обнаружив среди мягких изгибов самый чувствительный. – Тебе нравится?

– Что? – Рассеянным взглядом она смотрела куда-то сквозь него. – Ах да, я… ой, Боже… Что вы делаете?

– Я собираюсь любить тебя, Чара. Я хочу, чтобы тебе было… – он склонился над ней и нежно поцеловал, – восхитительно.

Мерлин казалось, что она тает, как шоколад на жарком солнце. Вздрогнув, она глубоко вздохнула. Если именно это называется вольностью личного характера, то непонятно, почему кто-то должен вообще возражать против такого блаженства?

Рансом расстегнул ее блузу, разгоряченными руками обхватил тело и заскользил ими вверх, поднимая сорочку. Большими пальцами он погладил снизу ее грудь, затем кругами провел по соскам. Мерлин вздрогнула и закусила губу, разрываясь между смущением и восторгом. Но ее сознание уже не могло выразить эти два чувства одновременно. Все ее мысли растворились в ошеломительно расцветающих ласках, в ощущениях, которые дарил его язык, увлажняя вершинку ее груди.

Тяжесть его тела вдавила ее в перины из гусиного пуха, и из уст ее вырвался тихий, почти щенячий писк.

– Мерлин, – прошептал он. – Маленькая птичка, милая моя колдунья… Ой!

Неожиданно Рансом откатился на середину кровати, как был, в одежде и сапогах, и схватился за ребра:

– Черт возьми, что за…

Герцог с недоумением взглянул на ее талию, а затем схватил за карман ее передник, сорвал и с силой отбросил его. Все содержимое с металлическим звоном высыпалось на пол. Рансом приподнялся на локте и взглянул на нее с усмешкой:

– У тебя там капкан, да?

Мерлин смотрела на него, растворяясь в этом новом блаженстве, потрясенная его близостью: этот притягательный незнакомый запах, это теплое крепкое тело, тесные объятия. Она скользила взглядом по линии его подбородка, по изгибу смеющихся губ.

– О Боже! – воскликнул он. – Когда ты так смотришь на меня…

Рансом снова склонился над ней. Теплый язык опять завоевывал ее рот, а бедро и край сапога сильно давили ей на ногу. Свободной рукой он завернул юбку вокруг ее талии, полностью обнажив ноги. Прежде чем девушка сумела что-нибудь произнести, он схватил за руку и провел ее ладонью по своей груди вниз, к животу, и еще ниже. Рука ее уперлась во что-то твердое, выпирающее под бриджами, и от этого прикосновения он сладостно застонал. Вдруг он отпустил ее руку и резко рванул свою одежду… В ладони у Мерлин оказалась его обнаженная плоть – горячая, гладкая, настойчивая.

Мерлин всхлипнула, ее наполнили возбуждение и стыд. Никогда раньше она не чувствовала ничего подобного, никогда ни один человек не был еще с ней так близок. Это было прекрасно. Девушка испытывала одновременно и смущение, и радость, и сладкое, ноющее желание. Ей сильно хотелось чего-то, а он, похоже, знал, чего именно, потому что давал ей как раз то, что нужно.

Рансом прижался к ней своим телом и покрыл поцелуями все лицо и шею. Его горячая плоть прильнула между ее ног, как будто что-то отыскивая, заскользила по чувствительной коже, пока Мерлин не застонала в ответ. Она прогнулась назад, чтобы полнее насладиться этим скольжением, как вдруг ощутила резкое вторжение – настолько прекрасное, что даже боль растворилась в удовольствии страсти.