Лаура Кинсейл - Летняя луна

– Дьявол, – пробормотал он.

Вдруг в вечерней тишине опять раздался оглушительный грохот, точно такой же, как в первый раз. Однако сейчас цепь уже лежала на земле и не могла быть его причиной. Рансом пытался собрать обрывки мыслей: он никак не мог понять, что происходит.

– Что это? – воскликнула Мерлин.

Но Рансом не слушал. Он все еще в оцепенении смотрел на свое запястье, разглядывал порванный с внутренней стороны рукав сюртука и яркую кровь, которая залила уже и рубашку, и бриджи, и теперь, стекая по запястью, лужей собиралась на поросшем лишайником камне у его ног.

– Он в нас стреляет! – Мерлин вдруг села на ступени. Онемевшая рука Рансома отчаянно заныла. – Пригнись! – Мерлин резко дернула за свой конец цепи.

Рывок отозвался нестерпимой болью в его руке, и, пошатнувшись, Рансом упал на колени. Не в силах разогнуться, он опустился лбом на ступень лестницы, да так и остался лежать, пытаясь восстановить дыхание. Раздался еще один громкий треск. Мерлин всхлипнула.

Деймерелл с трудом повернул голову. Весь мир, казалось, потерял равновесие и завертелся вокруг него.

– Мерлин, ты не ранена? – Он попытался нащупать ее здоровой рукой.

– Нет, все в порядке, – прошептала она.

Лежа щекой на каменной ступени, он видел, как Мерлин повернулась к нему:

– Быстрей сюда!

Снова громыхнула цепь – это Мерлин дернула его за руку, пытаясь подтащить поближе к себе и укрыть за плитой из песчаника, защищавшей ступени сбоку.

– Стреляют, – пробормотал Рансом, пытаясь преодолеть головокружение и восстановить ясность мысли. Он прерывисто втянул воздух и сглотнул. – Стреляют…

– О Боже мой!

Она изо всех сил потянула его к себе. Движение вызвало вспышку боли в руке и плече.

– Не надо… – Казалось, у него не хватает воздуха в легких, чтобы закончить фразу.

– Ты ранен! Куда тебя ранило? – наконец поняла Мерлин.

– Предплечье, – с трудом проговорил он. – Царапина…

Рансом почувствовал, как она склонилась над ним. Обхватив его грудь, Мерлин неуклюже попыталась приподнять его тело. Он вскрикнул и прикусил губу. Его очень сильно тошнило.

– Это артерия, – сказала Мерлин, и тут же раздался еще один выстрел, и осколки камня вместе с обрывками лишайника взметнулись в воздух над их головами.

– Мерлин, – прохрипел Рансом, пытаясь найти ее рукой.

– Да-да, все в порядке. – В голосе ее звучало нетерпение. – Не разговаривай сейчас.

Он снова услышал лязг цепи, которая упала ему на грудь. Рансом поморщился. Мерлин что-то делала над ним: звук рвущейся ткани перемежался со звоном ее оков. Не поднимая ресниц, Рансом глядел на ее лицо. Между бровями девушки пролегала знакомая складочка, в серых глазах отражалась глубокая сосредоточенность.

Она обнажила его руку. Каждое ее движение сопровождалось громыханием цепи. Он закрыл глаза, а когда открыл их, Мерлин цветастыми ленточками жестянщика перевязывала его руку выше раны.

Вдруг она отодвинулась и выпрямилась. Скованные руки ее что-то искали в кармане передника, откуда только что выкатился ежик. Раздался четвертый выстрел, она быстро пригнулась, но все еще продолжала что-то искать.

– Он подходит ближе.

– Конечно. – Рансом поднял голову, чтобы посмотреть, идет ли кровь, и к горлу его подкатил приступ тошноты. – Иди… обратно… в церковь. – Он облизнул губы. – Закрой… – У него страшно кружилась голова. – Ты можешь… запереть… дверь.

Она покачала головой, вытаскивая что-то из кармана.

– Ты потерял слишком много крови. Если попробуешь встать, то просто упадешь.

– Иди сама, – сказал он, тяжело дыша и стараясь сохранить ясность сознания.

– Тебя надо перевязать, – спокойно ответила она. Уголком глаза он увидел, как Мерлин открывает какую-то жестяную коробочку и развязывает маленький пухлый пакет.

– Мерлин, ради… У нас нет выхода… Он подойдет… прямо сюда…

– Нет, не подойдет. Он будет думать, что у нас тоже есть ружье. – Довольная собой, она, улыбаясь, похлопала по свертку. – Я сделала несколько ракет.

Он поднял на нее затуманенный взгляд. Его рука наполнилась сплошной пульсирующей болью.

– Я спущу их в водосточную трубу, – объяснила она. – Получится славный звук выстрела.

Она скользнула вверх по ступеням. Цепь потянулась вслед за ней. Сквозь неясные шорохи он услышал какие-то удары, в которых безошибочно опознал щелчки и трение кремния.

Вдруг она бросилась обратно и прикрыла его своим телом. Внезапный толчок вызвал тошноту и головокружение, которые он с трудом поборол. Над ними прогремел взрыв, и от грохота все тело его содрогнулось и напружинилось.

Мерлин теснее прижалась к нему, а потом снова пробралась наверх, и вновь донеслись до него удары кремния. Новый взрыв оглушил его. Затем последовал выстрел со стороны противника, и стало слышно, как кто-то продирается сквозь кусты.

Рансом напрягся, пытаясь встать. Но сознание покидало его, и он это чувствовал.

– Трус, – прошептала Мерлин.

Рансом не сразу понял, что она говорит не о нем, а о нападавшем и что треск и шум в кустах означали его бегство. Мерлин взорвала еще одну ракету. Когда эхо стихло, звуки отступления слышались совсем далеко. Рансом снова попробовал сесть.

– Лежи спокойно, – велела она. – Я тебя еще не перевязала.

Она подняла его руку и ослабила жгут. С каждым вдохом он ощущал запах собственной крови – густой, пьянящий, с привкусом ржавчины. Запах этот вызвал в нем ассоциацию с мясной лавкой. Мерлин отвернулась и опять стала рыться в кармане, а он попробовал приподнять плечи. Увидев это, Мерлин слегка надавила на грудь, заставив его опуститься обратно. Он подчинился, не в силах сопротивляться. Голова его гудела, как церковный колокол.

– Мерлин, – слабым голосом сказал он. – Почему ты носишь с собой ракеты?

Девушка склонилась над ним. Рансому показалось, что вид у нее был виноватый.

– Я же сказала, – ответила она, – что я их сделала.

Она затянула жгут, а затем попыталась обработать рану. От боли из его горла вырвался дрожащий всхлип.

– Сделала… – Он глотнул воздух, стараясь не думать об истязаниях, которым она его подвергла. – Для чего?

– Ракета всегда может пригодиться. Я же сказала, не разговаривай.

Рансом замолчал. Он то погружался в забытье, то возвращался к реальности. И тогда боль вновь обжигала его. Рансому показалось, будто Мерлин что-то сказала, но он не мог уловить смысл слов.

– Что? – в конце концов пробормотал он, когда к нему вернулось сознание. Он почувствовал, что она закончила пытку и смотрела на него. Он видел ее достаточно ясно: на лице ее плясали веселые тени и цветные всполохи.

– Что… ты… сделала?

– Перевязала тебя, – сказала она. – Сейчас сюда привезут доктора, который лечит Теодора.

– Пить, – он сделал вдох и облизнул губы. – Кто привезет?..

– Куин нашел нас. Рансом, почему ты не сказал, что мы здесь же, в Фолкон-Хилле?

Он попробовал улыбнуться, но ничего не получилось, и ему вдруг пришло в голову, что он может умереть от этой смешной, пустяковой раны: если человек лишается жизни, перерезав запястья, то раненое предплечье, должно быть, то же самое. А еще он подумал, как обидно и глупо лежать здесь, истекая кровью.

Мерлин по-прежнему смотрела на него. Он ощутил вдруг, что она держит его за руку и что под головой у него уже не каменные ступени, а что-то мягкое. Цепь, которой были скованы его руки, лежала у него на груди. Он хотел спросить, не умирает ли, но потом решил, что это будет звучать уж очень сентиментально. Наверное, по каким-нибудь признакам он должен бы ощущать это сам. Немного подумав, он пробормотал:

– Ты перевязала меня, Чара?

– Конечно.

Он посмотрел на нее. Она была так красива в мерцающем освещении, что Рансому захотелось поцеловать ее.

– Мерлин, – он сглотнул, – все… что ты сделала… – Он взял ее за руку. Прошло довольно много времени, прежде чем он вспомнил, что собирался сказать. – Ты молодчина, – пробормотал он, – молодчина.

Она кивнула и, звякнув цепью, нежно погладила его по лбу.

Это смутило его. Он не помнил, чтобы кто-нибудь так гладил его светлость герцога Деймерелла. Он всхлипнул. Что-то блеснуло у нее на лице, и Рансом забеспокоился. Слезы подступили к его глазам. Обычно Рансом не давал волю своим чувствам, но сейчас… на всякий случай… он кое-что хотел ей сказать…

– Мерлин, – прошептал он, сжимая ее руку. Он дождался, пока она посмотрит прямо ему в глаза. Один темный локон выбился из ее прически и красивым завитком свисал на плечо.

– Да? – отозвалась она.

Он попытался улыбнуться.

– Я люблю тебя… Чара, – шепотом сказал он и большим пальцем погладил ее пальцы. – Всем сердцем… – «На всякий случай… на всякий случай… на всякий случай…»

В три часа ночи Мерлин нерешительно застыла у отделанной золотом двери в комнату Рансома. Приложив палец к нижней губе, она разглядывала отблески от свечи и тени, плясавшие на резных узорах.

Конечно, он спал.

Ей же просто хотелось его увидеть. Хотя бы минутку. Мерлин чувствовала себя виноватой. Одно дело – украдкой нарушать его ненавистные приказы, понимая, что он может появиться и призвать ее к ответу в любую минуту. И совершенно другое, когда он так беспомощен. Как только стало ясно, что Рансом вне опасности, доктор вместе с Таддеусом насильно уложили ее в постель и напоили настойкой опия. И тем не менее Мерлин было неловко из-за того, что она целый день спала и пропустила все запланированные уроки.

Последние шесть часов она работала над летательной машиной, а только что установленная шестеренка лежала гнетущим грузом на ее совести. Проведя два дня в цепях, Мерлин теперь прекрасно знала, каким тяжелым бывает железо.

Ночной сиделкой была старая гувернантка, когда-то воспитывавшая Шелби. Рансом называл ее Краснолицей, но Мерлин не думала, что это ее настоящее имя. Когда она будила сиделку, спавшую в смежной комнате, то на всякий случай не стала обращаться к ней по имени. Мерлин сказала, что ближайший час хочет подежурить сама, и гувернантка лишь шумно вздохнула и кивнула.