Лаура Кинсейл - Летняя луна

Годы взрослых забот стерли из его памяти продолжение. Может быть, Шелби помнит, как там дальше. Рансом надеялся, что он помнит. Шелби должен был передать секрет сыну. Вудроу было уже двенадцать. Улыбка сошла с его лица. Как только Шелби вернется, он сразу же спросит у него, знает ли Вудроу о старой церкви и об их клятве. Может быть, это и глупость, но дикий лес и церквушка имели свою особую ценность. Старый детский секрет основывался на полном доверии, в нем подтверждалась их несгибаемая верность друг другу. Они втроем принесли эту клятву – Рансом, Шелби и Блайз, – и она связала их узами кровной преданности.

Солнце уже почти зашло, и оранжевые лучи высветили сияющую полоску между колоннами. «К заходу солнца сделай пять шагов, – повторял про себя Рансом, – И снег с весной, и вот замкнулся круг…» Он осмотрел гладкий пол и все небольшое круглое здание. Маленькие ночные существа, обитавшие в лесу, уже начали выходить из укрытий в поисках пищи. Вот стремительно пробежала по камню полевая мышь, а вот и ежик прошуршал прошлогодними листьями, которые ветер сдул к основанию колонны.

Рансом сложил руки и оперся на них подбородком. Хорошо, что говорящая коробка и все записи о ее конструкции были надежно заперты в Фолкон-Хилле. Это означало, что Мерлин все еще нужна похитителям. И пока они нуждаются в ней, жизнь ей гарантирована – до тех пор, пока они не получат все, что их интересует. Но кровь застывала в жилах, когда он представлял себе, с какого рода «уговорами» ей, возможно, придется столкнуться.

Время неумолимо уходило. Двое суток люди и собаки прочесывали местность во всех направлениях – и безрезультатно. Мерлин либо заговорит, и ее убьют, либо будет молчать и страдать от пыток. И он сомневался в том, что похитившие ее французские агенты будут в настроении долго выслушивать тот лепет, который Мерлин считала разумными разговорами.

Он сжал кулаки и укусил себя за костяшки пальцев. Он знал, как это будет происходить. Он как будто видел это воочию. Они подумают, что она пытается нарочно запутать их какой-то чепухой, и начнут… У него вырвался стон отчаяния. Хватит. Довольно. Перестань думать об этом. Он закрыл глаза, пытаясь отделаться от мыслей, которые приводили его в бессильную ярость. Огромным усилием воли он взял себя в руки, стремясь вернуть испытанное недавно чувство покоя.

Позади него зашуршали листья. Рансом обернулся и увидел, как по каменному полу семенит ежик, время от времени останавливаясь, чтобы осмотреть трещинки и другие места, где могло затаиться что-то съедобное. Рансом рассеянно наблюдал за ним. Становилось все темнее. Подобно раздражающей модной песенке, старая клятва из детства снова и снова крутилась в его мозгу: «И снег с весной, и вот замкнулся круг. Кто знал секрет, тому открылось вдруг».

Ежик обнюхал последнюю трещинку и подошел к ступеням лестницы, около которой на плите из песчаника сидел Рансом. Дойдя до него, ежик остановился, задрал свой черный нос-пуговку и поводил им в воздухе туда-сюда. Рансом нахмурился. Маленький колючий зверек опустил голову, развернулся и поковылял обратно в церковь. Рансом вскочил.

– Боже мой!.. – прошептал он.

«С попутным ветром ласточка под кров к заходу солнца сделай пять шагов…»

Он очутился в самой середине симметричного здания и стал считать шаги. Всего через три шага он оказался у западной колонны – в детстве его шаги были гораздо короче. «И снег» означало одну колонну к северу, «с весной» относилось к маленькой нише, из которой уже давно пропала куда-то статуя Персефоны. «И вот замкнулся круг…» Он потянулся и скользнул ладонями вниз по каменным изгибам ниши, отыскивая маленькие углубления для пальцев. Вскоре он нащупал их и изумился, насколько низко они были расположены и какими показались маленькими для широких ладоней взрослого мужчины. Он уперся ладонями в камень и расставил ноги в позе, которую помнил с детства: так, чтобы его руки и стена ниши образовали замкнутый круг.

Он вздохнул, бросив взгляд на стену перед собой.

Рансом надавил. Даже не скрипнув, стена подалась под давлением и тихо отъехала в сторону, открывая узкий проход внутрь. Он ощутил дуновение влажного застоявшегося воздуха.

Согнувшись, он погрузился в черный проем и успел уже наполовину спуститься по знакомой винтовой лестнице. И лишь тогда вдруг осознал, насколько неразумно идти туда в одиночку, неподготовленным и невооруженным, успев и так наделать слишком много шума. Он остановился, крикнул: «Бросайте оружие!» и подумал, что будет чувствовать себя крайне глупо, если окажется, что в потайной комнате никого нет.

Ответом ему была тишина. В сгущавшихся сумерках он еще мог различить ступени, но сама комната была пока скрыта.

– Рансом? – раздался из темноты очень тихий голос.

– Мерлин! Слава… – Он чуть не повторил свою ошибку, опрометчиво бросившись вниз по ступеням. Рансом замер на лестнице: если кто-то из похитителей ждет внизу, он вряд ли сумеет оказать достойное сопротивление. Он напрягся, пытаясь придумать какой-то план, и вновь воцарилась тишина. Снизу донесся слабый шорох. Он замер, готовясь к прыжку. Вдруг в темноте кто-то чихнул и раздался жалобный голос Мерлин:

– Рансом, разве ты не собираешься меня спасти?

Мышцы его расслабились.

– Ты одна?

– Да, – снизу донеслись звуки возни. – Мой ежик куда-то убежал.

Он преодолел последние четыре ступени, вглядываясь в сумрак. Из поросшей мхом трещины в потолке пробивался слабый зеленоватый свет. Мерлин сидела на каменном полу. Руки ее были связаны тонкой цепочкой, которая была пристегнута к длинной и массивной цепи. Та, в свою очередь, крепилась замком к деревянной ручке огромного старинного сундука. В остальном круглая комната была пуста, не считая нескольких пыльных стульев и брошенных игрушек.

– Проклятие, – прошипел он, подходя к ней. – Я убью их.

Одним яростным ударом ноги он вдребезги разнес ручку сундука. Цепь, освободившись, с лязгом упала. Рансом поднял ее. Она оказалась гораздо тяжелее, чем можно было предположить.

– Пойдем.

Поддерживая девушку под локоть, он помог Мерлин встать и подтолкнул в сторону лестницы, сматывая кольцами тяжелую цепь. Мерлин неуклюже поднималась первой, а Рансом сзади нес ее оковы. Выйдя на свет, он выпрямился, снова взял ее под локоть и быстро повел вперед, насколько позволяла тяжелая ноша. Ему было некогда думать о том, почему именно здесь он нашел Мерлин, как она могла оказаться в месте, о котором почти никому не было известно, – он знал только, что им нужно как можно скорее уйти отсюда и вернуться домой, где было более безопасно.

Они вышли из церкви, и Мерлин воскликнула:

– Стой! Подожди минутку. Мой ежик…

Из-за ее неожиданной остановки цепь натянулась. Рансом инстинктивно отвел руку назад, позволяя петле соскочить, чтобы Мерлин не потеряла равновесие. Но Мерлин в это время сама дернула за цепь. Не встретив сопротивления, девушка не удержалась и упала на нижнюю ступеньку лестницы. Раздался громкий треск, и в воздух поднялись пух лишайника и каменная пыль. Что-то ударило Рансома в предплечье – так сильно, что он закачался.

Секунду он глупо разглядывал цепь в своих руках. В голову ему пришла нелепая мысль, что лопнуло одно из ее звеньев. Однажды он видел, как такое случилось, – при буксировке баржи. В тот раз отлетевший конец цепи убил корову, которая паслась на берегу в нескольких футах от места происшествия. Однако сейчас цепь казалась целой. Пока он ее разглядывал, Мерлин поднялась и пошла в обратную сторону, подтягивая ее за собой.

– Мерлин, забудь о нем. – Он нахмурился, увидев на потертой каменной ступени свежий скол, казавшийся белым, поднял взгляд на девушку. – Пойдем скорее.

Она не ответила, продолжая искать в траве ежика. Цепь растянулась уже на полную длину. Сейчас она показалась Рансому еще тяжелее, чем раньше, – настолько тяжелой, что он вдруг не смог удержать ее, и конец выскользнул из пальцев. Рансом шагнул вперед, чтобы снова поймать его, но Мерлин уже подтягивала цепь к себе, на ходу собирая в кольца.

Он выпрямился, не выпуская из виду последнее звено, которое подпрыгивало среди травы. Это движение неожиданно вызвало приступ странной тошноты.

– Скорее, – сказал он.

– Сейчас… – В тени церквушки она нагнулась, и цепь звякнула. – Одну минуточку.

Он искоса посмотрел на маленькое строение. В вечернем сумраке тени скользили и извивались. Рансом все еще размышлял, каким образом цепь так сильно его ударила, и вдруг сообразил, что это не могла быть цепь. Вся последовательность событий еще раз медленно прокрутилась у него в голове.

– Мерлин, – он сглотнул, пытаясь избавиться от странного привкуса, появившегося во рту, – я потом пришлю кого-нибудь за ежиком.

В церквушке раздался звук падающей цепи.

– Вот ты где! – воскликнула Мерлин. – Попался.

Снова послышался металлический лязг. Рансом покосился в ее сторону и удивился странному действию, которое сумерки оказывали на его зрение.

Мерлин вышла из церкви, еле удерживая в обеих руках свернутую цепь.

– Он у меня в кармане, – сообщила она, как будто отвечая на самый главный вопрос, занимавший Рансома. Подойдя к нему, она остановилась. – Держи, – и передала ему цепь. Рансом вытянул руки, чтобы принять ее, но она оказалось настолько тяжелой, что он не смог удержать стальные звенья. Изумленно наблюдал он, как цепь постепенно утекает вниз, и успел схватить ее лишь за самый конец. Рансом чувствовал себя странно, ему нездоровилось. Он стоял и пытался сообразить, в чем дело, и вдруг ощутил что-то мокрое между пальцев. Он поднес руку к глазам. В последних лучах уходящего дня он увидел, как блестящая красная жидкость, просачиваясь сквозь рукав, обильно стекает по ладони.