Утром он всегда был в костюме для верховой езды. Каждый раз при виде Рансома у Мерлин что-то сжималось внутри. Он выглядел так отчаянно элегантно в высоких лакированных сапогах и безупречном сюртуке, в то время как у нее вечно оставалась машинная смазка на пальцах и грязь на одежде после утренних экспериментов с говорящей коробкой. Постепенно она научилась обращать внимание на эти мелочи. Она замечала, что ни разу его бриджи не были порваны или запачканы, что они сидели на бедрах так же безукоризненно, как и сюртук на плечах – без единой лишней складочки, подчеркивая высокую стройную фигуру.

Сначала, когда они встречались в холле, он желал ей доброго утра. Однако любой разговор с ним, даже простое приветствие, потом долго не давали Мерлин сосредоточиться, так что теперь она лишь кивала в ответ и спешила дальше, вся погруженная в мысли о летательной машине. Со временем он тоже привык ограничиваться кивком.

Она работала целыми днями, до самого позднего вечера. Образ таинственного мистера Пеммини все время подгонял ее. Вудроу еще раз съездил проведать конкурента и привез оттуда тревожную весть. Мистер Пеммини действительно получил финансирование и вовсю занимался своим проектом – его машина должна была не просто летать, но даже перевозить вместе с авиатором еще и пассажира! Потрясенная, Мерлин стала работать еще лихорадочнее.

Когда часы в Большом холле били три часа ночи, она наконец позволяла себе расслабиться. В ночной тишине она устало взбиралась по огромной лестнице и ложилась в чистую постель, пахнувшую фиалками. Только здесь она разрешала себе забыть и о летательной машине, и о говорящей коробке. В эти моменты она всегда думала о Рансоме. И странная грусть закрадывалась к ней в душу, прежде чем усталость брала свое и Мерлин глубоко засыпала.


– Я предлагаю, чтобы в палате по этому поводу выступил Джордж Рид, – сказал Рансом и улыбнулся.

Его собеседник усмехнулся:

– Да, пожалуй. – Заместитель министра финансов встал. – Очень продуктивная беседа, Деймерелл. И благодарю вас за гостеприимство. Больше я здесь не задержусь.

– Не задержитесь? Разве вы не останетесь на выходные?

– Глубоко сожалею. Я собираюсь выехать в Лондон завтра утром. Но прежде чем уехать, Деймерелл, я хотел бы взглянуть на эту чудесную крылатую машину, о которой постоянно слышу от ваших гостей.

– А, это. – Улыбка увяла на лице Рансома. Он небрежно махнул рукой. – Просто большая игрушка.

Заместитель министра улыбнулся:

– И все же, как я понял, вы пожертвовали ради нее бальным залом.

– Она развлекает детей. Любого возраста.

– Хитро! Но мне-то вы можете доверять. Вы уверены, что это не станет триумфом военной техники? Боже мой, Деймерелл, какое было бы достижение, если бы эта штука заработала.

– Я на это не рассчитываю, – сказал Рансом.

Собеседник похлопал его по плечу:

– Мальчик мой, отведите меня к этой причудливой штуке и позвольте вынести собственное суждение.

– Разумеется. – Рансом склонил голову в легком сухом поклоне и жестом показал в сторону двери.

В общении с Мерлин он избегал конфронтации. Он нарочно не разговаривал с ней, чтобы дать ей время обвыкнуть и, что еще важнее, соскучиться по его вниманию. Во время последнего разговора стало очевидно, что он давил на нее слишком сильно и требовал ответа слишком быстро. Поэтому Рансом яростно погрузился в работу, отстранившись от всех домашних дел. В таком огромном поместье, как Фолкон-Хилл, это было нетрудно. Ему лишь иногда приходилось разделять трапезу с кем-нибудь из гостей, кому он хотел оказать особую честь. Все остальное время он проводил, закрывшись в собственном просторном крыле дома.

Вслед за заместителем министра он вышел из комнаты:

– Вообще-то я сам увижу ее в первый раз.

Шаги отозвались эхом в длинном сводчатом коридоре.

– Вы раньше не видели? Вам должно быть стыдно, Деймерелл. Неужели вам совсем чужда романтика и вы полностью растеряли свои юношеские мечты? Клянусь, я сам мальчишкой сидел, свесив ноги, на ветвях самого высокого вяза в округе и мечтал стать птицей и парить в воздухе!

– Очаровательная картина.

– По-моему, я сказал лишнее: мне кажется, что вы запомните это мое признание и однажды используете против меня в палате. Но ничего не выйдет. Я не стыжусь мечты своего детства, да и вам тоже не следует. Спуститесь же с высот своего положения и признайтесь: вы не меньше, чем я, хотите, чтобы эта штука полетела.

Рансом покачал головой:

– Я бы предпочел, чтобы ее разобрали и увезли из моего дома. Но… я влюблен.

– Ха! Единственное, во что вы влюблялись до сих пор, было место в Вестминстере, в зале парламента. Вам давно пора снова жениться, Деймерелл. Вы становитесь надменным, как старик.

– Спасибо за наблюдение. Я буду работать над собой.

Заместитель министра усмехнулся:

– Да, я вижу, вы хорошо принимаете критику. Ладно, дорогой друг, вы уж меня простите. Я понимаю, вам надо держаться с достоинством, подобающим вашему положению. И молоденькая, хорошо воспитанная жена без налета городских вольностей – это как раз то, что нужно.

– Вы так считаете? – Угрюмое выражение лица Рансома сменилось усмешкой. Он жестом указал гостю на дверь западного бального зала: – Тогда разрешите мне представить вас мисс Ламберн.

Он сделал неуловимое движение, и лакей с поклоном раскрыл перед ними двойную дверь.

Рансом думал, что он был подготовлен к приходу сюда. Несколько недель он выслушивал от племянниц рассказы об этом чудесном зале. Но одно дело было слышать и совсем другое – самому увидеть огромные грациозные крылья из холста, подвешенные на тысяче ленточек там, где полагалось быть люстре немецкого хрусталя.

Летательная машина заполнила все помещение. Конец одного крыла упирался в расписной потолок над ними, где Леандр переплывал Геллеспонт навстречу Геро; конец же другого крыла касался резного декора сицилийского мраморного камина. Изысканный узор из цветного камня, выложенный на полу, был спрятан под грубой деревянной платформой. В предвечернем солнце сверкали инструменты и провода, и повсюду были веревки: свисали с блоков и тянулись куда-то вдаль, отбрасывая на стены и на пол длинные пересекающиеся тени.

К удивлению Рансома, эта огромная конструкция обладала своеобразной красотой. В ней была жизнь: как будто мифологический зверь вышел из легенды и висел теперь в зале, как безмолвный трофей. А в тени гиганта двигались крошечные фигурки-лилипуты.

– Рансом! – раздался подозрительно дружеский голос Шелби из дальнего угла. Из тени появился один высокий силуэт и два маленьких по бокам от него; все трое подошли к Рансому и его гостю.

Заместитель министра приветствовал Шелби с искренним удовольствием. Он улыбнулся и погладил по головкам близнецов, которые были слишком возбуждены, чтобы вспомнить о застенчивости. С визгом они схватили дядю за фалды сюртука и потащили в глубь зала.

– Какое чудо! – произнес заместитель министра, обращаясь к Шелби, и они последовали за Рансомом и детьми.

– Да, это просто удивительно, правда? – воскликнул Шелби. – Я сам успел здорово увлечься этой штукой. Каждый вечер прихожу сюда и помогаю.

Когда глаза Рансома привыкли к резкому контрасту света и тени, он наконец увидел Мерлин. Она ссутулилась над письменным столиком в углу и, хмурясь, записывала что-то в блокнот. Близнецы подвели его к ней, но Мерлин даже не подняла головы. Рядом, упираясь спиной о камин, с поднятыми руками стоял майор Куинтон О’Салливан О’Тул О’Шонесси и аккуратными движениями накручивал проволоку на кончик крыла. Тут же находилась Жаклин – она придерживала крыло и, вытянув шею, наблюдала за его работой.

Мистер Пилл тоже был там – он стоял рядом с Мерлин и нараспев зачитывал ей численные равенства с какой-то пыльной бумажки. Группу завершали Вудроу и Блайз – Блайз, кто бы мог подумать! – они разрезали кетгут на узкие ленты и сортировали их по длине, раскладывая по полу в аккуратные ряды. Точнее, сортировал Вудроу, а Блайз ходила поблизости и указывала ему на ошибки.

Рансом сглотнул, пораженный тем, какая многочисленная и странная компания из гостей и родственников собралась здесь. Однако, повинуясь привычке, он ничем не выдал своего изумления. Оказывается, половина домочадцев регулярно занимается летательной машиной. Он посмотрел вокруг, пытаясь понять, что именно могло вызвать такую неожиданную привязанность. Но не обнаружил ничего, что позволило бы ответить на этот вопрос.

– Чем будет заниматься дядя Деймерелл? – радостно спросила Августа. – Мисс Мерлин! Можно, дядя Деймерелл возьмет нас на кошачье сиденье?

Мерлин подняла голову и взглянула ему в глаза. Между бровей ее залегла глубокая складка, а тени под скулами придали лицу незнакомый, усталый вид. Рансому показалось, она даже и не видела его.

– Да-да, конечно, – отстраненно сказала она и вернулась к своим записям. – Идите к Шелби, он даст вам конфет. Какое последнее число, мистер Пилл? Сто семнадцать на корень из чего?

Аврелия и Августа обрадовались и потащили Рансома куда-то в сторону, но он отстранился от них.

– Мерлин, – позвал он.

– Не сейчас. – Она покачала головой. – Только не сейчас, пожалуйста.

Он глядел на ее ссутулившиеся плечи, на огрубевшие тонкие пальцы, державшие карандаш. Она приказала мистеру Пиллу на время прерваться, схватила другой блокнот и стала быстро листать страницы. Найдя нужное место, она хмуро обернулась к летательному аппарату и прикоснулась пальцем к нижней губе – тем самым, свойственным только ей жестом, от которого у Рансома так часто закипала кровь. Однако на этот раз она покусывала палец с таким напряженным волнением, что и его реакция была совершенно другой.

– Мерлин, – снова позвал он, – можно минутку поговорить с тобой?

В ответ он не удостоился даже взгляда.

– Хотите, я запишу ваше послание, ваше герцогство, – весело поинтересовался ирландский акцент, – и доставлю, когда она снова вернется на нашу грешную землю?