– Что тебе, Блайз?

Сестра бросила взгляд на Куина. Руки ее были сжаты в маленькие белые кулачки, но при виде того, как зеленоглазый ирландец с улыбкой отвесил ей поклон, пальцы ее слегка расслабились.

– Ой… ты занят? – спросила она с неожиданной и необычной заинтересованностью. – Я зайду позже.

Она повернулась к двери, но Куин аккуратно подхватил ее под руку.

– Дорогая прекрасная мадам, – сказал он. – Умоляю, не нужно так быстро лишать меня солнечного света, который появился в моей бедной пустой жизни.

От этой фамильярности у Блайз расширились глаза. Рансом уже собрался было каким-нибудь колким замечанием охладить красноречие О’Шонесси, но вдруг увидел невероятное зрелище: его чопорная сестра позволила дурно воспитанному незнакомцу многозначительно погладить себя по плечу, а потом поцеловать руку.

Блайз застыла. «Это от шока», – подумал Рансом. После того как Куин выпрямился, она еще добрых полминуты смотрела на него в упор, прежде чем догадалась освободить руку и выйти из комнаты.

– Неплохо у вас получилось, – сухо сказал Рансом.

Куин подмигнул:

– За каждое дело своя награда, любила говаривать моя старушка-матушка.

– Могу вас уверить, что благосклонность моей сестры такой наградой для вас не станет.

– Сейчас вы можете говорить что угодно, ваше герцогское высочество. Но лично я думаю, – Куин отвесил поклон, – что человек должен сначала как следует поработать, а потом уже принять награду от вашей светлости. К тому же воткнутый в руку ежик явно не прибавляет вам оптимизма.

– А если бы этот ежик был воткнут вам в з…

– Придержите язык, сэр, пожалуйста! Еще одна прекрасная дама собирается украсить своим присутствием наше скромное общество.

Рансом развернулся – на этот раз очень осторожно – и посмотрел в сторону двери. Там, одетая в знакомый передник с карманом, стояла Мерлин и с тревогой заглядывала в кабинет. Он откинул голову назад, на высокую спинку стула, и со вздохом облегчения прикрыл глаза.

– Сними его с меня, – попросил он. – Немедленно!

– О Боже! – воскликнула Мерлин. – Ты поранился?

Он услышал, как она подбежала к нему:

– Так, давай-ка…

Он завопил от боли, заглушая конец ее фразы. На ее поспешную попытку распрямить его при помощи рычага ежик отреагировал тем, что еще сильнее и глубже всадил иголки в пальцы – до самой кости, был уверен Рансом. Он выдернул у Мерлин свою руку вместе со зверьком. Через минуту, справившись с болью, он приоткрыл глаза и увидел, что Мерлин растерянно смотрит на него.

– Прости меня! – чуть не плакала она. – Бедная твоя рука! Что же нам делать?

– Полагаю, мне следует удалиться, дорогая мадам, – Куин начал продвигаться в сторону двери, – прежде чем его герцогство начнет на всех кидаться.

– Ох, Рансом! – Мерлин не обратила на Куина никакого внимания и, как только он закрыл за собой дверь, схватила Рансома за свободную руку. Она сжимала его ладонь в своих – жест, который в любое другое время он счел бы чрезвычайно приятным. Как бы то ни было, он сумел сдержаться и не стал бранить ее.

– Бедный Рансом, – повторила она и опустилась на колени рядом с его стулом, прижавшись щекой к его руке.

Он сделал десять ровных, глубоких вдохов. Вот и верь после этого судьбе, подумал он. На Мерлин напала нежная преданность как раз тогда, когда он парализован от боли. Дрожащими пальцами провел он по ее нежной коже и прошептал:

– Вот так удача.

– Что? – Она подняла на него большие серые сострадающие глаза.

– Да ничего, – сказал он. – Не важно.

Мерлин повернула голову, прижалась губами к его ладони – и тут же все тело его буквально запело от желания. Вены его горячо загудели, и Рансом почувствовал физическую необходимость крепко прижать ее к себе, как будто это могло избавить его от страданий. Затем он, несмотря на жгучую боль, притянул Мерлин к себе. Губы ее были невероятно нежными и отзывчивыми.

– Проклятие, – пробормотал он, оторвавшись от нее, положив руку на стол и ложась на нее лицом. – Думаю, этого я не заслужил.

– Что я могу сделать? – трогательно спросила Мерлин. – Ну что я могу сделать?

Рансом попытался улыбнуться:

– Как я вижу, не так уж много.

– Но тебе же больно. А я не хочу, чтобы тебе было больно. И все это из-за меня. Ведь скорей всего именно я оставила ежика здесь. Конечно же, это я. Я часто делаю что-нибудь в этом роде. – Она закусила губу. – Ох, Рансом! Ты сможешь простить меня?

Он глубоко вдохнул. У нее были такие красивые глаза…

– Мерлин, – вздохнул он. – До того как я умру, скорее всего когда-нибудь прощу тебя.

Пепельные брови ее сдвинулись. Он видел, что его ирония осталась непонятой, но на ее лице появилось такое трогательное выражение озабоченности… Она поднесла палец к нижней губе. Рансом застонал. Он опустил голову на раненую руку, а свободную вытянул и убрал ее палец от лица.

– Пожалуйста, не делай так, – мягко попросил он. – Из-за этого я чувствую себя настоящим варваром.

– Я не нарочно.

– Знаю. Ты всегда не нарочно, правда? – Он сжал ее пальцы еще сильней. – Посиди со мной, Чара.

Она печально взглянула на ежика:

– Я знаю, каково тебе сейчас.

– Правда? Тебе недавно вонзилась в руку одновременно сотня шляпных булавок?

– Нет. Я имею в виду, я знаю, что чувствует ежик.

Рансом вздохнул:

– А я-то думал, из нас двоих ты будешь сочувствовать мне.

– Я и сама хотела бы сейчас свернуться вот так в клубочек.

– Так почему бы тебе не попробовать? А потом ты сама себя спросила бы, что можно сделать, чтобы тебя распрямить.

Мерлин посмотрела ему в глаза. Он слегка улыбнулся ей, показывая, что шутит, однако она не ответила. В глазах ее появилось знакомое выражение отрешенности, когда казалось, что она разглядывает его нос и в то же время что-то в тысяче миль отсюда. В такие минуты она казалась очень уязвимой и бесконечно драгоценной – как дитя, улыбающееся во сне.

Рансома охватило острое чувство ответственности за Мерлин. Ведь именно он лишил ее тихого, безопасного существования и, не спрашивая, завладел ее телом и всей ее жизнью. Он терпеливо ждал, пока девушка снова вернется в реальный мир.

– Есть!

– Ох! – хрипло выдохнул Рансом, поскольку звук ее голоса заставил ежика вздрогнуть.

Мерлин вскочила на ноги и стала быстро что-то искать в кармане. Она извлекла пригоршню металлических пружинок и рассыпала их по полированной поверхности стола, затем два сломанных карандаша, маленькое зеркальце и табакерку. Оттопырив карман и заглядывая внутрь, она досадливо поморщилась и возобновила поиски. На свет появилась обширная коллекция деталей часов. Рансом воздержался от вопроса, откуда они взялись, но твердо решил в самое ближайшее время проверить состояние всех часовых механизмов Фолкон-Хилла.

– Вот же, – сказала она, – вот она, нашла…

В самой глубине кармана она пыталась ухватить какой-то маленький, ускользающий предмет и после упорной борьбы наконец с триумфом вытащила его.

– Семя подсолнуха, – увидел Рансом.

– Он обожает его! – Она обежала вокруг стола и нагнулась, двигая семечко в направлении колючего шарика на пальце Рансома. – Вот так… Смотри.

Прошла минута.

– Я смотрю, – сказал Рансом.

Она жестом попросила его замолчать. Он склонил голову, наблюдая, как солнце освещает ее волосы и как она, согнувшись, внимательно смотрит на ощетинившегося зверька. Руки ее покоились на поверхности стола, тонкие пальцы были изящно изогнуты. Общее впечатление немного портило пятнышко смазки на одном из них. Простая хлопчатобумажная блуза слегка колыхалась, приоткрывая прелести, находящиеся под ней.

– Иди сюда и поцелуй меня, – сказал он. – Ежик никогда не раскроется, пока мы на него смотрим.

Она подняла голову и откинула с лица выбившийся локон.

– Ты думаешь? – Лицо ее выражало сомнение. – Я никогда не наблюдала за ним достаточно долго.

– Мерлин, мне больно. Очень больно. Мне нужно как-то отвлечься.

Она нахмурилась. Затем лицо ее осветилось застенчивой улыбкой. Она уставилась на собственные пальцы:

– Наверное… если только ты не пытаешься заставить меня сделать что-то, чего я не хочу.

– Конечно же, нет. Это просто обходной маневр. По-моему, ежик стесняется. Ему не нравится, когда люди на него смотрят. Мы должны показать, что полностью забыли о нем.

Она снова подошла к нему, уже не улыбаясь. Лицо ее было серьезно, волшебные серые глаза чисты и ясны, как луна.

– Ты думаешь, это и вправду поможет?

Выражение лица, тон, легкое напряжение бровей – все говорило о том, что вопрос этот задан совершенно серьезно. У него пересохло во рту.

– Нет, – честно прошептал он, – я просто хочу тебя целовать.

Она наклонила голову. Указательным пальцем осторожно очертила контуры его губ. Рансом закрыл глаза. Его наполняло желание – горячее, требовательное, едва поддающееся контролю. При первом трепетном касании ее губ ему пришлось схватиться за край стола. Тот факт, что раненая рука была уже свободна, едва ли достиг его сознания. Он весь растворился в ее неловком поцелуе, в застенчивой нежности ее касаний и запрокинул голову, надеясь на большее…

– Сработало!

Она резко вывернулась, и он почувствовал себя обманутым.

– Смотри, – сказала Мерлин, не обращая внимания на прошептанное им ругательство. – Я же говорила!

Рансому не нужно было глядеть на ежа. Он осмотрел освобожденный палец в надежде, что его не придется ампутировать. Проколы оказались не такими глубокими, как он опасался, хотя палец яростно ныл и кровь залила всю промокательную бумагу. Он обернул палец платком и уставился на ежика, который уже успел справиться с единственным семечком и теперь подергивал черной пуговкой носа в поисках нового угощения.

– Я нахожу ваше присутствие излишним, – сообщил он зверьку. – Будьте добры проследовать в место вашего расположения, и желаю вам по пути свернуть свою колючую шею.