(Англия) Элизабет Чедвик - Летняя королева

– Как красиво! – выдохнула королева, потому что вещь действительно была прекрасна, даже если больше ей не принадлежала. Бернар Клервоский одобрил бы ее прежний вид – простой и чистый, без украшательств. Теперь же это была целиком вещь Сугерия. Он бы мог даже не беспокоиться насчет надписи, своей метки. – И так подходит к остальному убранству церкви.

– Я рад, что вам понравилось. Мне захотелось отдать должное вашему дару.

– И вы своего добились. – Алиенора чуть не прониклась к Сугерию симпатией. Он был законченный политик, готовый, как и она, заниматься практическими аспектами. – Я хочу просить вас об одном одолжении.

Сугерий насторожился:

– Если смогу, конечно, все сделаю.

Алиенора уставилась в пол, рассматривая узор четырехлистника на плитках.

– Наши молитвы дали плоды, – вымолвила она. – Я ношу ребенка. – И она положила руку себе на живот, слегка округлившийся под поясом.

Сугерий просветлел:

– Чудесная новость! Хвала Господу, что Он услышал наши мольбы!

Алиенора прикусила губу:

– Я пока не говорила королю. Не хотела давать ему надежду после стольких лет и той нашей потери. Право, не знаю, как он отреагирует. Я была бы очень благодарна, если бы вы подготовили его к известию.

– Предоставьте это мне. – Сугерий взял ее руки в свои, чтобы успокоить. – Король обрадуется несказанно, иначе и быть не может.

Алиенора заулыбалась, но ощущения остались двоякими. В последнее время Людовик был непредсказуем.

Король взирал на Сугерия с плохо скрываемой тревогой. Он только что помолился и пребывал в расслабленном состоянии духа, пока аббат не сообщил, что хочет с ним поговорить с глазу на глаз. Король приготовился к очередным дворцовым и церковным интригам. Проблема с Буржем разрешилась, де ла Шатр самодовольно занял пост архиепископа, но что-то другое обязательно должно было случиться.

– Королева попросила меня сообщить вам новость, что Господь услышал ваши молитвы и счел возможным благословить ваш брак. Ваша супруга плодовита, и весной у нее родится ребенок.

Людовик раскрыл глаза от изумления. Новость оказалась такой огромной, что никак не укладывалась у него в голове. Наконец-то. После всех лет молитв, борьбы и сомнений. Свершилось, и все благодаря наставлению Всевышнего. Если, разумеется, она выносит живого ребенка на этот раз.

– Вы уверены?

Сугерий кивнул:

– Так же, как сама королева. Она пожелала, чтобы я вам все рассказал, ибо это случилось благодаря наставлениям и вмешательству церкви, а еще ваша супруга хотела подготовить вас к предстоящему разговору.

В груди Людовика вскипало волнение. Ребенок! Долгожданный сын для Франции!

– Королева отдыхает в гостевом доме, – добавил Сугерий с улыбкой.

– Через минуту я буду с ней, – сказал Людовик, поскольку сначала он вернется в церковь, падет на колени и поблагодарит.

Быть может, отнести Алиеноре подарок? Ей понравится красивая брошь или кольцо. Но он тут же отверг эту идею. Нельзя поощрять такое украшательство, ведь оно не угодно Богу, а они только потому зачали это дитя, что избавились от подобной мишуры во время встреч. Лучше что-то пожертвовать церкви для прославления Всевышнего, чем украшать собственную жену.

Горничные Алиеноры едва успели зажечь лампы в гостевых покоях, как явился Людовик – яркий румянец на бледном лице, глаза блестят от слез, а сам так оживлен, что Алиенора не могла припомнить, когда видела его таким в последний раз.

– Это правда? – с порога спросил он. – То, что говорит Сугерий, правда? – Он схватил ее руки в свои.

– Да, это так, – ответила она, настороженно улыбаясь.

Он наклонился и поцеловал ее, хотя и не в губы.

– Ты проявила себя хорошо. Бог остался тобою доволен, и теперь можно ждать, что Он подарит нам здорового сына.

Король опустился перед женой на колени и прижался лицом к ее животу. Алиенора, глядя на его тонзуру, постаралась почувствовать к нему любовь. Какая-то ниточка все еще существовала, но очень тонкая и непрочная.

Он поднялся с колен:

– Больше отдыхай, не переутомляйся. Я верю, что на этот раз ты выносишь здорового сына. Пусть женщины окружают тебя круглые сутки, и обязательно найми повитух. И вообще, – добавил он, нахмурившись, – тебе не следовало ехать сюда верхом, чтобы не навредить ребенку.

Алиеноре показалось, будто за нею закрывается тюремная дверь. Людовик посадит ее в клетку, лишь бы защитить своего благословенного наследника.

– Я знала, что со мной ничего не случится, – ответила она, – ведь наши молитвы о ребенке прозвучали в Сен-Дени.

– Лучше все-таки не рисковать, если дело касается нашего сына.

– Не сомневайся, я буду прислушиваться ко всем разумным советам, – сказала она.

– Я надеюсь. Не хочу, чтобы ты потеряла и это дитя, как в прошлый раз.

Алиенора сжала кулаки. Возможно, уединение – не так уж и плохо, как она себе это представляет.

Наконец Людовик ушел, и Алиенора облегченно вздохнула. От их брака теперь осталось так мало – одни лохмотья некогда яркой ткани. Все ее жизнь зависит от одобрения мужа. Пока что она его получила, но король очень непостоянен. Она никогда не могла предугадать, что он выкинет в следующую минуту по отношению к ней, и поэтому находилась в постоянном напряжении, как канатоходец на канате. Это утомляло.

Алиенора шумно дышала и тужилась, напрягая все силы, а затем снова откидывалась на подушки, задыхаясь, когда схватки утихали. Роды начались накануне вечером и продолжались всю ночь. Давно настало утро, в окно лилось апрельское солнце, напоминая ей об Аквитании.

– Теперь уже скоро, – успокаивала сестру Петронилла, промокая ей лоб тряпицей, смоченной в воде. – Я знаю, тебе кажется, будто ты сейчас лопнешь, но этого не произойдет, обещаю.

– Ты, похоже, очень уверена, – пыхтя, проговорила Алиенора.

Она лежала с распущенными по подушке волосами, чтобы они не задушили ребенка в утробе.

– Конечно. Я меньше тебя, а справилась, – самодовольно заметила Петронилла.

Пройдя однажды испытание родами и уже нося под сердцем второго ребенка, округлившего ее живот и груди, она чувствовала, что вправе давать советы.

– Но Изабелла родилась маленькой, – заметила Алиенора.

– Так и у тебя не великан родится! Рауль гораздо выше Людовика.

Снова начались схватки. Лицо роженицы перекосила гримаса боли, она крепче сжала в кулаке орлиный камень[15]. Это был кусок горной породы, внутри которого лежал другой камень, облегчавший, как считалось, роды. Его ей подарила свекровь в редком порыве сочувствия, сказав, что он помогал ей во время ее собственных родов. Если силы камня действовали, то каковы были бы роды без него – даже подумать страшно. Алиенора еще раз напряглась изо всех сил. Повитухи суетились вокруг, подбадривали, внимательно следили за процессом, смазывали маслом промежность, чтобы не разорвалась.

Появилась головка, а затем в потоке слизи вылезли плечики и остальное тельце. Комнату наполнил плач ребенка, который становился все громче с каждым новым глотком воздуха, но молчание повитух сказало Алиеноре все, что ей нужно было знать.

– Ой, какая красавица! – первой пришла в себя Петронилла. – Алиенора, у тебя родилась дочь, крепкая девчушка! – Она наклонилась и поцеловала сестру в щеку. – Кузина и подруга по играм для Изабеллы!

Алиенора взглянула через плечо Петрониллы. Солнечный луч освещал плачущего ребенка, все еще связанного с ней пуповиной, и было в этой картине что-то святое. Затем повитуха перерезала пуповину маленьким острым ножом и забрала ребенка, чтобы выкупать в медном тазу с теплой водой – украшенном тазу, которым не пользовались с той ночи зачатия.

Аделаида, присутствовавшая при родах, следила за каждым движением женщин, купавших дитя.

– Девочки всегда могут пригодиться для приобретения новых союзников путем брака, – заметила она. – У меня самой родилась одна дочь, помимо шестерых сыновей. Лучше родить сначала мальчиков, чтобы обеспечить преемственность, но то, что родился, по крайней мере, здоровый ребенок, уже повод воздать хвалебную молитву и причина надеяться, что в следующий раз ты преуспеешь лучше.

Алиенора представила, что ее защищает непроницаемый стеклянный шар и слова обтекают его, совершенно не затрагивая.

Повитуха поднесла к ней ребенка, уже завернутого в мягкое одеяльце. Девочка была крошечная и такая живая: ручки и ножки все время двигались, а маленькое личико морщилось. Алиенора взяла дочь на руки, и душа у нее расцвела. Она не станет думать, что скажет Людовик или кто-то еще. Только не в эту секунду, потому что второй такой уже не будет никогда. Кожа у младенца была невероятно мягкой, каждый пальчик заканчивался миниатюрным розовым ноготком.

– Как ее назовут? – поинтересовалась Петронилла.

Будь младенец мужского пола, его бы крестили Филиппом, как деда по отцовской линии.

– Мария, – ответила Алиенора, – в честь Пресвятой Девы Марии, чтобы отблагодарить Ее за милость.

Людовик ужинал вместе с придворными в великолепном зале, построенном его предком, Робером II. Он знал, что у Алиеноры начались роды, но старался отделаться от этой мысли. И аббат Сугерий, и Бернар Клервоский оба воздали особые молитвы Всевышнему за здорового наследника. Он сделал все, что в его силах, чтобы обеспечить хороший исход как для себя, так и для Алиеноры. Даже велел ей уединиться на две недели раньше срока, чтобы дать сыну больше покоя и тишины перед рождением. Его главной заботой был ребенок. Если Алиенора умрет во время родов, он всегда найдет себе другую жену, но мальчик – это самое главное для него: он станет не только его наследником, но унаследует также Аквитанию.