Бизонов оставалось все меньше, дичи практически не было. Преследуемые солдатами, целые племена вынуждены были поспешно оставлять прекрасные охотничьи угодья, чтобы избежать пленения. Они избегали стычек с военными не столько из страха, сколько из необходимости сохранять пищу и шкуры. Пока самые опытные охотники продолжали заниматься своим делом, племя высылало лазутчиков, чтобы предупреждать сородичей о надвигающейся опасности.

Пума и его двоюродный брат Зимний Медведь неустрашимо вели своих людей по равнине. Они сопротивлялись, несмотря на нападения «синих мундиров» и нехватку бизонов. К концу лета племя запасло достаточно мяса и шкур, чтобы продержаться в самые суровые зимние месяцы. Если не случится ничего непредвиденного, они выживут.

Пока мужчины охотились, женщины выделывали шкуры и сушили мясо. Они сушили также ягоды, выкапывали съедобные коренья, брали от природы все, что она могла им дать. Собирали орехи, мед, дикие травы и плоды. Вечерами женщины до рези в глазах шили при свете костра зимнюю одежду для своих семей. И как все радовались, когда мужчинам удавалось украсть несколько мешков кукурузы на фермерских полях. Теперь в добавление к скудной пище у них будет кукурузная мука. Как-то ночью Пума предпринял вылазку в небольшой поселок и вернулся с такими сокровищами, как кофе, пшеничная мука и сахар. Медленно, но верно племя готовилось к противостоянию долгой, суровой зиме. Люди собирались укрыться в горной долине вне досягаемости солдат, которые станут преследовать их даже там.

Когда охота закончилась, а глубокий снег, мешающий лошадям, еще не выпал, вожди Пума и Зимний Медведь со своими воинами стали нападать на небольшие отряды солдат, которые отходили от фортов дальше, чем следовало. Зачастую они лишь заманивали солдат, которые и без того уже шли в расставленную им индейцами западню. Шайенны теперь нападали поочередно на военных и на мирное население, разбирали железнодорожные пути, перерезали телеграфные провода. Отдаленные поселки и фермы разграблялись и сжигались. Плохо охраняемые вагоны и поезда с боеприпасами безжалостно уничтожались.

Если бы Таня не ждала своего четвертого ребенка, она тоже приняла бы участие в этих нападениях. Несколько лет назад она обучилась военному искусству шайеннов. Ее наставником был Пума, и она весьма преуспела в военном деле. И хотя по традиции женщин не допускали на совет племени или на состязания, в военные походы Таню брали с готовностью. Ее сноровка и храбрость вызывали восхищение и признание.

В конце луны Умирающей Травы — белые люди называют это время сентябрем — Пума вернулся из одной из бесчисленных отчаянных вылазок. Как только об этом стало известно, все племя вышло встретить возвращавшихся воинов. Верховные вожди, Пума и Зимний Медведь, провели отряд через деревню к ее центру.

Там, стоя у своего вигвама, Таня ждала мужа. Она оглядела его бронзовое тело, ища следов схватки, и, к своему облегчению, не увидела новых ран. Пума гордо сидел на черном жеребце, длинные темные волосы мужчины ниспадали на мускулистые плечи, орлиные перья, означавшие число побед, трепетали на ветру. Глаза вождя цвета оникса сверкали торжеством. Высокие скулы, плотно сжатые губы и прямой нос довершали идеальный портрет благородного воина.

Взгляд Тани переместился на мужчину, который, спотыкаясь, брел рядом с конем Пумы. Руки пленника были связаны за спиной, веревка была надета ему на шею. Перепачканная грязью и кровью одежда была изорвана, но все равно можно было узнать форму кавалериста. Что разгневало Таню, так это то, что мужчина явно был индейцем. Его кожа и волосы, так же как и мундир, говорили за него — он был предателем своего народа. Позади отряда вели еще двоих индейцев в кавалерийской форме. Все трое принадлежали к племени индейцев юта, давних врагов шайеннов, ставших еще более ненавистными из-за сотрудничества с войсками Соединенных Штатов. Их судьба была предрешена, больше они уже не смогут причинить вреда своим собратьям.

В тот вечер под звездным небом разнеслись звуки индейских барабанов, славя военную победу. Ярко горели костры, все племя собралось в центре деревни, чтобы петь, танцевать и благодарить охраняющих их милостивых духов.

Таня сидела рядом с мужем. Ее весьма округлившуюся талию украшал пояс с прикрепленными к нему скальпами, которые добыла в бою эта женщина. В продолжение всего празднества она оставалась непривычно тихой. Как жена вождя, она следила, чтобы воинов обносили едой и напитками, но сама ела очень мало. Ее положение требовало, чтобы она присматривала за ходом торжества, следила за удобством воинов и проверила, чтобы все было готово для пленных. Не успеет солнце приветствовать новое утро, как пойманные юта будут преданы медленной смерти. Таня много раз видела и участвовала в подобном ритуале. И хотя она не до конца одобряла его, он был частью жизни шайеннов, и она привыкла к нему.

Но в этот вечер мыслями она была далеко. Приготовления к празднику утомили ее, она чувствовала себя неважно. Как только представилась возможность сесть, Таня сложила позади себя несколько шкур, чтобы дать отдых болевшей спине. Слушая рассказы воинов о победе, она бессознательно поглаживала живот круговыми движениями. Шли часы, неудобство внутри нее нарастало, болела уже не только спина, но и живот. Когда все стали подниматься, чтобы готовиться к пытке пленных, Таня тоже поднялась и, подозвав к себе Пугливую Олениху, объяснила подруге что происходит. Потом, вежливо извинившись, покинула собрание.

Пума остановил ее на пути к их вигваму, где Утиная Походка сидела со спящими детьми Тани.

— Сейчас не время покидать праздник, Дикая Кошка.

Говорил он тихо, но его слова дали ясно понять, что он недоволен ее уходом. Он уже давно знал, что она не одобряет пытки и присутствует при них только потому что должна.

Таня прикоснулась к руке мужа и спокойно улыбнулась.

— Сейчас именно время, муж. И с этим ничего нельзя поделать.

Резкая боль пронзила ее, чуть не согнув пополам.

Сильные руки Пумы поддержали жену, пока боль не отпустила. Понимание прояснило его черты.

— Твое время пришло, — с нежностью произнес он.

Таня кивнула и, переведя дух, сказала:

— Возвращайся к людям, Пума. Пугливая Олениха пошла за знахаркой, а пока со мной побудет Утиная Походка. Мы сообщим тебе, когда родится ребенок.

По сравнению с предыдущими родами эти оказались долгими и трудными. Они продолжались всю ночь. Празднество, наконец, закончилось, затихли последние барабаны, умолкли крики. Рассвет приветствовал новый день нежными розово-золотыми облаками, когда вторая Танина дочь пришла в этот мир. Исполненная умиротворения перед лицом прекрасного тихого утра, Таня назвала девочку Утренняя Заря. И заснула, прижав к себе ребенка.

Когда она пробудилась, рядом сидел Пума, изучая темными глазами лицо жены.

— Доброе утро, Дикая Кошка.

Она улыбнулась и ласково коснулась его щеки.

— Доброе утро, Пума. Ты простил меня за то, что я принесла тебе еще одну дочь?

— Мне нечего прощать тебе, — ответил он. — Она такая красивая. Наконец-то у меня будет ребенок с волосами, как у тебя, — цвета меда. А вот глаза у нее, по-моему, будут мои — темные.

— Может быть, следующим будет сын — для тебя.

Эти мягко произнесенные слова заставили Пуму нахмуриться.

— Нет, Дикая Кошка, — сказал он, качая головой, — знахарка рассказала мне, какими трудными были роды. Она предостерегла, что еще одни подвергнут твою жизнь опасности. Ты должна последовать ее совету и предохранять себя. Она даст тебе настой трав, чтобы избежать беременности.

Глаза Тани наполнились слезами, она отвела взгляд.

— Возможно, тебе все же придется найти себе вторую жену, Пума. Она подарит тебе больше детей.

Пума повернул к себе лицо жены, заставив ее посмотреть ему в глаза.

— Мой вигвам достаточно полон, Дикая Кошка. Мне не нужна другая жена и у меня нет желания еще пополнять наше племя. Четверо детей достаточно для самолюбия мужчины. Я счастлив с тобой и нашими сыновьями и дочерьми.

— Я люблю тебя, Пума. Ты — солнце, которое освещает мою жизнь.

Сдерживая страсть, Пума прижался к губам жены нежным, сладким поцелуем.

— Ты — вся моя жизнь, Дикая Кошка.

Глава 2

Глаза у Летней Грозы были такие же большие и яркие, как у двух кугуаров, которых ее родители держали как домашних животных. Двух горных львов — мальчика и девочку — звали Кит и Кэт. Им бы очень понравились яркие свертки с подарками вокруг рождественского вертепа в гостиной бабушки Рэчел. И «распаковали» бы они их в два счета, если бы их не оставили в деревне у шайеннов. Гроза прекрасно знала, что они чувствуют, потому что ей до смерти хотелось сделать то же самое. И лишь строгое предупреждение отца и матери удерживало ее от этого деяния.

Сегодня был день, который все называли сочельник. Насколько поняла Гроза, это был праздник в честь рождения великого вождя. Вся семья собралась на ранчо бабушки Рэчел. Вместе с бабушкой Сарой и дедушкой Эдвардом должны были приехать двоюродная тетя Элизабет, дядя Джордж и двоюродный брат Джереми. Тетя Джулия и дядя Роберто вместе с двоюродной сестрой Грозы Линдой уже были здесь. И еще мамина лучшая подруга Мелисса Керр и ее муж Джастин, которые прибыли с младенцем Стивеном. Пригласили даже шерифа Миддлтона.

В доме бабушки Рэчел все было как-то странно. Много комнат, соединенных в одно строение, и огонь здесь разводили между стен, а не посередине комнаты. На папе были брюки и рубашка из ткани, хотя он остался в мокасинах и не снял головную повязку. Мама надела очень красивое платье из ткани небесно-голубого цвета, а волосы она закрепила на голове, а не распустила, как обычно, по плечам. И говорили здесь все по-английски, иногда по-испански и называли папу «Адам», а не Пума. Маму они называли «Таня». Это имя показалось Грозе очень милым. И даже ее собственное имя звучало на английском языке совсем по-другому, и Гроза иногда терялась, потому что не понимала, кто к кому обращается.