От отчаяния Грозе хотелось плакать. Руки и ноги у нее болели, от жары раскалывалась голова, на ладонях вздулись огромные волдыри. Если бы не зрители, она села бы на землю и разрыдалась.

— Какая разница, где в этой противной хижине будет вход? — простонала Гроза.

— Разница есть. Надо переделать.

В какой-то момент показалось, что Гроза откажется. На ее лице появилось упрямое выражение. Но потом с недовольным вздохом она сказала:

— Хорошо! Нужно разобрать весь этот дурацкий вигвам?

— Нет, дорогая. Только покрытие. Затем надо прикрепить нижние края, и дело будет сделано.

— Слава Богу, какая малость, — пробормотала Гроза, начиная снимать шкуры.

— И еще, Гроза, ты должна не забывать говорить на языке шайеннов. Крайне невежливо говорить на языке, который непонятен остальным.

— Неужели? — раздраженно отозвалась Гроза. — А мне кажется, что с их стороны крайне невежливо смеяться надо мной, так что мы квиты.


Трапеза явилась для Грозы еще одним испытанием. Она забыла, что мужчины едят первыми, а женщины и дети после. Пока Гроза занималась вигвамом, Пугливая Олениха приготовила еду, и все собрались в вигваме Зимнего Медведя на ужин. Мужчины сидели и беседовали, женщины обслуживали их.

Когда Гроза подала Охотнику его миску с тушеным мясом, тот подмигнул ей с хитрой улыбкой.

— Знаешь, Ветер, я, пожалуй, тоже переберусь сюда, — сказал он. — Некоторые здешние обычаи мне очень по душе. А тебе, Гроза?

— Ешь, пока я не выкинула твою порцию и не разбила миску о твою пустую голову, — отрезала Гроза.

Улыбка Охотника стала шире.

— Что я говорил тебе, Ветер? У нее язычок, что хвост гремучей змеи.

— Перестань ее дразнить, Охотник, а то мне вообще ничего не достанется, — сказал Стрелок. — Не счесть, сколько раз вы с Грозой затевали ссору, а расплачиваться так или иначе приходилось мне. Давайте для разнообразия поедим мирно.

В последующие несколько дней Гроза заново научилась мелким, но важным деталям повседневной жизни племени, которые она позабыла. Например, никогда не проходить между человеком и костром. Женщина, как правило, должна идти позади своего мужа или отца. Во время менструации женщина не может готовить мужчине еду, касаться его оружия и спать с ним. Здесь, в лагере, Гроза ни разу не видела, чтобы отец обнял или поцеловал ее мать при всех, хотя на ранчо он часто так делал. Здесь проявление своих чувств на людях считалось неприличным.


— Летняя Гроза. Летняя Гроза!

Гроза обернулась и увидела, что к ней, нахмурившись, идет Вольный Ветер.

— У тебя появилась привычка не обращать внимания на друзей? — спросил он, оценивающе глядя на девушку.

— Извини, Вольный Ветер. Я не поняла, что ты звал меня. Я не привыкла к своему имени на языке шайеннов. Да меня уже никто и не зовет Летняя Гроза.

— А как тебя зовут?

— Гроза, — ответила она. — Просто Гроза.

Вольный Ветер покачал головой.

— Нет. Ты — Летняя Гроза. Так при рождении назвала тебя твоя мать, и это имя ты пронесешь через всю свою жизнь. Этим именем я называю тебя в своем сердце. Ты — Летняя Гроза.

— Ты изменил свое имя, а я не могу? Мне это кажется несправедливым.

— Так уж устроено, — сказал Ветер, пожав плечами. — Когда мальчик становится мужчиной, он идет просить совета у духов. И, смотря по тому, что они ему откроют в видениях, берет себе имя для взрослой жизни.

Гроза с любопытством спросила:

— А что тебе открылось в видениях? Почему ты взял имя Вольный Ветер?

— Я не могу тебе этого сказать, Летняя Гроза. Это запрещено. Не спрашивай меня больше об этом.

Вольный Ветер ушел мыслями в воспоминания о своих видениях. Он видел многое, что-то он понял, что-то станет ясным только с течением времени. Сначала он видел себя орлом, который парил в небе, широко расправив крылья. Потом он увидел какие-то обрывки своего будущего, там с ним была Летняя Гроза, она нянчила их ребенка. Потому-то Ветер и был уверен, что они поженятся, но он не мог рассказать об этом. Видения воина священны, это привилегия, дарованная духами.

Ветер продолжал вспоминать, пытаясь разгадать таинственные загадки. Тогда он видел себя в большом городе вместе с Летней Грозой. Его разум отказывался это понимать, потому что Ветер возненавидел Пуэбло и не хотел бы по своей воле оказаться в подобном месте. Гораздо легче было принять видение, в котором он вел за собой отряд воинов. В этом, несомненно, был смысл.

Но еще более таинственными были сцены, где были вместе он, Летняя Гроза и Джереми Филд. Между ними тремя были теплые, дружеские отношения. Ветер мог только удивляться этому. Он не знал, какую роль сыграет в его будущем Джереми Филд. Ответ даст лишь время.

В целом его видения навевали чувства любви и радости, но сквозь них проступало сильное ощущение опасности, угрозы. Это ощущение несло в себе напоминание о смертности, почти предупреждение о самой смерти, хотя Вольный Ветер не смог бы точно сказать, что предрекали мрачные тени. Вместе с опасностью приходило и неистовое желание защитить кого-то. Когда-нибудь он, возможно, поймет и это. Ветер единственно знал, что во время этой части видений он испытал сильную боль — почувствовал, как жизнь покидает его. Потом чудесным образом боль прошла, и он снова превратился в могучего орла, гордого, благородного и свободного, без всякого усилия поднимающегося в синее безоблачное небо.

Ветер часто задумывался о разных частях своего видения и еще не раз будет вспоминать его в попытках приподнять покров над тайной будущего. Его судьба была вплетена в ткань мистической грезы. В этом Ветер был уверен, но еще очень многое оставалось для него неясным. По его мнению, это было разумно, потому что человеку не следует полностью знать свою судьбу. Вольный Ветер мудро принял этот факт, как и обычай держать увиденное в секрете, даже от женщины, которая должна стать его женой — возможно, в первую очередь от нее, от той, кто ближе всех разделит с ним его жизнь и будущее.

Ветер вернулся к действительности, потому что Гроза недовольно хмыкнула.

— Мне так и не удалось узнать, что у тебя за секрет и почему его нельзя доверить женщине. Я смотрю, что женщинам здесь многое запрещено, а мужчинам позволено очень многое. Почему женщины не получают духовных видений?

— Не получают — и все. Видения предназначены для воинов.

— Моя мать воин. Почему она не выбрала себе другое имя?

— Твоя мать особая женщина и прекрасный воин. Она обучалась и прошла много испытаний, чтобы стать воином. Но она никогда не ходила получать духовные видения. Это только для мужчин племени.

— Естественно, — проворчала Гроза. Потом неожиданно спросила: — А я могу тоже стать воином, Вольный Ветер?

Он печально засмеялся.

— Не думаю. Сейчас даже нашим мужчинам трудно стать воинами, мы загнаны в резервацию. Мы готовимся к сражениям, которых никогда не будет, отражаем удары, которые никогда не будут нанесены. Как мы можем доказать свою силу и смелость, когда мы подобны бессловесному скоту? — Голос Ветра задрожал от ненависти, черные глаза засверкали.

Гроза в изумлении уставилась на него.

— Ты тоже ненавидишь это место? — внезапно поняла она.

Ветер метнул на девушку взгляд, предостерегая ее от дальнейших вопросов.

— Да. Мы все хотим снова свободно передвигаться по нашей земле, по земле, которую белые объявили своей. А нас загнали сюда, на негодные земли, и приказали выращивать кукурузу, будто мы женщины! — В каждом слове юноши сквозила неприкрытая горечь.

— Однако ты с готовностью обрекаешь меня на такую судьбу, — тихо укорила его Гроза.

— Я твоя судьба, Летняя Гроза. — Черные глаза пронзали ее взглядом, он все еще кипел от возмущения. — Настало время тебе понять и принять это. Я — твоя судьба и твоя жизнь, ибо что летняя гроза без ветра, который несет ее? Всего лишь дождь. Это ветер обрушивает на землю дождь, собирает в небе тучи, чтобы вызвать могучий гром и молнию. Я — Вольный Ветер, рожденный привести ветер в самое сердце грозы, дать грозе жизнь. Я — твоя жизнь, Летняя Гроза, твой истинный муж.

Они стояли у реки, скрытые от посторонних глаз крутым берегом. И никто не видел, как Ветер притянул к себе потерявшую от изумления дар речи Грозу.

— Посмотри на меня, Летняя Гроза, и запомни, что я тот, кто принесет тебе жизнь — Вольный Ветер, тот, кто разбудит в тебе страсть и удовлетворит ее, как никто другой.

— Нет!

Гроза успела произнести только это короткое слово, потому что губы Ветра запечатали ее рот поцелуем. И чем настойчивее она отталкивала его, тем крепче он обнимал ее. Попав в стальное объятие Ветра, Грозе ничего не оставалось, как ждать, когда он отпустит ее.

Но если бы все было так просто! Если бы она могла не обращать внимания на губы Ветра, целующие ее, но они оказались теплыми, с привкусом соли и солнца. Дразня и искушая, они ласкали губы Грозы, и те подчинялись.

Девушка растерялась. Когда она представляла поцелуи Ветра, они казались ей поцелуями брата. Гроза и вообразить не могла, что они окажутся такими — горячими и сладкими! Она любила Джереми! Как могут губы Ветра смущать ее до такой степени, когда ее сердце принадлежит другому? И тем не менее…

Язык Ветра скользнул меж приоткрытых губ Грозы в ее жаркий, влажный рот, и девушку словно пронзила молния. Если бы свечи чувствовали, тогда они, должно быть, ощущали бы именно это в тот момент, когда их зажигают, — жар, свет и дивное ощущение таяния! Дрожащие пальцы Грозы успокоились на груди Ветра. Нежные и мягкие, они покоились на гладкой обнаженной коже. Под ладонью Грозы размеренно и сильно билось его сердце.

Губы девушки невольно расслабились под натиском мужской воли и страсти и ответили на поцелуй. Гроза запустила пальцы в прядь темных волос Ветра и безотчетно принялась перебирать их. Другая ее рука, будто повинуясь неслышному ритму, начала гладить бронзовую грудь воина. Губы Грозы теперь с готовностью раскрывались навстречу поцелуям Ветра, впитывая их вкус.