То, что после смерти отца мальчика отослали из родного дома за океан, могло тяжело отразиться на его психике, но в его сиротском положении была одна большая радость — дед. Он жил и работал в Париже и почти каждые выходные приезжал в Лугано, чтобы навестить Росса. Наверное, дед даже не сознавал, что своей любовью и вниманием спас внука. Росс закрыл глаза и представил себе внушительную и подтянутую фигуру деда. Несмотря на белоснежную седину, он никогда не казался ему старым.

Отправляясь на военную службу, Росс пообещал деду вернуться.

Дед отреагировал совсем не так, как он ожидал: отвел взгляд и сказал: «Твой отец тоже обещал вернуться». Чтобы дед сказал такое в минуту прощания! Но Росс понимал, что дед просто боится, что он тоже погибнет.

Он стал расхаживать по залу, чтобы успокоиться. В армии часто приходилось ждать, но он так и не привык к этому. Когда Росс объявил о своем решении служить своей стране, он понимал, что растравляет деду так и не зажившую душевную рану от потери Пирса. Но Росс считал себя обязанным пройти военную службу. И после долгих раздумий окончательно убедился в необходимости пойти по стопам своего отца.

Росс начинал взрослую жизнь избалованным парнем, не зная отказа в своих желаниях, не имея никакой цели. Ему все давалось легко — учеба, женщины, друзья — вероятно, слишком легко. После окончания колледжа он долго болтался без дела, не зная, куда приткнуться. Заводил короткие связи с женщинами, от скуки посещал летную школу. Но в конце концов решил заняться чем-нибудь серьезным. И в двадцать восемь лет появился в комиссии набора солдат. Члены комиссии удивились его возрасту, но применение ему нашли довольно легко — у него была лицензия на право пилотирования нескольких типов вертолетов, и он свободно говорил на трех языках. Только в армии он по-настоящему понял, что значит жизнь. Пилотирование вертолета в боевой зоне было делом опасным и трудным, и это вызывало в нем чувство удовлетворения. Но, откровенно говоря, он не мог сказать, что военная служба как-то приблизила его к отцу.

Наконец первую группу солдат повели к самолету. Еще через час автобус вернулся за оставшимися. Поднимаясь на транспортный самолет, Росс не спешил радоваться: предстояло еще погрузить черные ящики, вещмешки и большие спортивные сумки солдат. На это ушел еще час.

На борт поднялась молоденькая девушка — лейтенант морской службы — и уселась через проход напротив Росса. Она одарила его ослепительной улыбкой, затем взяла модный глянцевый журнал со статьями о косметике. Росс попытался читать «Роллинг стоунз», но мысли его бродили вдалеке.

Примерно через час полета девушка прижалась лицом к иллюминатору, загородившись от света в салоне ладошками.

— Мы уже за пределами Афганистана.

Было слишком темно, чтобы видеть землю, но в круглое оконце четко виднелась Большая Медведица. Дед много рассказывал Россу о звездах. Когда ему было лет шесть или семь, дед взял его в плавание по проливу Лонг-Айленд-Саунд. На легко скользящей яхте были только он и дед. Росс только что получил значок бойскаута младшей группы, и дед решил это отпраздновать. У буфетной стойки они пообедали роллами из лобстера, горячим жареным картофелем, который им подали в бумажных кульках, и шипучкой. Затем весь вечер, до самой темноты плавали по проливу.

— Это там рай? — спросил деда Росс, показывая на сияющую полосу Млечного Пути.

А дед обнял его за плечи, потом сжал ему руку и сказал:

— Рай здесь, сынок, в тебе.

На военно-воздушной базе Манас в Киргизстане, где холодный воздух был пропитан запахами трав, они приземлились для пересадки. Во время трехчасового ожидания багажа он безуспешно пытался дозвониться деду, матери или Айви, а потом пошел в столовую подкрепиться. Несмотря на полночный час, в зале было тесно и шумно. Со странным чувством Росс посматривал на плакаты, призванные поднять боевой дух солдат, объявления о благотворительных акциях, рекламы ознакомительных туров, приглашения посетить гольф-клуб, посетить салон спа-услуг — все это казалось ему таким же непривычным и забытым, как порция настоящего французского бренди. Хотя до армии, благодаря деду, он ни в чем себе не отказывал. Росс возвращался домой очерствевшим и ожесточенным тем, что видел и делал на войне. Но главное, он держал обещание, данное деду.

«Прошу тебя, дед, не умирай! Подлечись, как раненый солдат, и мы снова будем с тобой вместе радоваться жизни». На следующей пересадке в Баку ему захотелось сбежать с военного транспортного самолета и лететь дальше в качестве гражданского пассажира, но он подавил это желание и терпеливо ждал рейса в ирландский аэропорт Шэннон. Сейчас он никак не мог позволить себе сойти с тропы. Потому что дед, похоже, действительно выжил из ума, если отказался продолжать лечение и поехал к какому-то брату, о котором никогда не рассказывал.

За время службы Росс видел, как врачи вылечивают солдат, но то были раны от разрыва гранаты или от пули. А у деда — опухоль в мозгу. Росс все время вспоминал сцену, которую видел во время последней операции по эвакуации раненых. Мальчик, ласково поглаживающий раненного в руку старика и что-то напевающий ему на ухо в том жалком домишке, где они оказались запертыми, как в ловушке. Несмотря на то что война оставила этих мирных афганцев ни с чем, от них исходило какое-то безмятежное спокойствие. Он так и не узнал, что с ними стало; редко удавалось попасть в одно и то же место, к тому же это был его последний боевой вылет.

Однако ему очень хотелось бы знать, как они там.

Глава 3

— Что ж, — усмехнулся Джордж, пристегивая ремень безопасности. — Должен сказать, приключение было довольно интересным.

Стараясь овладеть собой, Клэр выехала на дорогу.

— Я тоже вполне обошлась бы и без него.

Она вела машину медленно и осторожно, как будто за ней продолжали следить.

А Джорджа, казалось, эта встреча с копом нисколько не смутила. Он вежливо подчеркнул, что находится в свободной стране и если кто-то из членов его семьи встревожен, это вовсе не значит, что он нарушил какие-то законы.

Офицер Толли подробно расспросил их, но, к огромному облегчению Клэр, его больше интересовала безопасность Джорджа. Спокойные, откровенные ответы старика помогли благополучному исходу этой встречи.

— Молодой человек, — заявил он, — хотя мне было бы очень приятно быть похищенным красивой женщиной, к сожалению, это не тот случай.

Клэр предъявила полицейскому выданную штатом лицензию и сертификат медицинской сестры, стараясь выглядеть спокойной и вежливой, обыкновенной женщиной. В этом она достаточно напрактиковалась.

Видимо, ее усилия не пропали даром, потому что в конце концов полицейский не нашел оснований для их задержания и даже пожелал им счастливого пути.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила она своего пациента, завидев впереди автозаправку. — Может, остановимся здесь?

— Нет, благодарю вас. Мы же почти у цели, не так ли?

Она указала на экран навигатора:

— Если верить ему, осталось всего 11,7 мили.

— В детстве, — сказал Джордж, — мы с родителями садились на вокзале Гранд-Сентрал на поезд и ехали до Авалона. Оттуда нас доставлял в лагерь «Киога» старенький дребезжащий автобус. — Он помолчал, затем вдруг сказал: — Извините меня.

— За что?

— За то, что начал рассказ с этих слов — в детстве. Боюсь, вам слишком часто придется это слышать.

— Вам вовсе не нужно извиняться. Все истории с чего-то начинаются.

— Это верно. Но моя история никому не интересна.

— Жизнь каждого человека по-своему интересна.

— Вы очень любезны. И я уверен, что ваша жизнь — не исключение. Буду рад услышать вашу историю.

Клэр молчала, внимательно следя за изгибами проселочной дороги, что вела их к Авалону, маленькому городку на берегу озера.

Какую Клэр показать этому доброму, обреченному старику? Блестящую студентку медицинского колледжа? Одинокую женщину, не имеющую ни своего угла, ни вещей, вынужденную часто менять место работы? Не разгадал ли он ее, не разглядел ли в ней неприкаянное существо, прячущееся за маской благополучия? Однажды одна ее пациентка все-таки заподозрила, что у нее «что-то не так».

Вот потому она и стала работать исключительно с безнадежно больными, целиком погруженными в свои переживания. Причина звучит мрачновато, но что поделаешь!

— Поверьте, я далеко не интересный человек, — постаралась она быть как можно убедительней.

— Не могу с вами согласиться. Например, ваша работа. Я нахожу очень интересным, что молодая женщина выбрала себе такую работу. Как это произошло?

На это у нее был готовый ответ:

— Просто мне всегда нравилось помогать людям, заботиться о них.

— Но об умирающих, Клэр? Должно быть, с ними бывает очень тяжело, не так ли?

— Потому обычно я и выбираю себе пациентов из старых богатых зануд, — с самым невозмутимым видом ответила она.

— Ха! Что ж, я это заслужил. И все равно, мне очень интересно. Вы женщина чрезвычайно красивая и молодая, а это наводит на мысли…

Клэр не хотела, чтобы он о ней думал. Она была очень замкнутой — не потому, что ей так нравилось, а потому, что ей надо было заботиться о своей безопасности. Вся ее нынешняя жизнь состояла из постоянной лжи и тайны, которую она никому не могла открыть. Те факты ее биографии, которыми она позволяла себе делиться, были незначительными и довольно обычными, вроде тех, о которых упоминают во время разговоров на коктейлях — хотя ее никогда не приглашали на коктейли. Ее истинная личность оставалась скрытой, и, наверное, это к лучшему. Кому интересно знать о бесконечных ночах, когда ее охватывали такое острое одиночество и пустота, будто ее выскребли изнутри? Кому интересно знать, как она тоскует по ласковому прикосновению чьей-то руки? Кто сможет понять, до чего же порой ей хочется сбросить и навсегда расстаться со своей маской?