Вика, довольная, рассмеялась, приняв комплимент на свой счет. Она тоже была сегодня на высоте. Она наклонилась к моему уху, явно намереваясь что-то сказать, но в этот момент Войтецкий появился в дверях, и она сделала вид, что поправляет прическу. О, это был изящный, хорошо продуманный жест врожденной соблазнительницы. А я и не подозревала, что за моей кузиной водились такие таланты.

Он ушел на рассвете, и Вика сказала, заваливаясь в постель во всем своем великолепии:

— Получилось очень даже аристократично, хоть мне ужасно хотелось секса. Лорик, ты представить себе не можешь, как меня возбуждает этот мужчина. Хорошо, что ты была рядом, иначе бы я натворила глупостей и наверняка бы потеряла его. Господи, как мне хочется, чтобы наш роман длился вечно!

Через два дня у них было свидание в моей квартире. Я притворилась, что приглашена в ресторан, а сама болталась по улицам и даже сходила в кино. Честно говоря, мне было неприятно отдавать свою квартиру на растерзание бульварным страстям (так мой отец называет внесемейные связи), но я не видела возможности сказать Вике, а уж тем более Войтецкому «нет». Это так не вязалось с моим имиджем свободного художника и раскованно мыслящей женщины, который сама не знаю кто мне навязал.

— Он был ужасно чуткий и внимательный, — доложила мне по телефону Вика. — Каждую секунду спрашивал, что я чувствую, и старался делать мне приятное. Вадьке и в голову не приходит, что я тоже могу что-то чувствовать в постели, хоть он и здорово меня заводит. Представляешь, у Стасика совсем не большой член, но он так умело ведет себя…

— Нас могут подслушать. — Я не выносила откровения подобного рода.

— Да брось ты! Кому это нужно?

— Может позвонить Вадик. Иногда междугородные звонки вклиниваются в местную линию.

— Ой, ты права! Какая же ты все-таки умница! У меня было так один раз, когда я разговаривала с мамой. Вадька как раз позвонил из Самары и услышал, что я подарила маме моющий пылесос. Закатил такой скандал… Все-таки он жмот, как ни верти. Послушай, Лорик, у тебя завтра свободный вечер? — Разумеется, я и рта раскрыть не успела. — Вот и чудненько. Идем в «Савой». Заметано? Поняла, от кого инициатива исходит? — Она залилась счастливым смехом. — Кажется, он наконец прочувствовал, что во мне тоже не плебейская кровь течет. До завтра. Целую.

Когда Вадька вернулся из-за бугра, у них начались скандалы. Дело в том, что кузина отказалась выполнять супружеские обязанности (а я и не подозревала, что в этой дурехе дремала романтическая героиня). Она ссылалась на какие-то таинственные женские болезни и, как я поняла, сыпала терминами из медицинской энциклопедии. Вадька в это не поверил: он что-то просек. Вика отправила Светку к матери и заперлась в спальне. Она проревела два дня, не поддаваясь на уговоры успокоиться. Вадька и Стасик попеременно обрывали мой телефон.

— Я готов ей все простить. Я тоже не святой, как ты догадываешься, но для меня семья превыше всего, — баритонила возле моего уха трубка с голосом Вадика. — Сам виноват: жена не вещь, на антресоль не засунешь. Ты не знаешь случайно, что Витька натворила в мое отсутствие?

— Понятия не имею. По-моему, кто-то доложил ей про твои развлечения, — блефанула я не без злорадства убежденной феминистки.

— Брось. Это тайна за семью печатями. Как чемодан с ядерной кнопкой. Да и последнее время я по уши погряз в делах, так что все это, можно сказать, принадлежит истории. Ты бы поговорила с ней, что ли.

— О чем?

— Ну, скажи, к примеру, что я люблю ее больше всех. Это, как тебе известно, так и есть. Представить себе не могу, что мы с Витькой можем когда-нибудь стать чужими друг другу.

— Сам скажи.

— Она не желает меня слушать. Как ты думаешь, она ничего не натворит?

Я поняла, что Вадька встревожен не на шутку.

«Какие же вы все самоуверенные! Так и думаете, что весь мир вокруг вас вертится, — размышляла я. — Хотя, может, это так и есть…»

— Не думаю. Оставь ее на какое-то время в покое. — Я постаралась придать своему голосу рассудительно-убедительную окраску. — Все образуется.

— Я бы всадил этой сволочи в затылок обойму. — Мне показалось, эту фразу произнес не Вадька, а совсем чужой жесткий человек. — Думаешь, она меня простит? — прозвучало уже на тех же баритонально-бархатных тонах.

— Не исключено. Хотя я бы ни за что не простила.

Я бросила трубку. Я знала: вот-вот позвонит Войтецкий и будет просить у меня аудиенции. Еще я знала, что не смогу ему отказать.

Я сунула ноги в туфли, выскочила на лестницу и вызвала лифт. Податливость не самая привлекательная черта в женщине, хоть мужчины и утверждают обратное. Я предпочитаю жить своим умом.


— Она отказывается встречаться со мной, не хочет говорить по телефону. Признаться, я в полной растерянности, если не сказать — в панике.

Войтецкий положил на стол свои красивые руки. Концы его пальцев едва заметно подрагивали.

Солнце освещало мраморную поверхность разделявшего нас столика, игриво золотилось в высоких стаканах с «Хольстеном»[5]. Я поймала себя на том, что далека от мыслей и беспокойства о душевном и физическом состоянии моей кузины. За окнами вовсю проявляла себя весна, напротив меня сидел красивый, весьма неглупый мужчина. Я заставила себя встряхнуться и вести подобающим ситуации образом, то есть проникнуться волнением и тревогой Войтецкого.

— Я тоже. — Я улыбнулась ему если не с состраданием, то по крайней мере с пониманием. Он коснулся моего плеча. У него оказались горячие руки. Я ощутила это сквозь трикотаж свитера.

— Вы похожи. Очень. Но я не сразу уловил это сходство. — Он с явной неохотой убрал свою руку и виновато опустил глаза. — Прошу прощения. Я плохо спал эту ночь. Да и предыдущую тоже. Мне кажется, во всем виноват я.

— Это так и есть. Вика из тех, кто создан для семейных радостей. Она от природы склонна к моногамии.

— Я, как выяснилось, тоже. По крайней мере стал таким в последнее время. Но ведь я как раз и хочу предложить ей эти семейные радости. Мне казалось, мы оба сильно увлечены друг другом, если не сказать больше. — Он вздохнул и сделал большой глоток из стакана. — Как вы думаете, мы были бы счастливы вместе?

— Думаю, что нет.

— Почему? — недоуменно спросил он.

Я не сразу решилась сказать то, что в конце концов сказала. Этот красивый и гордый самец, сидевший на расстоянии вытянутой руки от меня в залитом весенним солнцем зале бара, был абсолютно чужим человеком, а Вика — моей кузиной. Сама не знаю почему, я все-таки сказала это ему:

— Она слишком примитивна и простодушна для вас. Вы очень скоро в ней разочаруетесь. Для Вики это будет настоящей трагедией.

— Вот как. — Войтецкий растерялся на какое-то мгновение. — Но я с юности мечтал о такой женщине, как Вика. Она не примитивна — она органична. И очень современна. Гораздо больше, чем мы с вами.

Он оказался проницательным мужчиной, но я не собиралась говорить ему об этом.

— Помимо прочего, она чиста и наивна, и мне до сих пор не верится, что вы смогли уговорить ее изменить мужу, — сказала я, почувствовав себя предательницей. — Мне кажется, она еще пожалеет об этом.

— Нет! Она никогда об этом не пожалеет! — Бледные щеки Войтецкого вспыхнули румянцем. — Прошу вас, передайте ей вот это.

Передо мной на столе лежал белый конверт.

— Она лишила меня возможности поговорить с ней. Но она должна все знать. Вы сможете передать ей это сегодня?

— Думаю, да, — сказала я, засовывая конверт в сумку. — Правда, если ее муж догадается, что я выполняю роль почтового голубя, он спустит меня с лестницы.

— А, пошел бы он к… — Войтецкий грубо выругался. Это было неожиданно. — Извините, — спохватился он и больно стиснул мои пальцы. — Мне нужно идти. Позвоню вам вечером.

Я допивала в одиночестве свое пиво и размышляла о том, что моей кузине, этой красивой фарфоровой кукле с телячьими мозгами, кажется, здорово повезло. До меня вдруг дошло, что я завидую ей. И это уже не лезло ни в какие ворота.


Дверь открыл Вадик.

— Наконец, — произнес он так, словно я была по меньшей мере Иоанном Предтечей. — Тебя она наверняка пустит. Ну что я должен сделать для того, чтобы Витька меня простила?

Его страдания меня не трогали — я поклонница формулировки «в человеке должно быть все прекрасно». Вадим не умел красиво страдать — он был выскочкой и плебеем. Да, за деньги можно купить девяносто девять и девять десятых удовольствий мира. Неужели та, одна десятая, дается за просто так?..

— Временно исчезни из ее поля зрения. Напейся со своим коммерческим директором. Сходите в баню либо к бабам. Можно и то, и другое.

Он смотрел на меня так, будто я только что вышла из мужского туалета. Я с трудом удержалась от улыбки. Войтецкий по крайней мере не играл в прятки с самим собой.

— Я купил ей аметистовый кулон и букет роз. Она даже не посмотрела в мою сторону. Я знаю, кто это сделал. — Глаза Вадима грозно блеснули. — Мои люди превратят этого урода в кровавый бифштекс.

— Не горячись. И пообещай мне ничего подобного не предпринимать.

— Ты поговоришь с ней, да? Лоренция, за мной ведь не завянет и не засохнет, будь спок. — Он полез в карман и вытащил несколько стодолларовых бумажек. — Купи себе что-нибудь на день рождения. От меня.

Я оттолкнула его руку и направилась в сторону спальни. Краем глаза я видела, как он рассеянно засунул свои доллары обратно в карман.

— Если что, звони мне по сотовому. Немедленно.

Он стал надевать туфли.

Я удивилась, что дверь в спальню оказалась не запертой. Вика лежала поперек широкой супружеской кровати. Она подняла на секунду голову и, увидев меня, всхлипнула.

Я присела на край кровати и сказала:

— Жизнь на этом не заканчивается. Тем более что Вадька комплексует и готов выполнить любое твое самое несбыточное желание.