Он снова был обнаженным! Элиз надеялась, что на нем хотя бы набедренная повязка… Она отвернулась и услышала, как он засмеялся. Украдкой она наблюдала за тем, как он нагнулся, подбирая одежду. Она уже видела его нагим и тем не менее вздохнула с облегчением, когда он облачился в набедренную повязку.

— Тебе не холодно? — спросила она. — Ночь довольно прохладная, а ты мокрый.

— Нет. Я всегда согреваюсь, когда плаваю.

— Мне кажется, что начезы вообще понимают толк в плавании.

— Они, несомненно, делают это лучше напудренных и надушенных французов, облаченных в узкие бархатные платья.

Это было напоминанием о том оскорблении, которое она нанесла ему.

— Я хочу извиниться перед тобой за то, что сказала тогда у коменданта Шепара. Я имела в виду совсем другое… Я знаю, что это неправда, — отрывисто произнесла Элиз.

— Великолепный жест! Я принимаю извинение.


Элиз не понравился его насмешливый тон.

— Ты мне не веришь?

— Мне кажется, ты не совсем прочувствовала то, о чем говоришь.

— Надеюсь, ты не меня имел в виду, когда говорил о бархатной одежде французов? Мне и самой надоело мое платье, но у меня нет выбора.

— Ты ведь можешь одеваться как женщины из племени начезов.

— Нет уж, покорнейше благодарю.

Женщины начезов обматывали куском тканой материи нижнюю часть тела, завязав ее узлом на бедре. Грудь у них оставалась голой. В холода они набрасывали на себя короткую тканую накидку или мех.

— Она подойдет тебе, а главное, облегчит твои движения. Я могу соорудить для тебя этот наряд из того, что мы имеем.

— Ты, должно быть, шутишь.

— Почему бы не расслабиться и сделать так, чтобы тебе было удобно?

Элиз с радостью скинула бы свое платье и больше никогда не надела бы его, но это было невозможно.

— Может быть, наряд ваших женщин и удобен, только я всегда удивлялась, как они, да и мужчины тоже, не замерзают в нем.

— В нем иногда прохладно, — шутливо признался Рено. — Но ведь здесь никогда не бывает по-настоящему холодно. Кроме того, мы купаемся в любую погоду, а это прекрасная закалка.

— Мне кажется, что начезы более неприхотливы в одежде, чем другие племена. Не так ли?

— Да, пожалуй. Это традиция — ведь они пришли сюда с юга.

— Неужели? — рассеянно спросила Элиз, глядя, как вода ручейками стекает с его волос на грудь.

— Начезы не похожи ни на чокто, ни на чикасо. Разница между ними в том, что начезы выше ростом, у них более высокие лбы, но главное — в традициях. Начезы — часть некогда большого племени, жившего на огромных территориях. Существует легенда, что племя начезов пришло сюда с юга, с земель, которые теперь принадлежат Испании. Именно предки начезов строили там знаменитые ритуальные пирамиды. А здесь они появились двести-триста лет тому назад.

Элиз нахмурилась.

— Насколько я помню уроки истории, которые давали нам сестры-монахини, это было, когда путешественник Кортес завоевал ацтеков.

— Совершенно верно. А до этого начезы вели войну с каким-то большим племенем. Когда пришли белые люди — как гласит легенда, они приплыли в деревянных домах, — начезы объединились с ними в борьбе против своего врага. Когда же враг начезов был повержен, а их вожди мертвы, белые люди принялись воевать с самими начезами. Индейцы вынуждены были бежать и наконец осели здесь. Не имея возможности строить свои ритуальные пирамиды из-за отсутствия камня, они стали сооружать курганы. Не знаю, что здесь правда, а что вымысел: древние не оставили ни имен белых людей, ни имен их индейских врагов. Неизвестно даже, почему начезы до сих пор поклоняются солнцу, — ведь этого уже не делает никто по всей долине реки Миссисипи.

— Да, начезы отличаются от других племен, — задумчиво произнесла Элиз. — Обычно у индейцев множество богов, а они поклоняются одному высшему существу, которое у них олицетворяет солнце. Власть у них передается по наследству, онм прослеживают свое родство по женской линии, допуская главенство женщины. Начезы красноречивы, принимают гостей с почестями и очень нежны с детьми. Короче говоря, они более цивилизованны, чем другие племена и даже многие европейцы. И однако они до сих пор хоронят жен и слуг вместе с умершим вождем, мучают и убивают пленных, и если их разозлить, то поднимают восстание и уничтожают сотни людей.

Какое-то время Рено молчал.

— Я вижу, ты изучала жизнь людей моей матери.

— Это и неудивительно: ведь мы живем так близко друг к другу.

— Другие не придают этому значения.

— Мне было интересно. Многим я восхищалась до… дня святого Андрея.

— Начезами можно восхищаться и сейчас, но кто знает, как долго?

— Что ты имеешь в виду?

— Неужели ты сомневаешься в том, что французы возьмут реванш? К ним обязательно присоединятся другие племена, лишенные по ошибке своей части добычи.

— Наверное, так и будет…

Они замолчали. Первым заговорил Рено:

— Если ты хочешь искупаться, я постою на карауле.

— Я не умею плавать.

— В этом нет необходимости. Вода у берега не доходит до шеи.

Элиз очень хотелось освежиться. Дома она принимала ванну не реже двух раз в неделю, а летом и чаще.

— Только ты отвернешься, — наконец произнесла она.

— Как тебе будет угодно.

Сделав несколько шагов в сторону, Рено остановился. Убедившись, что он не смотрит на нее, Элиз стала быстро раздеваться. Побросав верхнюю одежду на ковер из листьев, она в нижнем белье поспешила к реке и окунулась в воду.

— Х-холодно!

— Ничего, привыкнешь.

Элиз показалось, что он смеется над ней, но ей не хотелось оборачиваться, чтобы проверить, так ли это. Сжав зубы, чтобы унять дрожь, она вошла глубже и вскоре обнаружила, что вода, хотя и прохладная, все же теплее воздуха. Погрузившись в нее по плечи, она с наслаждением расслабилась.

— Подожди! — крикнул Рено. — Я забыл дать тебе мыльный корень.

— Мне он не нужен.

— Нужен. Я сейчас принесу его.

Обернувшись, Элиз увидела, как Рено отложил в сторону нож, снял одной рукой набедренную повязку и направился к ней с каким-то предметом в руке.

— Не подходи ко мне!

— Не волнуйся.

Но Элиз волновалась. Она знала, что уязвима в воде больше, чем на суше, что движения ее ограниченны, и она едва одета. А он и вовсе был абсолютно голый.

Элиз попятилась назад, постепенно скрывая под водой грудь, плечи, шею. Однако наступив ногой на гнилое бревно, она споткнулась, потеряла равновесие и ушла под воду. Послышался громкий всплеск, и прежде чем она смогла подняться, крепкая рука Рено обняла ее за талию и подняла наверх.

Вынырнув на поверхность, Элиз судорожно вдохнула воздуха и обнаружила, что прижимается к крепкому телу Рено. Их тела нежно соприкасались друг с другом, и вода помогала им в этом.

По коже Элиз прошла дрожь, вызванная каким-то странным чувством, которое она затруднялась облечь в слова. Разжав губы, Элиз холодно произнесла:

— Благодарю. Можешь отпустить меня.

Как ни странно, он сразу же подчинился.

— Приношу вам свои извинения, мэм.

— По твоей милости я чуть было не утонула!

— Как я мог предполагать, что ты так глубоко зайдешь? Никогда не знаешь заранее, что может случиться.

Рено говорил как-то рассеянно и не смотрел ей в глаза. Вскоре Элиз поняла, куда он смотрит. Она стояла теперь близко к берегу, и видна была ее грудь, облепленная мокрой рубашкой.

Элиз поспешно шагнула назад.

— Тогда мне следует поблагодарить тебя. А где мыльный корень? Ты его потерял?

— Нет. — Он протянул ей на ладони кусочки мыльного корня.

Элиз осторожно взяла их и подняла глаза на Рено. Он стоял, не двигаясь, и тоже смотрел на нее. Казалось, он не собирается идти к берегу. Элиз хотела попросить его уйти, но что-то удержало ее от этого. Она вновь вспомнила о своих угрызениях совести и вдруг почувствовала, что они исчезли, а на смену им пришло какое-то странное ощущение, в котором она пока не могла разобраться.

Рено стоял не шевелясь. Опустив глаза и делая вид, что не замечает его взгляда, Элиз стала намыливать плечи, шею и грудь, наслаждаясь свежим запахом пены. Затем она вымыла голову и только после этого посмотрела на Рено.

Он стоял, с грустью наблюдая за ней. Что-то в его взгляде испугало ее, но она отбросила страх. Ее вдруг осенила одна идея. Повернувшись к Рено, она протянула ему обмылок.

— Не можешь ли ты…

В следующую секунду Элиз испугалась того, что собиралась сделать, осеклась и замолчала. Отдернув руку, она сжала ее в кулак и отвернулась.

— Опять у тебя какие-то дурные мысли? — спросил Рено.

Голос его звучал грубо.

— Я ничего такого…

— Неправда. Ты думала. Или мне можно уже поздравить себя с тем, что я не представляю для тебя опасности как мужчина?

— Я не думаю… Я не думала… — Она запнулась и беспомощным жестом откинула с лица волосы. — Я не думала ничего подобного. Поверь мне. Я просто…

— Ты опять искушаешь меня и зашла слишком далеко. — Мокрая поверхность его груди блестела, ноздри раздувались. — Я польщен тем, что ты чувствуешь себя со мной в безопасности. Но помни одно, Элиз: как бы то ни было, я остаюсь мужчиной. Ты можешь сколько угодно вводить меня в искушение, но никогда не заставляй меня дотрагиваться до тебя, если на самом деле ты этого не хочешь. Никогда!

Луна скрылась за облаком, и Элиз не могла больше видеть лицо Рено.

— Хорошо, я не буду, — ответила она.

— Думаю, это обещание нужно скрепить печатью, — медленно произнес он.

— Что?

— Ты еще не целовала меня. Мне кажется, уже пора это сделать.

— Из-за того, что сейчас произошло?

— Да, отчасти. А также потому, что я этого хочу.

— Но это не входит в нашу сделку!

— Неужели? Что-то не припомню, чтобы это запрещалось.

— Ты невыносим!