Из лесу на пролегавший к Стене торговый тракт они выехали в тихий полдень, когда блеклое солнце скупо светило в сероватом сыром небе. И тут же Эврар поднял руку в перчатке, велев остановиться. По дороге, наперерез им, медленно двигался обоз с хорошей охраной. Несколько больших деревянных дормезов – целых домов на гигантских, сплошных, как днище бочек, колесах – двигались, скрипя и грохоча, по покрытой ледяной коркой дороге. Из откинутых ставень окошек дормезов сквозь вышитые занавески валил пар: видимо, внутри обогревалось жаровнями – подобную роскошь могли себе позволить только самые знатные путники. Да и охрана, сопровождающая обоз, и трусившие рядом на осликах упитанные монахи – все указывало, что это караван влиятельной особы. На древках копий охранников чуть трепыхались вымпелы, но на таком расстоянии трудно было разглядеть, что на них за эмблема.

Эврар задумчиво подергал длинный ус.

– Если они едут к Стене, можно будет попроситься примкнуть к ним.

И, оставив своих спутников у леса, он рысью поскакал к возглавлявшему караван вавассору. Вернулся скоро, странно поглядел на Эмму.

– Ее величество королева Этгива следует за супругом из его дворца в Тионвиле в город Стене, к вечеру надеются быть там. И нам позволили пристать в хвосте.

Он поглядел на Эмму пытливо. Она выглядела взволнованной. Королева Этгива, девочка, за которую она когда-то заступилась перед фаворитом Аганоном в парке Реймского аббатства. Ее родственница, юная тетушка. Следует ли ей представиться королеве? Хотя разве та вспомнит ее?

Эврар, видя ее нерешительность, велел им пристроиться в конце обоза. Эмма, подъезжая, разглядела, как колыхнулись занавески на первом дормезе. Видимо, там заинтересовались повстречавшимися путниками. Эмма отвернулась. Придерживая перед собой дочь, отвечала на ее бесчисленные вопросы. Но когда вновь повернулась, увидела, как женская ручка, сверкнув золотыми браслетами, сделала жест верховному вавассору приблизиться. Потом всадник подъехал к ним.

– Госпожа, – обратился он к Эмме, – моя королева приказывает, чтобы вы приблизились к ней.

Эмма увидела ее чуть покачивающейся при толчках в окошке. Смутно помнила королеву еще шустрым обиженным подростком. Теперь же ее разглядывала темноглазая молодая женщина, остроносенькая и румяная, миловидная. Из-под меховой опушки ее капюшона был виден обвивавший чело золотой обруч с яркими каменьями и длинные узорчатые серьги.

Подбородок достойно поднят, но на устах улыбка.

– Я сразу узнала вас, герцогиня. Скорее не вас, а ваш плащ. То-то, помню, скандал был из-за него с принцессой Гизеллой. А кто эта маленькая девочка? Сейчас угадаю. Клянусь спасением души – не иначе, как ваша дочь, принцесса Адель Лотарингская.

Королева Этгива оставалась все такой же болтушкой. А вот Эмма от волнения не могла и слова произнести. Молча ехала подле грохотавших колес дормеза.

Этгива же вдруг велела остановиться. Распахнула дверцу.

– Садитесь ко мне. С девочкой. Эй вы, толстухи, подвиньтесь. Дайте место герцогине Эмме с дочерью.

Эмма, все еще не в силах вымолвить ни слова, глядела на нее. Повиновалась лишь, когда королева повторила приказание. Держа дочь на руках, поднялась в открытую дверцу дормеза. Голова ее шла кругом. Конечно, размышляя о своем возвращении, о том, что их с Герлок ищут, смела надеяться на достойный прием. Но теперь даже растерялась. Видимо, гордячка Эмма совсем одичала за годы, проведенные в глуши Арденнского леса, и сейчас молча сидела на груде мехов перед королевой, почти машинально приняла из рук одной из сопровождавших Этгиву дам чашу с подогретым вином, а второй все еще испуганно прижимала к себе дочь.

Герлок тоже притихла, зачарованно глядела вокруг. С потолка, покачиваясь, свисают золоченые светильники на цепочках, кругом вышитые подушки, мягкие валики с шелковыми кистями, на треноге рдеет угольями жаровня под узорчатой решеткой, стенки обиты дорогими мехами. И все эти дамы в лебяжьем пуху, бархате и золоте. А запах как летом, когда ее матушка сушит травы. Девочка даже громко чихнула.

Королева же болтала без умолку:

– О, Пречистая Дева, как славно, что я встретила вас! Ведь вас повсюду ищут, а нашла именно я. То-то обрадуется мой венценосный супруг Карл. Он ведь так волнуется, если вас не найдут и Ренье не сможет объявить Адель Лотарингскую своей наследницей. А это надо сделать очень скоро. Как можно скорей – видит Бог. Ведь Ренье совсем плох стал, на ладан дышит. И случись с ним что до того, как он объявит Адель наследницей и невестой маленького Оттона Верденского, в Лотарингии могут начаться немыслимые смуты. Каждый тогда будет стремиться к власти, а это значит – война и, возможно, падение престижа Карла. Но теперь-то все будет в порядке! Я лично позабочусь о вас и представлю ко двору под своим покровительством. Вот уж будет славно! Вот я удивлю всех, когда привезу вас и эту маленькую красивую девочку. Эй, Адель Лотарингская, – ты, наверное, и не догадываешься, что сейчас ты самая знаменитая особа во всех подвластных Каролингам землях? Ну, не бойся, иди ко мне. Я тебя избалую и сделаю настоящей принцессой. Ты ведь моя родственница, как-никак родственница королевы. О, у нее ваши ямочки, сударыня! Да вы никак плачете, мадам?

Эмма ничего не могла с собой поделать. Слезы так и хлынули у нее из глаз.

– О, ваше величество! Я и не ожидала… Да возблагодарит вас Господь и святые угодники за вашу доброту.

Этгива тут же стала стучать в стенку дормеза, приказывая остановиться. Бесцеремонно выпроводила своих дам.

– Успокойтесь, герцогиня. Расскажите лучше, что с вами приключилось. Где вы пропадали столько времени? Поговаривали даже, что вас нет в живых.

Эта юная, возвысившаяся наконец-то королева так и светилась неугомонной энергией. Она пыталась успокоить Эмму, забрала из ее дрожащих рук так и не востребованное вино, подсела, улыбаясь. А Эмма лишь всхлипывала да бормотала слова благодарности.

Этгива засмеялась и показала ей браслет у себя на запястье – золотая змея с изумрудными глазами, заглатывающая свой хвост.

– Помните его? Вы подарили мне эту вещь, когда я еще была никем. А я всегда умела ценить тех, кто был добр со мной во время моей опалы.

Эмма отерла слезы, попыталась улыбнуться.

– Благодарность – великое достоинство у власть имущих.

Этгива гордо улыбнулась.

– Да, теперь я могу причислить себя к числу таковых.

И она тут же стала говорить о том, как изменилось ее положение, как учтив и благосклонен к ней ныне ее муж, как много значит ее слово при дворе. Даже фаворит Аганон заискивает перед ней, одаривает ее богатыми подарками.

– Если бы вы знали, герцогиня, какие у меня теперь покои, наряды, украшения!

Глаза ее блестели. Для нее власть прежде всего представлялась в роскоши и богатстве. И теперь у нее все это есть. Но она готова поделиться тем, что имеет, с Эммой. Вернее, появление Эммы было для нее еще одним развлечением. Поэтому она тут же зажглась новой идеей, как представит герцогиню с дочерью ко двору, как обрядит ее и Адель, как научит новомодным церемониям.

Взглянув в окно и увидев на холме какие-то строения, Этгива спросила, что это, и, узнав, что это Лонгийонский монастырь, тут же велела свернуть к нему.

– Не будет большого вреда, если мы немного задержимся в пути и прибудем в Стене через пару дней. Я пошлю гонца с сообщением, что пожелала посетить лонгийонского отшельника. Знаете, это такой старик, который живет в пещере и питается только горохом и дождевой водой. Он ужасно вонючий, весь в коросте, и, по правде говоря, я не так и жажду встретиться с ним. Но мы воспользуемся предлогом подобного благочестивого посещения, дабы в этой обители я смогла заняться вами и Аделью. Ибо нельзя же вас привезти ко двору в одежде из домотканого сукна. А в моих сундуках найдется немало тканей и нарядов!

И она тут же стала отдавать приказы, чтобы никто не смел сообщать в Стене о появлении герцогини. Пока это ее тайна, возможность подготовить настоящий сюрприз и удивить всех.

Едва обоз въехал во двор монастыря и еле Эмма успела обмолвиться парой слов с Эвраром, как королева уже велела ей следовать за собой. Удивительно, сколько энергии было в этой нетерпеливой девушке. Все вокруг нее ходило ходуном: она приказала внести свои сундуки, наскоро опустила колени перед настоятелем, облобызав его перстень, тут же справилась о святом отшельнике из пещеры и одновременно велела приготовить поесть для своих болонок. Лакеи несли за ней их, штук двенадцать, не менее – надушенных, с ленточками, важно восседавших на подушечках и брезгливо потявкивавших на незнакомых людей. Герлок глядела на них как на нечто невиданное. После арденнских овчарок Эврара эти ей казались едва ли не эльфийскими существами и привели девочку в неописуемый восторг, что расположило к ней королеву.

Эмма проследовала за Этгивой, которая, держа Герлок за руку, поднималась по узенькой лестнице с низким сводом. Герлок беспечно лепетала, вмиг проникнувшись симпатией к такой нарядной и милой девушке и не особенно представляя, кем является ее новая подружка. Эмма, заметив это, вспомнила, как ее дитя, словно сердцем, сразу определяла, кто ей друг, а кто – враг. И ни разу не ошиблась. Видно, небо наделило ее девочку этим редким даром, и Эмма была рада за нее, от всей души надеясь, что, возможно, это убережет Герлок от тех ошибок, которые так неосмотрительно всю жизнь совершала ее мать.

Герлок казалась веселой и беспечной, но, войдя в покой монастырской опочивальни, которую настоятель услужливо представил почетной гостье, девочка заволновалась, стала спрашивать, где ее Мумма. Успокоилась, лишь завидев няньку.

– Она будет со мной, – не терпящим возражений тоном сказала малышка королеве, так, как обычно любила приказывать всем в Белом Колодце. Эмма была даже смущена, но Этгива только смеялась.

Мумма также держалась запросто, словно недопонимала, к какой высокородной особе попала. Больше почтения отдавала Эмма и, оглядев опочивальню, спросила, где же будут они с девочкой спать. Ей еще трудно было понять, что в аббатстве не принято всем спать скопом, недоуменно пожимала плечами. Но что ее поразило, так это обилие тканей, какие тут же стала доставать из сундуков королева. Ничего подобного в арденнской глуши и представить не могли. У Эммы тоже невольно забилось сердце. Золотой алтабас, узорчатая парча, мягкий бархат, слабо мерцающий шелк. И всевозможные прикрасы – пряжки, фибулы, тесьма, бахрома, меховые горжетки. Дыхание перехватывало от подобного великолепия. Как же долго она была лишена всего этого!