Подступив поближе, Энни потрясла грязным пальцем перед греческим носом Гейджа Торнтона.

— Да, меня высекли по приказу жены капитана, но миледи назвала ее злой, бессердечной мегерой…

— И многие из нас согласились с Шимейн! — вмешалась старуха с торчащими зубами. — Даже в цепях мы так топали и кричали, что капитан велел прекратить порку.

Энни продолжала:

— Мы хотели устроить бунт, когда миледи посадили в трюм, но Шимейн посоветовала нам позаботиться о себе. Она поклялась еще отомстить миссис Фитч и сказала, что в трюме с ней ничего не сделается…

Шимейн чуть не застонала — Энни зашла слишком далеко.

— Тогда капитан сказал, что она просидит в трюме не четыре недели, а четыре дня, и это ее спасло, — заключила Энни.

В сущности, пылкая речь Энни почти не произвела впечатления на Гейджа Торнтона. Он уже принял решение несколько минут назад, во время спора Харпера и Шимейн. Протестуя против обвинений боцмана, она проявила ум и образованность. Гейдж с удовольствием убедился, что она полностью отвечает его требованиям. Шимейн позволила ему избежать душевной борьбы, ибо ему и впрямь не хотелось считать ее неподходящей покупкой.

Однако он не мог проявить чрезмерное рвение, поскольку речь шла о довольно большой сумме. Гейдж дорожил деньгами, заработанными своим трудом, и вынужден был экономить — по крайней мере до окончания строительства корабля, который можно недешево продать. Он твердо решил когда-нибудь разбогатеть, но пока не мог назвать себя богачом. Отказавшись от притязаний на наследство после ссоры с отцом, по прибытии в колонию Гейдж был беднее церковной мыши. Только благодаря смекалке и труду он сумел добиться некоторого успеха. Впрочем, если бы он отказался от своей мечты строить корабли, мебель, которую Гейдж вместе с четырьмя помощниками изготавливал в своей мастерской, обеспечила бы ему солидный доход, но в этом и заключалось затруднение: разве можно отказаться от мечты всей жизни?

— Если вы не возражаете, мистер Харпер, я хотел бы осмотреть эту девушку. — Гейдж приподнял бровь, почти уверенный, что боцман откажет ему в этой просьбе.

Харпер нахмурился: настойчивость этого человека бесила его.

— Это бесполезно.

— Почему же? — возразил Гейдж. — Если мне удастся выяснить, каков нрав этой девушки, что помешает мне купить ее?

В ответ моряк молча пожал плечами, а Гейдж, не обращая на него внимания, направился к Шимейн. Она не производила впечатления самой опрятной женщины на корабле, но живые огоньки, вспыхивающие в ее темно-зеленых глазах, заворожили Гейджа и сказали ему о многом. Ведь он почти разучился смеяться после смерти жены.

— Судя по виду, эта девушка умирает с голоду, — заметил Гейдж, с вызовом взглянув на Харпера. До него доходили слухи о жизни на плавучих тюрьмах, и хотя их капитаны отрицали все эти басни, как чудовищные преувеличения, плачевное состояние преступников на этом корабле подтверждало самые неблагоприятные предположения.

Харпер в досаде стиснул зубы. Сам он с пеной у рта доказывал, что заключенных нельзя держать впроголодь, но теперь, когда о болезненной худобе заключенной упомянул этот колонист, раздражение боцмана стало нестерпимым — ясно, что Гейдж Торнтон нарывается на ссору.

— Нынешнее состояние этой девушки не ваша забота, мистер Торнтон. Я уже сказал вам, она не продается.

— Она здесь совсем исхудала, сэр, — поспешно вмешалась Энни, подходя к Шимейн. — Но если вы не прочь как следует накормить ее, она вскоре поправится.

— Тише, Энни! — Изумрудные глаза возмущенно блеснули. — Ты же не свинью продаешь!

— Вы умеете готовить?

Энни закивала и поспешила ответить за подругу:

— Конечно, умеет, сэр!

— Пожалуйста, помолчи! — яростно прошептала Шимейн, вспоминая, с каким недовольством выслушивала нотации старой кухарки родителей о том, как важно даже богатой леди уметь готовить. — Из-за тебя я попаду в неловкое положение!

Гейдж сразу понял смысл этого предостережения, но чтобы убедиться, спросил Шимейн:

— Что вы сказали?

Энни отмахнулась от вопроса:

— Ровным счетом ничего, сэр. Миледи просто закашлялась. Здесь кругом столько пыли!

— Энни! — Голос Шимейн прозвучал, как шипение пара, выходящего из носика кипящего чайника. Ей было неприятно выслушивать, как ее обсуждают, словно поросенка на базаре.

Медленно обойдя вокруг Шимейн, Гейдж оглядел ее со всех сторон. Даже просторный дом мог показаться тесным двум людям, питающим ненависть друг к другу. В последнее время Гейдж с трудом справлялся с одной женщиной, а именно с Роксанной Корбин, которая пыталась дарить его своим присутствием и вниманием. Если бы не отчаянные попытки найти няню для сына, Гейдж никогда не обратился бы к Роксанне, а теперь она ждала от него гораздо большего, чем он хотел дать. Но, осматривая Шимейн, Гейдж решил, что с ней будет приятно жить в одном доме, постепенно узнавая ее до мелочей.

Гейдж протянул руку и с любопытством провел пальцами по ее тонкому запястью. Это прикосновение показалось Шимейн слишком дерзким и интимным. Даже если бы этот человек заклеймил ее, она бы не так встревожилась, ибо его прикосновение было подобно пламени, не спеша лизнувшему ее кожу.

— Прошу вас, не надо! — выпалила она, отпрянув. Что надо этому холеному, здоровому, полному сил человеку от хрупкой и грязной девушки?

— Я не хотел напугать вас, Шимейн, — виновато произнес Гейдж. — Решил просто взглянуть на ваши руки… Вы позволите?

Шимейн не нравился этот пристальный осмотр, особенно потому, что ее вид сейчас был отнюдь не безупречен. Нахмурившись, она подняла ладони, понимая, что выбора у нее нет. Надо радоваться хотя бы тому, что покупатель не потребовал показать зубы!

Гейдж внимательно изучил тонкие пальцы — грязные, но гибкие и изящные. Осторожно коснувшись большим пальцем тонких косточек тыльной стороны рук Шимейн, он перевернул их и увидел нежные, как у знатной леди, ладони.

— Вы не готовы к тяжелому труду, Шимейн, — с удивлением заметил он.

Шимейн почувствовала, как под его пронизывающим взглядом на щеках у нее проступает румянец.

— Я не боюсь работы, сэр, — осторожно ответила она, понимая, что следующие ее слова могут заставить покупателя отказаться от своих намерений. — Правда, я плохо с ней знакома.

— Понятно, — озадаченно кивнул Гейдж. Возможно, Энни сказала сущую правду, и Шимейн О'Хирн действительно леди. Только очень богатые люди могут позволить себе окружать своих отпрысков слугами — ничем другим невозможно объяснить вид ладоней Шимейн. — Я искренне надеюсь, что вы способная ученица, Шимейн. Я не могу позволить себе ни нанять для вас наставницу, ни обучать вас сам.

— Я учусь очень быстро, сэр, — поспешно отозвалась она. — Если существуют книги о том, как вести домашнее хозяйство, я сумею научиться всему самостоятельно.

— Я найду для вас такую книгу.

— Это будет очень кстати, — робко кивнула она.

— И все-таки вы умеете готовить? — вернулся к прежнему вопросу Гейдж, стараясь побороть внезапные сомнения. Он искренне надеялся, что они не умрут с голоду, прежде чем Шимейн постигнет азы поварского искусства.

— Я отлично шью, сэр, — уклонилась от ответа Шимейн, не желая обманывать собеседника. Мать убеждала ее, что юной леди подобает обладать всеми навыками умелой жены, и кухарка усердно соглашалась с ней, но Шимейн была невнимательной ученицей и не надеялась на свою память.

Приняв ее ответ за отрицательный, Гейдж досадливо вздохнул. Его вовсе не прельщала необходимость терпеть стряпню новоиспеченной хозяйки, но даже познания Роксанны в этой области не смогли заставить его свернуть с выбранного пути. Появившись сегодня на корабле, Гейдж знал, что надеяться ему почти не на что, а теперь его желание заполучить Шимейн начинало перевешивать все прочие соображения.

— На вид вы очень молоды, — заметил он, прекращая разговор о неопытности Шимейн.

— Впечатление обманчиво, сэр, — живо возразила Шимейн, чувствуя себя в эту минуту дряхлой развалиной. — Месяц назад мне минуло восемнадцать.

— Да вы совсем дитя! — усмехнулся Гейдж. — Должно быть, для вас три десятка и три — древняя история.

Последнее замечание озадачило Шимейн.

— Три десятка и три? Что вы имеете в виду, сэр?

— Собственный возраст — тридцать три года, — бесстрастно объяснил Гейдж.

Шимейн изумленно приоткрыла рот, но не издала ни звука. Смущенная его откровенностью, она отвела взгляд. Ей-то казалось, что покупатель гораздо моложе!

Между ними повисло неловкое молчание, и наконец Шимейн в замешательстве подняла глаза и обнаружила, что Гейдж смотрит на нее в упор. Она уже ждала от него сообщения о том, что он решил поискать служанку в другом месте, но Гейдж смотрел на нее не отрываясь, словно желая раскрыть все ее сокровенные тайны.

— Ладно, — вздохнул Гейдж, словно обращаясь к самому себе. — Теперь остается только убедить мистера Харпера продать вас мне.

Сердце Шимейн затрепетало. Если раньше она мечтала, что ее купит женщина, то теперь что-то в этом человеке заставило ее передумать. Возможно, виной всему были его сердито нахмуренные брови, когда он заявил, что каторжников морили голодом. Шимейн надеялась, что ее неопытность не заставит Гейджа пожалеть о своем решении.

Вернувшись к боцману, Гейдж с притворной небрежностью предложил:

— Я дам вам за эту девушку пятнадцать фунтов.

Джеймс Харпер ощетинился: должно быть, пока покупатель осматривал Шимейн, ревность взыграла в душе боцмана: он подозревал, что колонист приобретает ее не как няньку для сына, а в качестве любовницы для себя.

— Капитан отдал мне строгий приказ насчет этой девушки, мистер Торнтон. Она не продается.

— Тогда двадцать фунтов, — раздраженно перебил Гейдж. Он достал из сумки, висящей у него на плече, кожаный кошелек, старательно отсчитал монеты и протянул их боцману. — Этого вашему капитану хватит за глаза.

— Я же сказал: девушка не продается! — настойчиво повторил Харпер, с трудом сдерживая гнев. Он даже не смотрел на протянутые на ладони монеты.