Услышав оглушительный вопль, они оглянулись и увидели грузного мужчину, выбирающегося из люка. Очутившись на палубе, Хорас Тернбулл застыл и с шумом втянул в легкие воздух, замечая следы кровавой бойни. В руке он по-прежнему сжимал пику, оружие, к которому привык, когда в молодости служил в пехоте. Перелом ноги помешал ему добиться повышения в чине, но к тому времени он уже научился в совершенстве владеть пикой. Она стала для него своего рода талисманом. Когда кость срослась, Тернбулл начал богатеть — отнюдь не честным путем. Он по-прежнему брал пику с собой, особенно в подобных случаях, ибо так и не научился владеть огнестрельным оружием.

Глаза Хораса Тернбулла вспыхнули бешенством при виде человека, который увел его корабль вместе с грузом из Портсмута много лет назад. Гейдж сидел на бочонке, обхватив голову руками — совершенно беспомощный и не подозревающий об опасности.

Перехватив пику, Тернбулл прицелился.

— Смотрите, лорд Торнтон, — взревел он, сразу узнав давнего врага, — смотрите, как я отомщу вам обоим, убив вашего сына! Вот вам за то, что вы велели ему украсть мой корабль!

— Тернбулл, нет! — выкрикнул Уильям, но — поздно. Пика со свистом рассекла воздух.

Шимейн завизжала, однако ничего не могла поделать, парализованная ужасом. Уильям, не желающий терять сына, с необычайной силой ринулся вперед и заслонил собой Гейджа. Пика глубоко впилась в спину Уильяма, вызвав у него отчаянный крик. С трудом повернувшись к Тернбуллу, он вскинул руку и прицелился из последнего заряженного пистолета.

Богатый владелец огромного торгового флота опешил, увидев направленное на него дуло, выпучив глаза, он лихорадочно замотал головой.

— Прошу вас, не надо! Не делайте этого! — взмолился он. — Я отдам все…

Пистолет рявкнул и выплюнул маленький свинцовый шарик, секунду спустя оставивший кровавую рану во лбу Тернбулла. Словно статуя, он упал навзничь и затих, свесив голову на лестницу и вытаращив незрячие глаза.

Шимейн подбежала к Уильяму в ту минуту, когда его ноги подкосились. Подхватив старика, она усадила его на бочонок рядом с тем, на котором сидел Гейдж. Кровь струилась из раны на спине Уильяма, по белой рубашке расплывалось алое пятно. Уперевшись рукой в его плечо, Шимейн попыталась вытащить из раны пику, но вскоре убедилась, что ее усилия тщетны.

Со стороны сходен донесся топот бегущих ног, и Шимейн испуганно оглянулась, но тут же вздохнула с облегчением, увидев Джиллиана. Юноша понял, в чем дело, увидев трупы на берегу. Заметив на палубе еще два неподвижных тела, он в изумлении уставился на Шимейн.

— Что здесь произошло?

— Потом, Джиллиан, — перебила она. — Помоги мне перенести Гейджа и его отца в дом. Оба ранены, рана его светлости очень опасна.

Действовать надо без промедления — Джиллиан и сам это понимал. Он бросился к перилам, вгляделся в сторону берега, где в тени деревьев оставил лодку, и крикнул:

— Папа, скорее! Торнтоны ранены!

Фланнери Морган оказался на редкость сообразительным и проворным. Не прошло и минуты, как он поднялся на палубу и вместе с сыном осмотрел рану Уильяма Торнтона. Фланнери заявил, что не стоит вытаскивать пику до прихода врача, но чтобы облегчить ее вес, он спилил древко, оставив только конец, за который можно было взяться. Отец и сын отнесли старшего Торнтона в дом и вернулись за Гейджем.

Гейдж впал в глубокое, беспокойное забытье на руках у жены. Привести его в чувство никак не удавалось, и это пугало Шимейн. Корабельные плотники понесли Гейджа в дом, она поспешила за ними и попросила их снять с Гейджа сапоги и рубашку, пропитанную кровью из открытой раны на голове. Едва успев обмыть рану, она бросилась наверх, к Уильяму. Чуть не плача, разрезала на старике ночную рубашку, а тот, несмотря на боль, пытался помочь ей.

— Попробуйте расслабиться, милорд, — просила она, шмыгая носом и вытирая слезы рукавом халата.

— Как Гейдж? — стиснув зубы от боли, выговорил Уильям.

— Не знаю. Он без сознания.

— Он должен выжить!

Шимейн чуть не разрыдалась, но вовремя опомнилась и глубоко вздохнула, взяв себя в руки.

— Вы оба будете жить.

Эриха Вернера отправили верхом на жеребце за доктором Феррисом. Эрих, опытный наездник, пообещал доставить врача без промедления. Когда час спустя врач прибыл на своей лошади, его провели прямо наверх, к старшему Торнтону. Колби Феррис немедленно отправил Джиллиана в кухню поискать спиртное, чтобы подкрепить силы лорда и приглушить боль во время извлечения пики. Старший Торнтон находился в сознании и пристально следил за происходящим, но Колби считал, что его светлости было бы лучше лишиться чувств. Через несколько минут Джиллиан вернулся с кувшином крепкого виски, которое его отец хранил на корабле и по вечерам, перед возвращением домой, отпивал по глотку-другому.

— Побудь здесь, а я посмотрю, как дела у Гейджа, — велел Колби юноше. — Заставь его выпить как можно больше — даже если тебе придется поддержать компанию. Только не забудь оставить немного, чтобы обмыть рану.

Джиллиан оглядел англичанина, лежащего на боку лицом к стене. Пика по-прежнему торчала у него из спины, и Джиллиан ужаснулся, какие муки испытает лорд, попытавшись сесть.

— Но как же его светлость будет пить…

Уильям оглянулся с болезненной гримасой и протянул руку за кувшином. С помощью Колби и Джиллиана он приподнялся на локте и под бок ему подсунули подушку. Довольный помощью пациента, врач покинул его, поручив юноше-ирландцу нелегкую задачу напоить допьяна английского лорда.

Спустившись в спальню, Колби осмотрел рану на голове Гейджа. К этому времени она почти перестала кровоточить, но под ней на черепе прощупывалась огромная шишка. Пока Колби не мог оценить состояние пациента.

— Вполне возможно, ваш муж выживет, — сказал он Шимейн, — а может, и нет. Прикладывайте к ране холодный влажный компресс и не сводите с него глаз. Как только я закончу с его отцом, я попытаюсь зашить рану. Очевидно, у вашего мужа контузия — время от времени он будет терять сознание и снова приходить в себя. Все зависит от того, насколько велики внутренние повреждения.

У Шимейн подкосились ноги, по спине заструился ледяной пот, но она решительно сжала зубы. Она не поддастся страху. Теперь, когда муж нуждается в ее помощи, она не позволит себе упасть в обморок.

Суета и шум в доме разбудили Эндрю, и Шимейн наспех одела и накормила малыша, а затем привела в порядок себя. Вдвоем они перенесли кресло-качалку из детской в спальню, поближе к кровати Гейджа. Обняв Эндрю, Шимейн напевала ему, молясь, чтобы с мужем и свекром все обошлось. Спустя некоторое время Эндрю сполз с ее коленей, забрался на кровать и прижался к отцу. Шимейн последовала его примеру и, обняв мальчика, положила ладонь на грудь мужа, находя утешение в сильном, ровном биении сердца.

Поднявшись наверх, Колби Феррис обнаружил, что Уильям по-прежнему трезв, зато язык Джиллиана начал заплетаться. Определив, что юному плотнику необходим свежий воздух, а ему самому — двое сильных мужчин, чтобы удержать лорда, Колби послал Джиллиана за Ремси Тейтом и Слаем Таккером, которые часто помогали грузить в повозку гробы горожан, отправляющихся в последний путь.

Если не считать промывания раны, виски не принесло старому лорду пользы, на которую рассчитывал Колби: его светлость оставался в сознании во время болезненного извлечения пики из его спины. Важные органы не были задеты, но рана оказалась очень глубокой. Промывание открытой раны жгучей жидкостью повергло бы в обморок более слабого человека, но Уильям, вынужденный во время этой процедуры лежать на животе, стиснул зубы, уткнулся лицом в подушку и не издал ни звука, только дрожал. Только под конец, когда рана была уже зашита, его светлость наконец лишился чувств, удивив врача выдержкой и несгибаемой волей к жизни.

Когда Колби вновь спустился вниз, он обнаружил, что Эндрю и Шимейн спят на кровати рядом с Гейджем, а он пришел в себя и смотрит на жену и сына, как на бесценные сокровища.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Колби, зашив рану на голове Гейджа.

— Так, словно меня ударили обухом по голове.

— Радуйтесь, что остались живы.

Лоб Гейджа собрался в морщины, но боль заставила его впредь воздерживаться от гримас.

— Неужели удар был так силен?

— Не знаю. — Колби указал на Шимейн. — По словам вашего отца, миссис Торнтон застрелила человека, который пытался убить вас. — Он сделал паузу, давая Гейджу возможность осмыслить его слова, и увидел, как на лице раненого мелькнуло удивление. — А Шимейн говорит, что отец заслонил вас своим телом и принял удар пикой, предназначавшийся вам.

Гейдж изумленно уставился на врача. Опасаясь самого худшего, он с трудом выговорил:

— Он умер?

— Нет. Его светлость поправится, если только не воспалится рана, но, надеюсь, виски Фланнери поможет. Такого крепкого виски я сроду не пробовал, а лорд Торнтон пил его, словно воду. Откровенно говоря, я поражен его выносливостью и терпением. Он ни разу не вскрикнул и все время находился в сознании. Должно быть, ваш отец и жена очень любят вас, мистер Торнтон.

С удивлением обдумывая слова врача, Гейдж машинально повторил то, что говорил, когда к нему обращались по фамилии:

— Меня зовут Гейдж.

— Отдыхайте и набирайтесь сил, Гейдж, — велел Колби. — Если сможете, постарайтесь заснуть.

Гейдж вспомнил события, благодаря которым виделся с врачом в прошлый раз.

— Кстати, как дела у Колли? Ремси говорит, что ей гораздо лучше, но меня не покидает беспокойство. Наверное, она вскоре родит?

— Колли чувствует себя значительно лучше и теперь может родить со дня на день. Энни не сводит с нее глаз, а рождения ребенка ждет с таким же нетерпением, как его мать.

— Ремси хочет, чтобы Энни осталась у них, — заметил Гейдж, — но Колли считает, что этого они не могут себе позволить. Она мечтает, чтобы хоть один из пятерых сыновей получил образование, и потому бережет каждый фартинг. Взяв в услужение Энни, им придется отказаться от своей мечты.