Почувствовав, что ему необходимо успокоиться, Рейф заметил, что в их на первый взгляд беспорядочном перемещении была на самом деле система. Мегги выбирала маршрут так, чтобы они оказались поближе к высокому военному в форме полковника прусской армии.

Мужчина стоял в гордом одиночестве, прислонившись к стене. Волосы его, светлые словно лен, при свечах казались седыми. Полковника можно было назвать красивым, если бы не брезгливая гримаса на лице. Казалось, пруссак презирает здесь всех и вся. Изредка он кивал то одному, то другому, но ни с кем не вступал в непринужденную беседу.

— Это Ференбах? — тихо спросил Рейф.

— Да, — ответила она, обернувшись. Их губы почти встретились, и Мегги, вспыхнув, отшатнулась.

Словно не заметив этого неосторожного, не укладывающегося в их сценарий жеста, Рейф спросил:

— Ты его знаешь?

— В общем-то нет. Мы были представлены друг другу, но его редко можно увидеть на подобных сборищах. Сегодня он пришел только потому, что бал дается в честь маршала Блюхера.

— Полковник Ференбах? Как приятно вновь с вами встретиться! — радостно воскликнула Мегги, когда они оказались вблизи гордого военного. Протянув ему руку, она представилась:

— Я графиня Янош. Мы с вами познакомились на военном смотре русских, вы не помните?

По всей видимости, полковник не помнил об этой встрече, но руку все же вежливо поцеловал. Подняв глаза и увидев в глубоком декольте платья то, что Мегги столь умело подчеркнула нарядом, он несколько растаял. Рейф был рад: Ференбах — настоящий мужчина.

Мегги представила своего спутника, и полковник отвесил ему вежливый поклон. От льдисто-серых глаз Ференбаха повеяло холодом. Рейф невольно по-, ежился. Этот человек и в ад пойдет с высоко поднятой головой и ни перед кем не согнет спину.

Мегги посмотрела вокруг, стараясь отыскать взглядом маршала Блюхера.

— Должно быть, служить такому полевому командиру, как ваш маршал, высокая честь. Равного ему не найдешь.

— Вы правы, — ответил полковник. — Маршал Блюхер — храбрый солдат и человек чести. Уловив подходящую тему, Мегги продолжала.

— Жаль, что его роль в битве при Ватерлоо еще недостаточно оценена. При всем мастерстве Веллингтона никто не мог бы поручиться за исход, не подоспей ему на помощь маршал Блюхер.

Рейф забеспокоился, как бы Мегги, увлекшись, не перегнула палку, но опасения были напрасны: Ференбах смотрел на нее с явным одобрением.

— Вы все очень верно чувствуете, графиня. Веллингтон раньше ни разу не встречался с императором, так что вполне возможен был и другой исход: победа императора, а не поражение.

Рейф почувствовал, что его гордость и патриотические чувства задеты. Веллингтон ни разу не проигрывал сражений, битва при Ватерлоо была практически выиграна к тому моменту, как Блюхер, уже около семи вечера, появился на поле брани. Однако мудро предпочел промолчать.

Мегги между тем продолжала расточать комплименты военному гению Пруссии.

— Говорят, будто Блюхеру доложили, что ему все равно не поспеть вовремя и даже не стоит пытаться.

— И это правда, — ответил полковник, как бы снова возвращаясь к жизни, — но маршал отказался слушать эти речи. Больной, он предпринял марш-бросок и сдержал данное Веллингтону слово. Ничто — ни небеса, ни преисподняя — не могло его сдержать.

— Вы были с ним?

— Да Мне выпала эта честь. Маршал — настоящий мужчина, человек слова, — полковник запнулся, глаза его блеснули холодным огнем, — не то что эти лживые французские сволочи.

Мегги пожала плечами.

— Не стоит всех французов стричь под одну гребенку. И среди них есть люди чести.

— Неужели? Имея короля, предавшего собственный народ, бежавшего из собственной столицы и пробравшегося назад в поезде союзников? С предводителями типа перевертыша Талейрана?

Гнев полковника набирал обороты. Голос его буквально звенел от злости.

— Франция встала за корсиканца, вернувшегося с Эльбы, и заслуживает возмездия. Земли ее нужно поделить между другими нациями, народ должен получить по заслугам, само слово «Франция» надо стереть с карты Европы.

Рейф был поражен силой ненависти полковника к французам Пожалуй, он и вправду представлял опасность с его неуемным желанием стереть в порошок любого вставшего у него на пути француза.

— Ну разве человечество ничему не научилось за последние две тысячи лет? — мягко возразила Мегги. — Неужели наш удел — вечное мщение и неспособность прощать?

— Вы — женщина, — презрительно пожав плечами, сказал полковник. — Женщины в подобных вопросах не разбираются.

Решив, что он и так долго молчал, Рейф вмешался в разговор:

— Я здесь — сторона нейтральная, но и я согласен с графиней в том смысле, что вендетта — не лучший выбор. Унизить оппонента — все равно что нажить себе смертельного врага. Разумнее помочь ему подняться и тем самым сохранить его достоинство Ференбах перевел пронизывающий взгляд на Рейфа — Вы, англичане, помешались на своей спортивной чести и правилах справедливой игры, — с сожалением произнес он. — Но то, что хорошо для бокса и гольфа, не всегда подходит к войне. Французы помогли моему народу узнать, что такое грубость и варварство, и мы прекрасно запомнили преподанный урок. Были бы вы столь беспристрастны, если бы сжигали вашу землю и убивали членов вашей семьи?

Прочитав на лице пруссака сильнейшее страдание, Рейф не решился дать ему заранее подготовленный ответ.

— Хотелось бы верить, что было бы так, — тихо ответил он, — но ручаться за себя не могу.

Полковник наконец сбросил свою несносную маску, и напряжение тут же спало.

— Я рад, что вы способны сомневаться, — по-человечески тепло ответил полковник. — Судя по моему общению с другими британцами, это качество у вас — редкость.

Эту фразу можно было принять и как оскорбление, но Рейф предпочел обойтись без комментариев. Тихонько погладив руку спутницы за спиной, он жестом спросил, не пора ли ретироваться.

Однако еще до того, как троица разошлась, к ним подошла женщина. Невысокая, с хорошеньким лицом в обрамлении каштановых кудряшек, чуть полноватая, она казалась скорее чувственной, чем элегантной, однако платье из голубого атласа своим покроем выдавало в ней стопроцентную француженку.

— Элен, дорогая, ты выглядишь просто прекрасно! Как долго мы не виделись, — тепло поприветствовала подошедшую Мегги.

Бросив на полковника быстрый взгляд, Элен поцеловала Мегги в щеку.

— Я рада встрече, Магда. Только сегодня я вернулась в Париж.

Голос у женщины оказался столь же приятным, как и ее лицо. Протянув руку Рейфу и приняв положенный в таком случае поцелуй, француженка обернулась к пруссаку.

— Ас господином Ференбахом мы уже знакомы. Полковник еще сильнее напыжился.

— Да, действительно, — сказал он таким тоном, каким можно только сказать: «Что вы! Никогда!"

Чувствовалось, что между этими двумя что-то есть. «Интересно, что», — подумал Рейф.

Не успела мадам Сорель, а именно так отрекомендовала ее Мегги, вставить слово, как полковник, поспешно сославшись на то, что его ждет маршал, ретировался.

Глядя на его быстро исчезающую в толпе несгибаемую спину, Мегги не удержалась от вопроса:

— Элен, скажи на милость, что ты с ним сделала, что он несется от нас во весь опор?

Мадам Сорель повела плечом, являя глазу обольстительные окружности.

— Да так, ничего. Мы несколько раз встречались по разным поводам. Он всегда смотрит на меня так, будто я — сам Бонапарт, а потом уходит. Кто знает, что у него на уме? Да и вообще, Ференбах ненавидит все французское.

Хитро прищурившись, Мегги спросила:

— Но ведь он мужчина ничего себе, так?

— Он не мужчина, он пруссак, — отрезала Элен. После дежурного обмена репликами подруги расстались, заговорщически улыбнувшись друг другу.

Рейф заметил, с какой жадностью наблюдают за передвижениями Элен мужчины в зале. Когда она отошла достаточно, чтобы не услышать его слов, он спросил.

— Что это за история? И вообще, ты что-нибудь понимаешь?

— Трудно сказать, — задумчиво протянула Мегги, — хотя кое-какие догадки имеются. — Запнувшись на мгновение, она быстро сверкнула глазами и бросив «Подожди, я сейчас вернусь», скрылась в направлении дамской комнаты.

Провожая Мегги взглядом и невольно сравнивая ее с мадам Сорель, Рейф не мог не удивиться тому, отчего следом за его партнершей не устремилась целая толпа мужчин.

Приятные размышления были прерваны появлением Оливера Нортвуда.

— Привет, Кэндовер! А ты быстро работаешь, как я погляжу. Всего три дня в Париже, а уже сумел окрутить графиню. — Рейф заметил контраст между веселостью тона Оливера и злобным выражением его лица. — Наверное, графиня не из тех, кто долго ломается перед кавалером с деньгами.

— По всей видимости, ты с этой дамой не знаком, — ответил Рейф с холодной надменностью.

— После того как ты назвал ее имя, я навел кое-какие справки. Никто не мог сказать мне ничего вразумительного Известно лишь то, что она вдова, причем вполне респектабельная и привыкшая жить на широкую ногу. — И, многозначительно подмигнув, добавил:

— Она преуспела, заставляя других расплачиваться за свои удовольствия.

С огромной радостью Рейф заехал бы Норвуду по физиономии, но вместо этого спросил:

— И что еще ты о ней узнал?

— Говорят, она стоит того, что за нее платят, и даже больше. Однако об этом ты должен знать лучше меня, не так ли?

Развязность бывшего однокашника раздражала Рейфа сверх всякой меры. Но в словах его был резон. В конце концов, Мегги была шпионкой, а как еще можно заставить мужчину проболтаться, если не делить с ним подушку? Кроме того, надо было себя содержать, и едва ли британское правительство много платило ей, чтобы так хорошо жить. И дом, и гардероб требовали уйму денег. Ведя жизнь, как и многие красивые женщины высокого полета, привыкшие получать драгоценности в обмен на ласки, она преследовала и другие, более благовидные цели. Кто же осудит ее за этот самый простой и удобный путь?