– Я рассказываю вам все это только потому, – сострадательным тоном сказала миссис Шелби, – что этот человек не заслуживает страданий. Если не можете быть с Джеймсом, отпустите его. Это причинит ему боль, но не убьет. Но если обманете, вполне может убить. Лучше разобраться с этим сейчас. Позвольте Джеймсу жить дальше и найти своей счастье, завести семью. Однажды он станет хорошим мужем и отцом. Но вы должны дать ему шанс найти свой путь. – Миссис Шелби встала и разгладила юбку. – Я знаю, что для вас это больно, Леонора, я вижу это по вашим слезам. Но если действительно любите его, вы должны оборвать это прямо сейчас. Уже пережитой боли хватит ему на всю жизнь.


Старый амбар был залит светом, лучи которого пробивались наружу через щели и дырки в досках от выбитых сучков. Они еще не успели выйти из машины, а уже почувствовали, как вибрирует воздух от оживленных голосов и смеха, как на фоне гиканья мужчин и визга девушек пульсируют ритмы рэгтайма. Электрический заряд двигающихся тел и льющаяся над утоптанным земляным полом музыка притягивали к себе молодежь, которая тянулась сюда, как мотыльки на пламя свечи.

Том выскочил из автомобиля, не в силах держать себя руках после скорби последних нескольких дней и связанного с этим стресса.

– Сразу предупреждаю вас обоих, – ткнул он пальцем в Джеймса и Леонору, – я сегодня вечером такой заведенный, что вам придется соскребать меня с пола! – Покосившись на проходившую мимо миниатюрную брюнетку, он добавил: – Или вот с этой вот крошки. Эй, красавица, погоди!

Том бросился следом, не отрывая глаз от покачивающихся бедер девушки, которая дразнящей походкой направлялась в сторону амбара.

Леонора улыбнулась, глядя ему вслед:

– Подозреваю, что он сдержит-таки свое слово.

– Мы действительно можем на это рассчитывать, – согласился Джеймс. Сунув руки в карманы, он отставил локоть в сторону, приглашая взять его под руку. – Идем?

Леонора напомнила себе, что это всего лишь рука, взяла его под локоть и тут же остро ощутила, как по телу прокатилась волна тепла. Его мышцы под белой рубахой были твердыми, словно высеченные из камня. Она пыталась сфокусировать внимание на земле под ногами, на прохладном воздухе, на доносившихся из амбара звуках, однако тепло его тела стирало все остальные ощущения.

По усыпанной гравием дорожке они направились на яркий свет, лившийся из открытых дверей, сердце глухо билось в груди, отзываясь на громкие ритмичные звуки. В помещении царило оживление – все двигалось, дышало и жило своей жизнью, напоминая единый вновь образовавшийся организм. Земля дрожала под ногами, стены пропитались запахом табака, дым от сигарет собирался в облако, висевшее под крышей. Сидевшие в углу музыканты сделали перерыв и теперь курили, перекидываясь словами. Кто-то включил граммофон «Виктрола», и его иголка, запинаясь и подскакивая на затертой пластинке, начала воспроизводить мелодию «Бал задавак из черного гетто». По углам амбара были развешаны гроздья электрических лампочек. Вдоль стен на тюках сена сидели девушки, соблазнительно подоткнув юбки под колени, а кавалеры целовали их в шею и гладили по икрам и лодыжкам.

Леоноре было жарко, а от запаха эля, свежего сена, пота с примесью духов или одеколона кружилась голова. Повсюду горячие тела, чувственные прикосновения, поцелуи и желание – болезненное и нетерпеливое ожидание секса шептало здесь из каждого уголка. Леонора выпустила локоть Джеймса и отвернулась, чувствуя, как его напряженный взгляд жжет щеку.

Она не могла забыть слова миссис Шелби, причинявшие боль, словно открытая рана. Эта поездка с самого начала была бесплодной фантазией. Завтра они вернутся в Ванйарри-Даунс, и она снова станет миссис Александр Хэррингтон. А все это… это было лишь волшебной сказкой, за тем только исключением, что вместо тыквы был дорогой «форд» и не было хрустальных туфелек, которые ожидали бы ее в конце, а были лишь их осколки. К которым она и вернется уже завтра.

Однако в данный момент она была здесь. Леонора отбросила мысли о завтрашнем дне и погрузилась в ритм звуков. Несмотря на тяжесть на душе, она притопывала в такт музыке, рассматривая гостей на вечеринке. По разным углам стояли группы молодых мужчин и женщин, которые пялились друг на друга и вовсю флиртовали даже через площадку. Молодые хорошенькие девушки с раскрасневшимися от эля нарумяненными лицами были в нарядных платьях из яркого шелка и хлопка. Непринужденно болтавшие между собой мужчины с зажатыми в зубах сигаретами были одеты кто в чистую рабочую одежду, кто в церковного кроя рубашку со стоячим воротничком, а кто и в военную форму.

Том с трудом, спотыкаясь и расплескивая напиток, пробрался через толпу с двумя пинтами темного пива. Волосы у него под шляпой были уже мокрыми от пота. Одну кружку он сунул Леоноре, облив ей пальцы, и звонко чокнулся с ней.

– Твое здоровье! За начало конца. – После чего выпил эль до дна, словно воду.

Засмеявшись, Леонора отряхнула мокрые пальцы и посмотрела на Джеймса:

– Похоже, он про тебя забыл.

– Я не пью, – спокойно ответил тот.

Она заморгала, потом рассмеялась:

– Ну конечно, как иначе!

Он прищурил глаза и нахмурился. Леонора успокаивающе коснулась его руки.

– Я не хотела тебя обидеть, Джеймс, – с улыбкой сказала она. – Просто ты не перестаешь меня удивлять.

Лицо его сразу расслабилось. Он поднял бровь:

– Будь осторожна с этим напитком. Какой-нибудь местный озорник может попытаться этим воспользоваться.

– Спасибо за предупреждение.

Она хлебнула темного пива и почувствовала, как оно течет по горлу и попадает в желудок, распространяя тепло по телу. Эль на вкус был горьким и ужасным, но сейчас нравился ей больше всего на свете.

Две девушки с удивительно похожими улыбками вдруг остановились как вкопанные и дружно закричали через всю толпу:

– Томми Шелби!

Том обернулся, снял шляпу и, подхватив сестричек на руки, завопил:

– Вау-у-у-у!

– Какой же ты мерзавец, Том! Почему не предупредил, что вернулся?

Внезапно они умолкли, догадавшись о причине его появления.

– Ох, Том, мне так жаль твоих братьев, – с выражением раскаяния на лице сказала та, что повыше.

Том отмел в сторону горестные переживания, грозившие испортить настроение, и, схватив девушек за руки, потащил на танцевальную площадку.

В это время та, что была пониже, обернулась и крикнула:

– Джеймс! Боже мой, мы тебя не заметили. Эллисон, это же Джеймс!

Сестры были просто очаровательны в своем радостном возбуждении и довольно привлекательны. Леонора опустила глаза.

Девушки подбежали к Джеймсу и бросились ему на шею.

– Господи, как же мы по вас скучали, мальчики! Без вас тут все было не так.

Эллисон схватила Джеймса за руку:

– Пойдем, обожаю эту песню!

– Может быть, в другой раз. Похоже, что Том рассчитывает на вас обеих.

Девушка взглянула на Леонору и все поняла.

– Простите, мисс. Я вас здесь никогда раньше не видела. Я…

Но представиться она так и не успела, потому что Том утащил ее в толпу танцующих.

Джеймс, наклонившись к Леоноре, сказал ей на ухо:

– Это сестры Мак-Гинни, Эллисон и Джессика. Двое из них, а всего их пятеро.

Его дыхание щекотало шею, и Леонора поймала себя на том, что ей трудно сосредоточиться на смысле его слов.

Глядя на симпатичных сестер, Леонора вспомнила слова миссис Шелби и поняла, что из эгоизма оттягивает внимание Джеймса на себя.

– А ты не хочешь потанцевать с ними? – без особого энтузиазма попробовала она поправить положение. – Они такие хорошенькие!

– Танцор из меня никакой, – ответил Джеймс, и Леонора испытала глубокое облегчение, за которое ей тут же стало стыдно.

Из толпы танцующих появился Том. Он был один, щеки его раскраснелись, а волосы были мокрыми от пота. Физиономия его сияла таким счастьем, что они не выдержали и рассмеялись. Том улыбнулся и схватил Леонору за руку.

– Возможно, Джеймс недостаточно мужик, чтобы потанцевать с тобой, но я не такой. – Он забрал у нее пиво и сунул его Джеймсу. – Прости, дружище! – с улыбкой бросил он и потащил ее за собой на площадку.

Джеймс прислонился к стене и, сунув руку в карман, отыскал Тома и Леонору в толпе танцующих. На ней было голубое платье, на фоне которого выделялись кожа цвета персика, алые губы и розовые щеки – цвета заката солнца. Теперь он мог спокойно дышать – рядом с Леонорой ему не хватало воздуха. Потребовалось усилие, чтобы отвести от нее взгляд, как будто предназначением его глаз было любоваться ею – и ничего более. Он чувствовал себя ослепленным и беспомощным, в голове ежесекундно боролись противоречивые решения – он то рвался к ней, то усилием воли останавливал себя – и от этой борьбы все внутри его напряженно звенело.

Джеймс поставил нагревшееся пиво на землю и вытер влажную ладонь о штаны. Глядя, как его лучший друг кружит Леонору в этой тесноте, он посмеивался. Том не руководствовался ни ритмом, ни правилами этикета. Он просто двигался как вздумается, вовлекая бедную Леонору в эту неуклюжую пляску.

Леонора смеялась так, что Джеймс видел выступившие на глазах слезы, когда она пыталась не отставать от своего бесшабашного неловкого партнера. Он был рад видеть ее счастливой и облегченно вздохнул. Днем во время пикника настроение ее резко изменилось. Она вдруг притихла, стала отрешенной, в глазах появилась печаль. Но Том Шелби, похоже, успешно разогнал тучи на небосклоне.

Джеймс с трепетом наблюдал за ней: ее улыбка, смех, стройная фигура, кожа, золотистые волосы, изгиб шеи, узкая талия, идеальной формы плечи… Том и все остальные скрывались в какой-то смутной дымке, он видел одну лишь Леонору. Даже музыка стала приглушенной, и он только физически ощущал ее ритм. Джеймс вдруг перестал улыбаться. Он любит ее. Понимание этого вдруг пришло к нему. Это была непоколебимая уверенность, от которой сводило скулы, а тело начинало трепетать. Он любит ее – всю, до последней клеточки. И в нем нарастал протест, жажда борьбы за нее – это чувство подпитывалось вибрацией пола, энергией разгоряченных танцующих.