Она не твоя жена.

Леонора спала через каких-то три двери от него по коридору. Через три. Их разделяли всего несколько стен и одна дверь, и он чувствовал ее дыхание на своей шее, ее волосы у себя на груди, чувствовал кожей, как она улыбается в темноте. Несколько шагов по коридору, поворот дверной ручки, и он мог бы оказаться в ее спальне. Он мог бы откинуть одеяло и проскользнуть к ней, отыскать ее губы, ее ждущие руки, ее полное желания тело. Всего через три комнаты по коридору. Ноги его уже соскользнули с дивана.

Она не твоя жена.

Из горла его вырвался стон. Джеймс перевернулся на живот, накрыл голову подушкой и зажал уши руками.

Она не твоя жена, дружище.

– Я знаю! – крикнул Джеймс, и мягкая диванная обивка поглотила этот вопль отчаяния.


После возвращения Том и миссис Шелби постепенно отошли от горестных предыдущих дней, и скорбь их понемногу унялась. Тяжкое бремя похорон уже не висело на их плечах: миссис Шелби похоронила сыновей, Том похоронил братьев. Жизнь, окрашенная в густые серые тона горя, пусть медленно, но все же текла дальше.

Никому не хотелось оставаться в стенах домах, не хотелось постоянно проходить мимо двух пустых стульев, которые в конце концов были отодвинуты к стене. Поэтому миссис Шелби устроила пикник, и они все вместе отправились за поля золотистой пшеницы на берег безмятежного озера на дальнем краю их земельного участка. День выдался ясный, сухой и жаркий. Голубое небо было безоблачным, в траве порхали бабочки. Джеймс затеял игру с Шарлоттой, которую нес на плечах: она время от времени закрывала ему ладонями глаза, а он начинал пошатываться, как слепой, и громко протестовать.

Том шел сзади.

– Так где, ты говоришь, будут танцы, мама?

– У Тесслеров, – ответила миссис Шелби. – Там соберется вся округа.

Том обернулся и посмотрел на солнце.

– Пойдешь туда после ужина, – заявила миссис Шелби.

– Ты же знаешь, что я туда не пойду, мама, – отозвался Том, еле переставляя ноги. – Это было бы неправильно.

– Еще как правильно! Ты ведь больше всего на свете любишь потанцевать! – ворчливо возразила миссис Шелби. – Ты слишком много работал, Томми. Нужно сделать передышку, встряхнуться. Это будет тебе полезно.

– Правда? А ты не обидишься?

– Я? Обижусь? Да я Бога буду благодарить за то, что дал мне хоть немного передохнуть от твоей болтовни! – Она погрозила ему пальцем. – Так что ты пойдешь на эти танцы, даже если мне придется тащить тебя туда силой! – Она кивнула на Джеймса и Леонору. – Вы все туда пойдете. Слышишь меня?

Расплывшись в улыбке, Том подбежал к матери и поцеловал ее. Миссис Шелби вытерла щеку ладонью:

– Боже мой! Надеюсь, с женщинами ты целуешься лучше.

Том выглядел теперь другим человеком – он смотрел на солнце и действительно видел его. Он положил руку на плечо Леоноре и спросил:

– Ты была когда-нибудь на сельском празднике с танцами?

– Не могу этим похвастаться. – Она представила, как Джеймс и Том танцуют с красивыми сельскими девушками. – Я могу остаться дома и помочь по хозяйству. Вам не обязательно брать меня с собой.

– Чепуха! – заявила миссис Шелби, наклонилась к Леоноре и шепнула ей на ухо: – К тому же за Томом должен кто-то присмотреть. Как у него глаза заблестели! Он пьян от одной только мысли о гроге и женщинах!

– Я все слышу! – крикнул Том и толкнул Джеймса локтем. – Но она все правильно говорит!

Перед ними раскинулось озеро. Миссис Шелби расстелила на густой траве одеяло и поставила на него корзинки с провизией.

– Мама, можно мы пойдем купаться? – заверещали девочки.

– Только если все время будете рядом с мальчиками.

Миссис Шелби подержала одеяло, за которым девочки переоделись в купальники. Том с Джеймсом сняли рубашки, ботинки, носки и бросили все это на гладкий валун.

– Искупаемся? – предложил Джеймс Леоноре.

Она покачала головой, стараясь не смотреть на его крепкое тело:

– Я не взяла с собой купальный костюм.

Он подмигнул.

– Тогда тем более пора.

Леонора покраснела и швырнула в него абрикосом.

– Кто последний, тот овечья задница! – крикнул Том.

– Томми, следи за своим языком! – проворчала миссис Шелби, но молодые люди уже бежали к воде. Девочки бросились их догонять. Наконец после серии больших и малых всплесков все оказались в воде.

Женщины, подоткнув юбки, сели в тени раскидистого перечного дерева.

– У вас замечательная семья, миссис Шелби, – с тоской в голосе сказала Леонора, разглаживая листик травы.

– Спасибо. Они и в самом деле славные, – с заметной гордостью ответила та. – Хотя Томми меня когда-нибудь доконает. – Она усмехнулась. – Он просто теряет голову, когда видит пиво, женщину или кулак. Совсем как его отец. Тот тоже был таким. – Глаза ее сверкнули и устремились куда-то вдаль. – Том словно мимолетный ветерок.

Леонора сорвала травинку и покрутила ее в руке.

– В каком смысле?

– В детстве он был болезненным ребенком. Глядя на него сейчас, такого не скажешь. Доктор сказал, что у него общее недомогание. Бред какой-то! Я уж и припомнить не могу, сколько раз мой Томми был при смерти на первом году жизни. Я ухаживала за ним, но старалась не держать его на руках, чтобы не привязываться. Звучит бессердечно, да? – Лицо ее дрогнуло. – Но я просто не могла. Единственная причина, по которой он выжил, это то, что отец никогда не отказывался от него. Он привязывал маленького Томми к груди и повсюду таскал за собой, как кенгуру носит детеныша в сумке. – Она усмехнулась, но лоб ее скорбно сморщился. – А у меня при взгляде на Томми до сих пор сердце замирает – все боюсь, что с ним что-то случится. – Она встрепенулась, прогоняя призраки прошлого. – Должно быть, это расплата за годы его болезни. Наверное, это из-за угрызений совести, что тогда не брала его на руки. Подобные вещи могут сыграть дурную шутку с сентиментальной женщиной.

Миссис Шелби рассеянно потянула за выбившуюся нитку на платье и обвела взглядом озеро, перечное дерево, прячущиеся в траве лиловые фиалки.

– Я продаю нашу недвижимость, – неожиданно сказала она. – Томми еще не знает. – Миссис Шелби опустила глаза. Лицо ее побледнело, складки вокруг рта стали глубже. – Слишком много тягостных воспоминаний. Я до сих пор, просыпаясь по утрам, ищу глазами мужа, сопящего рядом на подушке. Его нет уже больше десяти лет, а я все тянусь к нему. А теперь вот Уилл и Джон… Иногда мне кажется, что я вижу, как они идут по полю пшеницы. И это каждый раз разбивает мне сердце. Как будто я теряю их снова и снова, по сто раз на дню.

– Куда же вы поедете?

– Не знаю. – Губы ее сжались. – Но здесь я оставаться не могу. Я просто медленно рассыпаюсь. – Миссис Шелби вздохнула, закрыла глаза и с трудом продолжила: – Мои мальчики умерли. После их смерти мне трудно дышать. Я как будто задыхаюсь. – Ее подбородок предательски задрожал. – Я думала, что смогу с этим справиться. Когда мальчики уходили на войну, я готовила себя к такому. Все время надеялась, но снова и снова повторяла себе, что они могут не вернуться. Но невозможно подготовиться к кончине близкого – это все равно, что готовить желудок к голодной смерти. – Она пригладила волосы, заправив выбившуюся прядь за ухо. – Моих мальчиков больше нет, и мне кажется, что весь мир словно погрузился в сон.

Глаза миссис Шелби бегали, как будто она пыталась отыскать черты знакомого ей мира. Срывавшиеся с ее губ горестные слова уносились вдаль, словно подхваченный ветром пух.

– Не обращайте внимания на мою болтовню. – Она подтянула корзинку и вынула из нее миску с клубникой. – Угощайтесь. Не стоит ждать остальных. Нам еще придется выгонять их из озера.

Леонора взяла ягоду, сок ее был теплым и сладким. Она следила за появившимся из воды Джеймсом: его мокрая кожа блестела на солнце, а штаны немного сползли, и стали видны выпирающие косточки. Он что-то крикнул Тому, нырнул, перевернувшись через голову, и тут же вновь показался на поверхности, хохоча и брызгаясь.

– Он хороший человек, – серьезным тоном заметила миссис Шелби.

Леоноре не нужно было объяснять, о ком она говорит.

– Знаете, он ведь влюблен в вас. Я это сразу поняла, как только увидела, как он на вас смотрит. Никогда не видела, чтобы он смотрел так на кого-то еще. Никогда.

Леонора покраснела, горло сжало спазмом, так что стало трудно дышать.

– И вы его тоже любите.

Миссис Шелби внимательно посмотрела на нее.

Леонора закрыла глаза. Ей хотелось плакать. Проговоренное вслух, все стало более реальным. Грудь ее вздымалась так, что было больно ребрам.

– А ваш муж, – спросила миссис Шелби, – он хороший человек?

– Нет. – Голос Леоноры сломался, она не могла поднять глаза. – Не хороший.

– Ну, вы далеко не первая вышли замуж за мерзкого типа.

Леонора подняла глаза, и они понимающе улыбнулись друг другу.

Но вдруг миссис Шелби замерла:

– Вы планируете бросить его?

К горлу подступили слезы, и Леонора с трудом сдержала их.

– Нет.

Миссис Шелби понимающе кивнула:

– Тогда вы должны отпустить Джеймса.

Леонора судорожно сжимала травинку, пока та не потемнела.

– Этот мальчик мне как сын. – Миссис Шелби с любовью посмотрела на купающихся, и в уголках ее глаз появились добрые морщинки. – Он честный. Хороший. Всегда взвешивает слова и поступки. И чувствует тоньше, чем остальные. Так чувствовать – это одновременно и благословение, и проклятие. – Лицо ее дрогнуло. – У него была очень тяжелая жизнь, Леонора.

Она подняла голову и посмотрела на миссис Шелби, вслушиваясь в ее слова.

– У человека не должно быть в жизни столько потерь, сколько довелось пережить ему в юные годы. После смерти Тесс Шеймус О’Рейли принялся изводить мальчишку. Бил бедное дитя чуть не до смерти.

Леонора в ужасе прикрыла рот рукой. Страшные слова продолжали звучать в ее голове, горло снова сжалось, и горячие слезы теперь уже текли свободно, прокладывая дорожки по ее щекам.