Хармони Верна - Леонора. Девушка без прошлого

Ган потер плечо, затекшее от лежания на твердой земле. «Похоже, старость первым делом добирается до костей, – подумал он. – Костный мозг густеет, суставы становятся жесткими, как будто просят смазки. Кровь превращается в желатин, кожа высыхает и трескается, покрывается пятнами, волосы выпадают». Он провел языком по деснам. Зубов у него не было, если не считать нескольких стертых пеньков на нижней челюсти. Глаза и уши тоже постарели, отчего картинка мира стала дрожащей и какой-то далекой. Мороз ощущался холоднее, жара – жарче, а между этими двумя состояниями лежали боль и усталость.

Ган пристегнул деревянную ногу и взял свой обед – полбуханки хлеба и банку сардин. Выйдя из палатки, он вместе с остальными рабочими муравьями заковылял навстречу солнцу и зияющей яме рудника. Сегодня он прощался со светом и спускался во тьму, туда, откуда пришел, в место глубоко под землей, прятавшее его от прекрасного мира наверху.

При каждом шаге земля под ним вибрировала, отдаваясь ударными волнами в здоровой ноге и дребезжащим стуком – в деревянной. По колее, толкаясь и сталкиваясь, двигались железные вагонетки, со стороны плавильных печей доносился грохот поршней и тяжелые удары стальных молотов. Удушливый воздух был пропитан запахом нефти и руды – здесь смрад подземелья боролся с кислородом, поступающим с поверхности. Ган миновал груды эвкалиптов, мертвых стволов деревьев, которые ждали своей очереди, чтобы отправиться в забой на подпорки или в топку. Он оглянулся назад, туда, откуда только что пришел. Лагерь был уже далеко. По спине его, от позвонка к позвонку, медленно пополз страх.

– Имя?

Ган стоял перед темным входом в шахту. Учетчик постучал кончиком карандаша по своему планшету.

– Имя! – гаркнул он во второй раз.

Гану мучительно хотелось уйти.

– Ган.

– Спускайся!

Ему хотелось отвернуться от этого шума, от запаха, от чернеющей бездны и убежать к свету, в свою маленькую парусиновую палатку. Но ноги сами двинулись вперед и ступили на холодный пол металлической клети. Рядом с ним встал еще шахтер. Он был смуглый, возможно румын, и кожа у него была скорее зеленой, чем белой. Зеленый человек, сдвинув брови, раздраженно смотрел черными глазами на Гана и, казалось, видел его насквозь. Ган отвернулся, но шахтер продолжал пялиться на него, потом перевел взгляд на его деревянную ногу, и глаза его стали еще чернее. Гану был знаком этот взгляд. Ни один из шахтеров не хотел, чтобы ему напоминали об опасностях, подстерегавших под землей.

– Опускай!

Клеть резко накренилась, и желудок Гана подскочил к горлу. Они ринулись в кромешную тьму, и шахтер, стоявший всего в нескольких дюймах от него, моментально исчез из виду. Шаткая клеть тарахтела, подскакивала, билась о неровности и летела дальше. По телу прокатилась волна холодного влажного воздуха, за которым последовало зловоние от загнанных в ловушку потных человеческих тел и коптящих шахтерских ламп. Через несколько минут, которые показались Гану часами, клеть остановилась, и они оказались на глубине более мили под землей.

Появились и другие шахтеры. Ган поспешил за ними. Если он замешкается, это будет плохо выглядеть со стороны. Но еще хуже, если его стошнит, поэтому он проглотил появившуюся во рту желчь и сдержался. Люди, похожие на муравьев, превратились теперь в мотыльков, тянувшихся вереницей к карбидным фонарям, расставленным вдоль штрека. Крепи, подпиравшие потолки и напоминавшие поставленную набок железнодорожную колею со шпалами, были низкими, так что приходилось нагибаться. Спереди из света доносились звуки выработки.

Стены, пол и потолок были покрыты черным движущимся слоем. Челюсть у Гана задрожала. Он совсем забыл про тараканов! Жесткие надкрылья мерзко скрежетали, когда насекомые, занимавшие каждый дюйм поверхности, наползали друг на друга, а из-под ботинок шагавших раздавался влажный хруст. Крысы, разжиревшие до размеров котов, шныряли между ногами шахтеров – в тусклом свете мелькали их бледные хвосты, напоминающие гигантских извивающихся земляных червей.

Громадный таракан упал с потолка на плечо Гану и успел заползти на лицо, прежде чем он смахнул его. К горлу вновь подкатила тошнота. Эта шахта была настоящим адом. Руки и ноги у Гана уже дрожали, и он не мог понять, как выполнял эту работу раньше, – словно это был не он, а кто-то другой, живший совсем другой жизнью.

Шахтеры пролезали в дыру в стене и оказывались в рабочей зоне, где можно было оглохнуть от звуков выработки. Свет после темноты шурфа казался ослепительным, на него невозможно было смотреть.

Десятник разводил шахтеров по рабочим местам и раздавал инструмент. И тут он увидел Гана.

– Опа! А ты что тут делаешь, приятель? – Десятник был уже стариком, и в его голосе звучала скорее озабоченность, чем злость. – Думаю, ты попал не туда, куда надо.

Ган действительно попал не туда. Он оказался в преисподней.

– Я могу работать, – ответил он.

– Похоже, они там вообще не соображают, кого посылают. Садись-ка на эту подпорку и подожди, пока тебя заберут.

– Мне сидеть нечего! – мрачно огрызнулся Ган.

Десятник ткнул в него пальцем.

– Если я сказал сидеть, будешь сидеть! – И добавил мягче: – Это не из жалости. Иногда видно, что человек заслужил, чтобы просто посидеть. Судя по всему, ты провел под землей достаточно и отработал все свои долги. Так что садись, упрямый ты ублюдок!

И он сунул кирку в руки только что прибывшему шахтеру.

В доме стояла тишина, воздух был теплым и душным. Изголодавшиеся по влаге мухи наглели, так что окна открывать было нельзя. Леонора в спальне сворачивала одежду и аккуратными стопками укладывала в комод. Внезапно затарахтел металл крыши, задрожали развешенные картины, половицы под ногами дрогнули, а кровать начала подпрыгивать. Леонора ухватилась за край матраса – внутри нее все дрожало в ритме шума, который теперь был таким громким, что, казалось, из-за него может обрушиться дом. Но затем она все поняла и бросилась к окну. Вдали поднималось и расползалось облако пыли, поднятое сотнями копыт.

Леонора, прижав ладони к щекам, засмеялась, едва сдерживая слезы. Они вернулись!

Бросив свое занятие, она поспешила вниз. Клэр и Мередит прильнули к стеклу. Мередит с расстроенным видом обернулась к ней:

– Кто-то пострадал.

Леонора протиснулась между ними и посмотрела туда, куда они указывали пальцами. К дому, хромая, направлялись две фигуры.

– Закипятите воды! – скомандовала Леонора, бросаясь к двери. – Достаньте чистые полотенца и аптечку.

Том шел, одной рукой держась за шею Джеймса и прижимая другую к боку, рубашка в этом месте была пропитана кровью вперемешку с пылью. Леонора подбежала к ним, обхватила Тома за талию, и они вместе пошли к веранде. Лицо Тома при каждом шаге кривилось от боли.

– Что с ним случилось? – запыхавшись, спросила она.

– Напоролся на бычьи рога. Примерно в миле отсюда, – ответил Джеймс. – Рог вошел глубоко, но насколько, я не знаю.

Они затащили Тома, который от боли уже скрежетал зубами в дом.

– Кладите его на диван, – скомандовала Леонора.

– Не нужно туда, – заупрямился Том. – Из меня же кровь течет.

– За этот диван, Том, я и хвоста дохлой крысы не дам. Ложитесь.

Леонора приподняла его ноги в тяжелых пыльных ботинках и положила на чистую обивку из серовато-зеленого бархата. Кровь из его бока сочилась на диван и капала на ковер.

Она осторожно расстегнула рубашку Тома, которая уже успела затвердеть от засохшей крови.

Клэр принесла аптечку, кучу бинтов и таз с горячей водой, после чего немедленно удалилась. Леонора убрала рубашку с раны. Над темнеющим отверстием поднялся кровавый пузырь.

Том опустил глаза и тут же отвел взгляд в сторону.

– О боже!

– Все будет хорошо, Том. Выглядит все хуже, чем есть на самом деле, – солгала она. – Ложитесь на спину. Это уменьшит кровотечение. – Она перехватила встревоженный взгляд Джеймса. – Необходимо съездить в Гвалию за доктором. Возьмите машину. Ключи на сиденье, – сказала она и, подумав, добавила: – Наверное, нужно позвонить Алексу.

Джеймс с благодарностью взглянул на нее, кивнул и повернулся к Тому:

– Лежи и не двигайся! Делай все, что она скажет.

Клэр принесла стопку полотенец и, увидев страшную рану, расплакалась:

– Ох ты, господи! Ох…

Леонора бросила на нее суровый взгляд, и Клэр тут же прикусила язык.

– Принесите мне бутылку виски.

– Вам в такой момент, конечно, не помешает выпить.

На искаженном гримасой боли лице Тома мелькнула улыбка. Леонора поднесла горлышко бутылки к его губам:

– Выпейте, сколько сможете.

Том выпил, и тело его немного расслабилось. Леонора сделала из бинта тампон и приложила его к ране. Том дернулся и попытался встать.

– Пожалуйста… Вам нужно лежать. Мы должны остановить кровотечение.

Тампон промок за несколько секунд, и она заменила его следующим.

– Сейчас может немного попечь. – Она протерла кожу вокруг раны горячей водой, прошептав, когда он начал кривиться от боли: – Простите. Я знаю, что это больно.

– Да нет, щекотно немного, – соврал он, стиснув зубы.

– Как это случилось?

– Да все по глупости. Чертов бык! Ох… – Он задохнулся от приступа боли. – Я пытался отделить его от остальных и загнать в загон. А он пришел в ярость.

– Надеюсь, вы не такой вспыльчивый, как он, – пошутила Леонора.

Он засмеялся, но тут же снова скривился:

– Не надо…

– Простите.

Кровь уже не хлестала, а текла тоненькой струйкой, которая пропитывала каждый новый тампон. Теплой водой Леонора смыла кровь с его груди и рук, и вода в тазу стала ярко-красной.

– Том, вам нужно приподняться, чтобы я могла наложить повязку. Постараюсь сделать это как можно быстрее. Это позволит вам продержаться до приезда доктора. Возможно, у вас сломано несколько ребер, но вы еще хорошо отделались. Чуть выше, и рог задел бы желудок. Чуть ниже, и… – Она смущенно улыбнулась. – В общем, радуйтесь, что этого не произошло. Так что вы еще сможете продолжить род Шелби.