Они пожали друг другу руки с крепкими мозолистыми ладонями. Беркшир молчал: он уже успел залить глаза элем и теперь просто улыбался глупой улыбкой.

– Нормально продали утром? – спросил Том.

– Продали? Да это больше похоже на грабеж! – проворчал Фланеган. Он был на голову выше самого высокого парня в их округе, этот огненно-рыжий ирландец, державший рекорд по стрижке овец на территории в сто миль вокруг, – человек, знаменитый своими талантами, которых было ровно три: стрижка овец, пьянство и драки.

Беркшир пожал плечами:

– Тот парень просто взял нас за яйца.

– Да уж. – Фланеган пожал губы. – А где твои братья, Том?

Том со злостью топнул ногой:

– В армию записываются.

– Ни черта себе!

Том принялся нервно крутить стакан, пока виски не начало выплескиваться через край.

Фланеган взглянул на Джеймса:

– А ты все проедаешь чужие харчи, Джеймс?

– А ты все пропиваешь деньги на молоко твоим деткам, Фланеган?

Джеймс выпил свое виски одним глотком.

– Это точно, черт побери! – Тот мрачно сплюнул на пол. – И сижу там как раз рядом с твоим папашей.

Джеймс со злостью стукнул пустым стаканом по стойке бара.

– Да я же пошутил! – Фланеган грубовато хлопнул его по плечу, едва не сбив с ног. – Все нормально, Джеймс?

Он ударил Джеймса по руке, ухмыляясь и зло поблескивая глазами, и отошел.

Джеймс взял себе еще выпивку, поднес стакан к губам и осушил его одним махом.

Том с тревогой наблюдал за другом:

– Полегче, приятель. Ты же не пьяница.

Джеймс проигнорировал его и заказал третью порцию. Рука побаливала после удара Фланегана, и он рассеянно поглаживал ее ладонью. Глядя на коричневые бутылки с пивом и виски за стойкой, он вдруг увидел бутылку, которая стояла тогда на столе у Шеймуса. Он вспомнил выражение лица Шеймуса, когда тот ударил его, вспомнил этот пьяный взгляд, который ничем не отличался от взгляда Фланегана. Шум бара оглушал. Он выпил и закрыл глаза. Горестные мысли звучали все настойчивее, воспоминания становились все более страшными, и он выпил еще. Паб содрогался от стука молотов на станции, и этот металлический лязг пульсировал в его мозгу, как головная боль.

Фланеган, который шатающейся походкой шел через бар, плеснул виски из стакана Тому на рукав.

– Поосторожнее! – воскликнул тот.

Фланеган влез между Томом и Джеймсом, обхватив их за шею здоровенными ручищами.

– Два виски для моих приятелей! – завопил он. Лицо его блестело от пота и алкоголя, губы были слюнявыми. – Видели этих кули[7], что прокладывают колею? – пробормотал Фланеган. – Они со своими косичками похожи на вонючих женщин. Ненавижу кули. Так бы и поприбивал их этими же молотками.

Джеймс сжал свой стакан с такой силой, что, казалось, он сейчас треснет:

– Оставь их в покое.

– Что ты сказал? – Фланеган удивленно наклонился к нему.

Джеймс выдержал его пьяный взгляд не моргнув:

– Нельзя бить людей за то, что они хотят жить лучше.

Фланеган выдержал паузу и, закинув голову, расхохотался. Потом присвистнул и засмеялся снова, да так, что несколько человек повернулись к ним и начали прислушиваться.

Из-за выпитого Джеймс видел Фланегана как в тумане. Он смотрел на его похожие на сосиски пальцы, такие же короткие и крепкие, как у Шеймуса. Во рту чувствовался вкус крови – его крови, поскольку он прикусил губу, стиснув зубы. Все хорошее куда-то ушло, как голос, теряющийся в глубоком колодце; осталась только злость, которая нарастала, захватывая все, что могло дать ей рост.

Фланеган поднял свой стакан. Зрачки его в тусклом свете бара казались огромными.

– Тост! – закричал он. Язык его заплетался. – За попрошайку, который любит кули! Покойная мать может им гордиться!

Кулак Джеймса обрушился на широкий нос Фланегана еще до того, как он успел поднести стакан к губам. Тот был ошеломлен и от удара согнулся. Потом повернул голову, словно не веря в то, что произошло. Глаза его дико вращались.

– За что, сукин ты сын?

Джеймс нанес удар ему в челюсть, и Фланеган полетел в толпу, которая поддержала его и не дала упасть. Джеймс бросился на него и принялся бить по лицу, сбивая в кровь кулаки и выплескивая гнев, накопившийся на все сразу: на Шеймуса, на сломанный плуг, на засуху, на чужое милосердие, на долги, на смерть, на потери и на пустоту в сердце. Фланеган отвечал ударом на удар, хрипом на хрип, не обращая внимания на столы и бьющееся стекло.

Сквозь захлестнувшую его волну адреналина Джеймс услышал голос Тома:

– Ох ты, господи!

Но другие мужчины начали оттаскивать его:

– Не трогай их! Это честная драка!

Потом послышался еще один голос:

– Честная она или нечестная, выведите их, пока они тут все не разнесли к чертовой матери!

Они продолжали драться, но общими усилиями их вытянули наружу и швырнули в пыль. Джеймс поднялся, но Фланеган очень больно ударил его по ребрам и сбил с ног, а после поднял за грудки и нанес два удара в голову. Они вцепились друг в друга разбитыми в кровь руками, но теперь, когда теснота паба уже не мешала, Фланеган смог использовать всю свою силу сполна. После очередного удара голова Джеймса дернулась, и он уже не видел, куда падает, просто провалился в темноту.


– Сверни пальто и сунь ему под голову.

Голос Джона доносился словно из туннеля.

Джеймс попытался открыть глаза, но правый заплыл полностью, а на левом удалось добиться только узкой щели, при этом полоска света, казавшегося невыносимо ярким, стала для него настоящим мучением. Голова казалась огромной, как арбуз.

Джеймс видел звезды. Настоящие звезды, которые висели в небе и покачивались, а потом удваивались и расплывались. Он закрыл один глаз, другой и так не открывался, и в голове закружилась темнота, ви́ски забурлило в желудке, земля накренилась. Он ворочался на охапке сена, пока едва не вывалился из телеги. Потом его вырвало через борт, и каждый позыв отдавался мучительной болью в ребрах.

– Наше солнышко очнулось, – сказал Джон с сиденья кучера.

Джеймс перекатился на спину. Голова его билась о дно пустой телеги, подскакивавшей на кочках, и каждый толчок ощущался как удар молотом по наковальне.

– Сядь. – Том поддержал его за плечи. – А тебе идет лиловый цвет, Джеймс.

Джеймс застонал и схватился рукой за ребра. Том ухмыльнулся и приложил носовой платок к разбитой губе; под его носом виднелись засохшие черные потеки крови.

– А с тобой что случилось? – прохрипел Джеймс.

– Упал на кулак Фланегану, – насмешливо бросил Джон.

Том рассмеялся и подмигнул, отчего разбитая губа снова разошлась.

– Не мог же я смотреть, как моего приятеля превращают в месиво.

Джеймсу показалось, что его сейчас опять стошнит.

– Я сам могу за себя постоять.

Джон засмеялся:

– Это да, по тебе видно.

– Хорошо, что Том у нас такой идиот. Это он спас твою задницу, – добавил Уилл. – Приходим мы из конторы, а тут Том, из которого кровь хлещет, как из лопнувшего водопровода, обхватил руками Фланегана и Беркшира и дурным голосом поет им в ухо.

В подтверждение своей смекалки Том, напрочь лишенный слуха, прогудел:

– На холмах и долинах зреют гроздья лозы, из которых фонтаном бьет вино чище слезы… Так осушим же чаши за нас с тобой, Австралия!

Он шутливым жестом прижал одну руку к сердцу, а вторую положил Джеймсу на плечо, и тот, несмотря на боль, не смог сдержать кривую улыбку.

– Вот видишь! Ирландцы просто не могут злиться, когда им начинает петь пьяный. Даже такой тупица, как Фланеган.

Через несколько часов, уже при полной луне, телега заехала во двор их дома. Джеймс держался руками за голову, чтобы она не лопнула. Джон остановил лошадей и взглянул на свет в окне.

– Ну что, идем?

Братья потащили Джеймса к дому. Джон распахнул дверь ударом ноги, и она громко захлопнулась за ними. Младшие сидели за столом и ели. Но вот они увидели Джеймса, и ложки застыли в воздухе. Грейси испуганно вскрикнула. Миссис Шелби повернулась от плиты и застыла на месте.

– Девочки, принесите чистые полотенца! – скомандовала она.

Ошеломленные дети продолжали сидеть, уставившись на Джеймса.

– Ну же! – прикрикнула она. – Бегом!

Те, налетая друг на друга, ринулись из комнаты.

Джеймс откашлялся и похлопал Джеймса по спине:

– Ах, мама, видела бы ты нашего Джеймса! Он выбрал самого здоровенного мужика во всей округе! Эта тупая скотина натворила много бед, прежде чем он вмешался.

– Давайте его сюда.

Миссис Шелби придвинула стул и набрала в кастрюлю воды. Ее поведение вызвало у парней беспокойство.

Первым заговорил Уилл:

– Ну, тому тоже досталось прилично. И выглядит он определенно хуже Джеймса.

Миссис Шелби молчала. Трое братьев переглянулись – они ждали другой реакции.

– Идите помогите девочкам.

Миссис Шелби присела перед Джеймсом, приподняла его голову за подбородок и внимательно осмотрела лицо.

– Да он в порядке, мама, – заметил Том. – Там больше крови, чем каких-то повреждений.

Она обернулась.

– Проваливайте отсюда! Вы все! – Миссис Шелби проследила, чтобы они ушли. – Господи, я воспитала шайку идиотов! – Она повернулась к Джеймсу и начала промывать рассеченную щеку, придавливая сверху. – Ну что, гордишься собой?

Джеймс поморщился и от горьких слов, и от прикосновения воды к открытой ране.

– Тебе это понравилось? – спросила она. – Бить кулаком в чье-то лицо? Так напиться… Легче стало, да? Лучше?

Джеймс посмотрел на нее одним глазом и потупился.

– Ты ведь выше этого, Джеймс. – Она опустила полотенце в кастрюлю, и вода в ней окрасилась в розовый цвет. – Я могла бы ожидать такого от своих мальчишек. Но не от тебя. Твоя мать, должно быть, в могиле переворачивается.

Он отвернулся:

– Тесс не была мне матерью.

– Я это знаю. – Она помолчала. – Я говорю о твоей настоящей матери.