Она раздраженно ткнула пальцем, отменяя предложенный повтор набранных ранее номеров, и вдруг замерла, четко осознав, что последние цифры, запечатлевшиеся в памяти мобильника, абсолютно идентичны тем, что записаны на дрожащем в руке листке бумаги.

Варя снова вернулась в меню. Может быть, номера просто похожи?

Но нет. Двойка, первая в ряду цифр на электронном табло, настойчиво копировала двойку на листке бумаги. Пятерка, следующая, неумолимо повторяла точно такую же, почти сиамскую свою сестрицу, нарисованную шариковой ручкой. Дальше шли близнецы-четверки, близнецы-семерки, близнецы-девятки…

Как в детской головоломке – найди шесть отличий!

Ну если не шесть, то хотя бы одно…

Хотя бы одно, самое маленькое, самое незначительное, но все же отличие… Найди!

Но, как ни старалась, отыскать его она не смогла.

Окончательно растерявшись, она нажала на клавишу опций и прочитала:

ВРЕМЯ ЗВОНКА – 03.22.

ДЛИТЕЛЬНОСТЬ РАЗГОВОРА – 9 °CЕКУНД.

Прочитала еще раз, и еще раз. Взгляд бегал по строчкам в надежде обрести опору, в надежде зацепиться хоть за что-то.

Но нет. Ноль три, двадцать две. Шестнадцатое апреля, половина четвертого. Двойка, пятерка, четвертка, семерка… Перевела взгляд на листок бумаги с написанным номером телефона. Цифры те же самые.

Получается, что сегодня ночью Кристина звонила ей от Германа. Вот ведь как получается. А по-другому не получается – никак. Хоть ты тресни, хоть закричи, хоть бей кулаками в лобовое стекло, и даже если мир перевернется, если наступит прямо сейчас конец света – все равно ничего не изменишь. Ничего не исправишь…

«Если только… Если только он не перепутал цифры. Может быть, он ошибся и продиктовал мне вчера не те цифры. Может быть, ошибся на одну…»

Кровь отчаянно запульсировала в висках: это вряд ли. Это практически нереально, чтобы человек перепутал цифры своего собственного номера телефона. Нереально… А что реально?

В памяти всплыло равнодушное облачко-подсказка. Как на экране компьютера – облачко, терпеливо, без признаков раздражения разъясняющее начинающему пользователю значение каждой кнопочки на стандартной панели.

На самом деле ведь все так просто. Проще и быть не может.

«Кажется, один из этой породы сейчас дожидается меня в приемной с той же целью. Повести меня в ресторан» – первое облачко-подсказка.

За ним потянулось и второе, такое же равнодушное: «Здесь особый случай».

И третье: «Ты замечательно выглядишь… знаешь, радость тебе к лицу…»

Облака налетали друг на друга, жались друг к другу, теснились в мыслях, переполняя собой пространство, которое, казалось, было слишком мало для того, чтобы вместить их все сразу.

Ей вдруг показалось – сейчас она не выдержит. Сейчас ее голова просто разорвется на части, переполненная этими подсказками.

«Все, хватит, – прошептала она. – Пожалуйста, хватит… Не нужно больше, я все поняла, я все поняла…»

Воздух в салоне машины показался густым и тяжелым. Она почувствовала, что задыхается. Попробовала приоткрыть окно, но сразу поняла, что это ее не спасет. Ей нужно еще больше воздуха, еще больше… Иначе она просто задохнется.

Открыв дверцу машины, она выскочила наружу и, не разбирая дороги, быстрыми шагами пошла вперед, по-прежнему остро чувствуя нехватку кислорода. Правда, теперь она была не настолько ощутимой, а значит, у нее появился маленький шанс на спасение…

Мысли-облака продолжали настойчиво тесниться в голове, постепенно сливаясь в одно, большое и черное, грозовое: не следовало так опрометчиво надеяться на счастье. Не следовало… Счастье – это фотография Паршина, зажатая между стенками кошелька. Убогое счастье формата «три на четыре», черно-белое счастье трехлетней давности, уже попахивающее нафталином… Но другого счастья ей не дано, и ни к чему, совсем ни к чему было рассчитывать на большее… Может быть, кому-то другому повезло в жизни больше, а она явно опоздала к раздаче. В тот момент, когда раздобревший Создатель отмеривал «каждому и по заслугам», она, наверное, сидела на диване с книжкой или пялилась в экран телевизора. Или стояла в другой очереди – не за заслуженной порцией счастья, а за колбасой или сосисками в близлежащем супермаркете. Поэтому ей и досталось счастье такого маленького формата, позволяющего спокойно уместить его в кошельке…

Горькие мысли вихрем крутились в голове, «так тебе и надо» звучало рефреном, а мир перед глазами стал почти неразличим из-за мутных слез, предательских слез, которые, несмотря на доводы разума, все же катились из глаз по щекам.

Только не останавливаться. Она приказала себе идти, не останавливаясь, потому что знала – стоит ей замереть хоть на миг, и она просто сойдет с ума, убедившись в том, что мир вокруг ничуть не изменился, не разделился на «до» и «после» и земля не разверзлась под ногами, не случилось ничего – вообще ничего, что должно было бы случиться.

– Варя! – услышала она чей-то голос позади и стала убегать от этого голоса, зашагала еще быстрее. – Варя!

Голос все-таки нагнал ее, несмотря на отчаянное сопротивление. Почувствовав прикосновение чьей-то руки, она все же остановилась.

Остановилась, обернулась и увидела мужчину, чье лицо показалось ей смутно знакомым. Как будто она покинула салон «форда» не пять минут, а сотни тысяч световых лет назад. Или, может быть, это был человек из ее прошлой жизни.

«Артем». Память услужливо шепнула ей имя. Но даже имя ни о чем не сказало.

– Варя, что случилось? Господи, я чуть с ума не сошел… Что с вами, куда вы бежите?

«Сколько вопросов сразу», – отстраненно подумала она, впрочем, не испытывая раздражения по поводу присутствия этого человека и даже по поводу присутствия его руки на собственном плече. Ей по большому счету было все равно. Абсолютно все равно…

Черт, надо бы взять себя в руки!

– Что с вами, Варя? – повторил он, и Варя, заметив нешуточную тревогу в его глазах, попыталась придумать что-нибудь подходящее, чтобы объяснить ситуацию.

Впрочем, какое здесь может быть объяснение? В чем, собственно, смысл случившейся трагедии? В нелепом совпадении цифр или в странном пересечении судеб? Цифры – они и есть цифры, а над судьбой человек не властен. Не властен, в этом она уже не первый раз убеждается…

– Вам плохо?

Она кивнула в ответ: в самом деле ей было плохо. Соглашаться к тому же все-таки проще, чем пытаться объяснить необъяснимое.

Окинув пристальным и по-прежнему взволнованным взглядом ее лицо, он предположил:

– Сердце?

«Сердце, сердце», – кивнула Варя. Чертово сердце что-то расшалилось. Сердце – причина всех бед…

– А почему вы плачете?

Она махнула головой из стороны в сторону: «Нет, что вы, я совсем не плачу. Вам показалось, это просто дождь. Тот самый, который был вчера…»

– Тогда, может быть, «скорую» вызвать?

«Нет», – покачала она головой, продолжая эту странную игру в «глухие телефончики». Впрочем, ее молчание его ничуть не смущало, не настораживало. Его, видимо, всерьез беспокоило только одно: ее сердце, а не эта странная ее немота.

– Тогда пойдемте… Пойдемте в машину, Варя… У меня в аптечке, кажется, что-то было типа валидола или какие-то другие таблетки, не помню их названия, которые кладутся под язык…

Она стояла на месте – наверное, так и продолжала бы стоять, если бы он не догадался взять ее за руку и потянуть за собой. Она пошла – послушно, ничего другого ей не оставалось. Послушно опустилась на сиденье в салоне, так же послушно, как робот, подставила ладонь. На ладони появилась маленькая розовая таблетка, и она послушно засунула ее под язык.

– Легче?

Она послушно кивнула…

– Господи, Варя, как же вы меня напугали… И часто с вами такое случается? Варя, да скажите же что-нибудь!

Но она молчала.

Артем нахмурился и опустил взгляд, потом наклонился. Заметив лежащий на полу листок бумаги с написанными шариковой ручкой цифрами, некоторое время разглядывал его, а потом протянул Варе:

– Это ваше?

– Нет-нет. – Дар речи на секунду вернулся к ней, и она зажмурила глаза, почувствовав неприятное жжение на слизистой оболочке.

Артем повертел еще некоторое время листок в руках, а потом выбросил его в приоткрытое окно. Ветер подхватил бумажку и почти сразу бросил на землю, поняв, что в ней нет ничего интересного.

Варя открыла глаза – все было по-прежнему, а от бумажки Артем, кажется, уже успел избавиться.

– Варя, может быть, вас все-таки отвезти в больницу? Нет? Хорошо, тогда куда вас отвести? Домой?

«Нет». Она испуганно покачала головой, представив себе, что мама увидит ее в таком состоянии.

– Хорошо, тогда… Тогда я отвезу вас к себе, если вы не против…

Она была против. Больше всего ей сейчас хотелось выйти из машины и снова идти вперед. Просто идти вперед, не останавливаясь, и очнуться вечером, или ночью, или утром завтрашнего дня, или, может быть, вообще через несколько лет – где-нибудь далеко-далеко, на самом краю света, почувствовав наконец, что боль стала не такой острой. Или, если такое возможно, что боль отпустила ее совсем.

Но попытаться объяснить это Артему было бы глупо. Впрочем, она сейчас вообще не была способна кому-либо что-либо объяснять. Снова зажмурив глаза, она сжалась в комок и больше уже не отвечала ни на один вопрос – ни кивком головы, ни взглядом, ни жестом.

– Варя, мы приехали.

Шум двигателя смолк, и она поняла, что машина остановилась. Снова открыв глаза, она посмотрела в окно и увидела подъезд знакомой, расположенной в соседнем дворе девятиэтажки.

– Давайте поднимемся ко мне, у меня дома куча лекарств, знаете… Если вы, конечно, можете идти.

Она не стала возражать. Ей было уютно в этой странной, робкой, тупой покорности, она словно снимала с нее все обязательства, она обволакивала ее, скручивалась вокруг тугим и теплым защитным коконом. Она порождала отсутствие мыслей и даже притупляла чувства.