– Вот увидишь, он тебе понравится, – заверила ее Варя, благодарно кивнув в ответ. Это было просто замечательно – пойти куда-нибудь вместе с Никитой. И ему не будет скучно, и Варя не станет тревожиться о том, как там без нее сын. И все же что-то в интонациях подруги насторожило ее. – Слушай, я что-то не припомню, чтобы раньше ты не любила маленьких детей.

– Я их и сейчас люблю. Маленькие дети – это прелесть. Только ведь, знаешь, они вырастают… И не известно еще, что из них получится. Может быть, конечно, вырастет хороший человек. Достойный член общества, так сказать. А если нет? Если вырастет какой-нибудь монстр?

– Да перестань ты загадками говорить. – Варя натянуто улыбнулась, почувствовав, что снова нечаянно затронула какую-то больную для Кристины тему.

– Больше не буду, – вздохнула та, потушив окурок в пепельнице. – Вот завтра мы с тобой встретимся и поговорим. И я непременно расскажу тебе, за что я не люблю детей, почему считаю всех мужиков сексуальными извращенцами и как я стала стервой. И ты тоже мне обо всем расскажешь. Хорошо?

Варя кивнула и шагнула к двери:

– Ладно, я пойду. Обещала Никитке вернуться к половине седьмого.

– Он на тебя похож?

– Сложно сказать, – задумчиво ответила Варя. – Глаза у него мои, а вообще он больше Лешку напоминает. Знаешь, движения, походка, манера разговаривать – все его. Маленький Паршин…

– Понятно. Давай я вызову тебе такси.

– Нет-нет, что ты, – запротестовала Варя. – Мне же совсем недалеко, всего три остановки на автобусе. Я до тебя за десять минут добралась и обратно так же доеду.

– Смотри сама.

– Ну, я пойду.

– Варя! – окликнула ее Кристина, и она обернулась. – Знаешь, сегодня самый счастливый день в моей жизни. Правда, я давно уже такой счастливой не была…

Захотелось вернуться, подойти, обнять и зареветь в голос. Как в детстве, зарывшись в подушку…

Но она не стала этого делать. Просто махнула рукой, сказала:

– До завтра, – и вышла из кабинета, осторожно прикрыв за собой дверь.


– Никита? – Услышав в трубке мобильного телефона голос сына, Варя поняла, что успела ужасно соскучиться по нему. Всего лишь несколько часов не видела, а уже соскучилась.

– Привет, мам, – торопливо пробормотал сын. – Мы здесь с бабушкой кино смотрим. «Гостья из будущего» называется. Тот самый, про который ты рассказывала, помнишь? Про Алису Селезневу…

– Помню, помню. Значит, не скучаете?

– Нет, не скучаем… Мам, давай я тебе позже перезвоню, когда фильм закончится, а?

– Конечно, – ответила Варя с улыбкой и, отключив телефон, вышла из здания.

Только оказавшись на улице, она подумала о том, что не взяла с собой зонт. Зонта у нее просто не было. Вернее, зонт был, но остался там, в прошлой жизни, в Москве. Вместе с Паршиным, вместе с ее несбывшимися надеждами на счастье – в весьма сомнительной и ненадежной компании. А вот новый, саратовский, зонт она купить себе еще не успела.

«Что он, интересно, сделает с моим зонтом?» – пришла в голову неожиданная и нелепая, по сути, мысль. Варя понимала, что это абсолютно не важно. Какая разница, что сделает Паршин с ее зонтом и еще с кучей других вещей, которые она оставила? Выбросит в мусорку? Отдаст в магазин на комиссию или, может быть, подарит другой женщине?

«Да какое это имеет значение, – одернула она себя. – Пусть делает что хочет. И зонт… Зонт тоже. Пусть выбрасывает. Пусть дарит кому угодно… И себя вместе с ним, в качестве бесплатного приложения…»

Как раз напротив офиса Кристины она вдруг обнаружила магазин. Блестела неоновыми огоньками вывеска «Кокетка», а на стеклянной витрине по диагонали шла надпись: «Одежда. Сумки. Зонты». Надо же, какая удача!

Выйдя из-под навеса, она быстро перешла дорогу. Ужасно захотелось купить новый зонт.

Дело было даже не в дожде. К дождю Варя всегда относилась спокойно, промокнуть не боялась. Может быть, потому, что никогда не пользовалась тушью для ресниц и не укладывала волосы в замысловатые прически. «Настоящую красоту ничем не смоешь, – подумала она и грустно усмехнулась. – Я куплю себе новый зонт. И это будет еще один шаг в новую жизнь. Пусть маленький совсем, пусть не шаг, а шажочек… Все равно, надо же с чего-то начинать».

В магазине к ней сразу же подлетела заботливая продавщица, которая, узнав о том, что Варя собирается купить зонт, принялась тут же подбирать его. Почему-то под цвет глаз.

– Синий вам подойдет, – сказала девушка. – Давайте откроем его и подойдем к зеркалу…

– Не стоит. Он меня вполне устраивает, этот синий зонт. Я куплю его без примерки.

Девушка, просияв, направилась к кассе, Варя медленно прошла вслед за ней. Остановившись, достала из сумки кошелек.

– А трех рублей у вас не будет? – спросила девушка-кассир, и Варя послушно принялась рыться в кошельке, отыскивая мелкие монеты.

Но вместо трех рублей, к своей досаде, нечаянно отыскала фотографию Паршина. Ту самую, которая раньше торчала под прозрачной пластиковой обложкой кошелька, а теперь перекочевала во внутреннее отделение – туда, где лежали всякие визитки и дисконтные карточки.

«Черт!» – едва не вскрикнула она, будто уколовшись. В самом деле, какой идиот придумал носить в кошельках фотографии мужей? Мужей, жен, детей или любовников – какая разница, главное – зачем это нужно? Сейчас ей даже не верилось, что когда-то, всего лишь месяц назад, она была такой же идиоткой, как тысячи других женщин, которые носят в кошельках портреты своих возлюбленных. А некоторые ведь доходят до высшей степени маразма, едут в метро и открывают кошельки, коротая время в обществе заветной фотографии.

Нет, невозможно поверить в то, что и с ней когда-то такое случалось.

Фотография выскользнула из пальцев и упала на пол. Варя, постаравшись удержаться от эмоций, наскребла-таки необходимые кассирше три рубля и наклонилась, чтобы поднять ее. Задержала взгляд на мгновение, не справившись с собой. И попыталась отыскать в знакомых глазах Паршина боль. Ту самую, которую носила она в себе, с которой никак не могла справиться, несмотря на то что старалась. Очень старалась – и не могла.

Но Паршин выглядел абсолютно беззаботным, и даже едва заметная улыбка отпечаталась на лице, слегка обозначив маленькую ямочку на правой щеке.

«Это же фотография», – напомнила она себе. И все равно ей стало обидно за то, что Паршин выглядит таким веселым и беззаботным. К тому же молодым. Пусть даже на фотографии трехлетней давности.

– Спасибо за покупку, – ослепительно улыбнулась девушка-консультант. – Приходите к нам еще.

– Обязательно, – пообещала Варя, запихивая в кошелек фотографию. «Приду домой – выброшу непременно, – пообещала она себе. – С глаз долой – из сердца вон». И вышла, высоко вскинув голову, из магазина.

Дождь был колючим и мелким. Ветер бросал его на землю гроздьями. «Интересно, – подумала она, – а сейчас там, в Москве, тоже дождь? Хотя какое это имеет значение?»

Синий купол раскрылся над головой, и Варя шагнула вперед, немного по-детски радуясь в душе своему новому приобретению. И правда, нужно ведь с чего-то начинать новую жизнь? Кстати, специалисты в области семейных – точнее, постсемейных – отношений настоятельно рекомендует после развода избавляться от всего, что напоминает о прошлом. От фотографий и от вещей. Конечно, от тех, от которых можно вообще избавиться. Потому что вещи порождают воспоминания, а воспоминания – это самое страшное и самое тяжелое испытание, которое только можно придумать.

Что ж, новый зонт у нее есть. От фотографии Паршина она избавится – непременно, сегодня же. Можно сделать это даже прямо сейчас. Достать из кошелька и бросить на асфальт. Пусть мокнет под дождем, так ему и надо…

Варя грустно усмехнулась своему детскому порыву. Ведь Паршину от этого ни жарко ни холодно. Он вообще эту жизненную драму пережил гораздо быстрее и спокойнее, чем она. Уже пережил. А она? Сколько еще придется с этим жить? Месяц, год, а может быть, эта боль и опустошение поселились в душе навечно?

«Неужели Кристина права? – размышляла Варя, медленно проходя вдоль тротуара. Воздух был свежим, дышалось легко, и она решила пройти пару остановок пешком. – Неужели все мужики такие? Ей судить проще, у нее опыта в этих делах, кажется, намного больше…»

Она вдруг вспомнила Германа. Его растерянный взгляд. Слегка сутулые плечи. Подумала: и он тоже?

Душа почему-то воспротивилась этой мысли. Она попыталась представить себе Германа. Вообразить, как его взгляд переполняется яростью, как взлетает вверх ладонь, сжимаются в кулак пальцы…

Нет, не получилось.

Но, в конце концов, как сказала опытная Кристина, у всех свои «прелести». Один не брезгует рукоприкладством, другой по бабам таскается, а третий – алкоголик. Паршин по крайней мере не пил. И кажется, по бабам не таскался. Хотя кто его знает. Теперь она готова уже была и в это поверить.

«Он не такой», – снова подумала она про Германа. И непонятно было, на чем вообще основано это глупое ее упрямство. Ведь человека этого она совсем не знает. Видела всего лишь раз в жизни, да и то мельком. То есть получалось, что ее убеждение на доводах разума никак не основано. А основано на дурацких и необъяснимых душевных порывах.

«Так быть не должно», – напомнила она себе. Душа – существо глупое и неразумное, ошибается в девяноста девяти случаях из ста. Это она, душа, целых десять лет шептала ей глупые сказки о том, что Паршин исправится. Что все у них будет замечательно, что он больше никогда, ни разу в жизни, и пальцем ее не тронет…

Что он «не такой».

Теперь душа стыдливо примолкла, осознав наконец, что была не права. Но ненадолго. Еще и месяца не прошло, а она уже снова затянула свою песню, выбрав новый объект вдохновения.

«Нельзя, – строго сказала себе Варя. – Ни в коем случае нельзя идти на поводу у своей души. До добра это уж точно не доведет. Нужно жить разумом. Нужно быть стервой. Наверное, все-таки нужно быть стервой. Так лучше, проще. Так безопаснее».