Линда Джейвин - Легкое поведение

— Так ты теперь…

Она замерла в ожидании.

Она не пытается облегчить мне задачу.

— Так ты теперь… ты бы… как ты думаешь, ты бы… — Сомнения заставляли его выглядеть идиотом.

Мэй сидела неестественно прямо и спокойно.

— Мэйзи, это действительно мой ребенок?

Ее взгляд заледенел. Когда она заговорила, каждое слово было подобно льдинке, острой и режущей.

— Я же сказала, что да.

— Мне просто необходимо знать… есть ли вероятность того, что это не от меня? Ты была с кем-нибудь в последнее время?

— Я думала, ты запретил мне рассказывать о других.

— Сейчас речь не об этом.

За соседним столиком сидела супружеская пара учителей из Англии, мистер и миссис Латтимор, со своим четырехлетним сынишкой, который вдруг соскочил со стула и подошел к ним. Мэй наклонилась, чтобы погладить мальчика по волосам. В это мгновение Моррисон увидел ее такой, какой не видел никогда. Матерью. От этого зрелища он снова растаял. И снова растерялся.

— Оуэн. — Отец с виноватым видом подошел за сыном. — Не мешай доктору Моррисону и мисс Перкинс. — Он увел малыша.

— Если ты так хочешь знать, — с вызовом произнесла она, — я тебе скажу.

— Не надо…

— Конечно, я была с Мартином Иганом.

— Тебе вовсе не нужно…

— Я же вижу, что ты хочешь знать. Был еще и Честер.

— Голдсуорт. — Моррисону стало не по себе. Она хранит верность исключительно моей памяти. — Этот старый козел? — съязвил он.

— Да. Последний раз, когда мы были вместе, этот «старый козел», как ты его назвал, поимел меня четыре раза за два часа. Скорее уж, старый бык, это будет вернее.

— В его-то возрасте, — пролепетал Моррисон, стараясь не повышать голос, — такая резвость опасна. Ему еще повезло, что остался жив.

— Я сказала ему, что это был самый впечатляющий спектакль. Он прямо порозовел от похвалы.

— Нет, это от инфаркта.

Мэй расхохоталась:

— О, Эрнест, дорогой, вот за что я люблю тебя. Ты всегда умеешь меня рассмешить.

Несмотря ни на что, ее лживые губы снова казались сладкими, чувственными, манящими. Ему даже не верилось, что он сейчас думает о ее губах. Она снова занимается этим.

— Ты нарочно заводишь любовников, чтобы дразнить меня.

Ее взгляд потух.

— О, дорогой, неужели ты никогда не поймешь меня? Я вовсе не дразню тебя. Я делаю это ради собственного удовольствия, я так развлекаюсь.

— Мэйзи, кому же ты принадлежишь, в конце концов? — Его голос взвился от отчаяния. Еще минутой ранее он собирался возобновить свое предложение о женитьбе. Теперь все пошло наперекосяк, и он не понимал почему.

— Кому? — Она слабо улыбнулась. — Себе самой. И если тебя это интересует, то и ребенок тоже принадлежит только мне. На этом закончим. Ты оказался ничем не лучше Джона Уэсли. В будущем мне не следует отдавать свое сердце мужчинам, которые своим сердцем делиться не хотят, для которых карьера и амбиции всегда будут единственной женой и любовницей. — Она встала. — Все было прекрасно. Но я должна бежать. Я обещала Рэгсдейлам вернуться к четырем. Они ждут меня.

— Им бы раньше следовало так ревностно относиться к твоему времяпрепровождению.

Шутка была неудачной. Но его больно ранило ее обвинение в том, что он не хочет отдать ей свое сердце, пусть даже — или, возможно, потому что — в этом была доля правды.

— Мне неприятен ваш сарказм, доктор Моррисон. Доброго вечера. И желаю вам удачи в ваших путешествиях и вашей войне. — Зашуршали юбки и шали, и она ушла.

В тот вечер банкет с китайскими официальными лицами прошел как в тумане, и Моррисон почти не участвовал в разговоре.

Впервые его слабые познания в языке обернулись благом. Вернувшись в отель, он провалился в тяжелый сон, в котором не было людей, лишь шелест папоротниковых зарослей, яркое солнце и камни, щедро унавоженные вомбатами[39]. Он проснулся с тяжелой головой, как будто ее, словно якорь, бросили в песок.

До завтрака он успел отправить телеграмму Беллу о том, что задерживается в Тяньцзине, сославшись на ряд неотложных встреч. Было девятнадцатое апреля.

У местного антиквара он купил красивый серебряный пояс, украшенный фигуркой «двойного счастья», китайским символом семейного союза, и отослал его с письмом, адресованным «моей дорогой Мэйзи». В письме он умолял о встрече.

Ответа он не получил.

Днем, в гостиной Дюма, Моррисон признался, что у него неприятности на всех фронтах, включая — плохо это или хорошо — брачный.

— А… ну насчет последнего ты не переживай.

— Я все слышала, дорогой. — Миссис Дюма вошла с подносом, на котором был сервирован чай с сэндвичами. По выражению ее лица можно было предположить, что, будь она замужем за кем-то вроде доктора Моррисона, ей не пришлось бы терпеть убогий юмор нынешнего супруга.

— Теперь ты понимаешь, что я имел в виду? — прошептал Дюма.

— Я и это слышала, — прощебетала миссис Дюма. — Как бы то ни было, оставляю вас, можете продолжать свою дискуссию. Я пойду к себе, почитаю. Мне попалась потрясающая книга.

— И что же это за книга? — спросил Моррисон.

— «Анна Ломбард» Виктории Кросс.

— А…

— Вы читали? Согласны, что это замечательный роман?

— Да, изумительная вещь, хм…

Когда ее шаги удалились, Дюма вздохнул:

— Слава богу, что в Тяньцзине дефицит красавцев патанов, иначе я снова всерьез опасался бы за наш брак.

— Ужасная книга, — сказал Моррисон.

— Жуткая. Ну что там у тебя стряслось?

Моррисон рассказал о своем разговоре с Мэй.

История настолько взволновала Дюма, что он принялся пощипывать усы.

— Когда ты снова встречаешься с ней?

— Ее величество отказывается отвечать на мои письма. Впрочем, миссис Рэгсдейл вызывает меня к себе завтра утром на беседу.

У Дюма брови поползли вверх.

— Я бы на ее месте сделал то же самое.

— Доктор Моррисон, спасибо, что пришли.

— Всегда рад, миссис Рэгсдейл.

За ночь погода, капризная, как любовь, снова обернулась весной, яркой и даже знойной. Над верхней губой миссис Рэгсдейл проступили капельки пота, пока они обменивались любезностями. Моррисон чувствовал, как у него подмышками расплываются влажные круги. Он держал шляпу в руке.

— Доктор Моррисон, — начала она наконец, устремив на него виноватый взгляд. — Как вам известно, сенатор и миссис Перкинс доверили мне свою дочь на время ее пребывания в Китае.

Он кивнул. Тугой ком стоял у него в горле, не лучше дело обстояло и в животе.

— Боюсь, я вынуждена говорить с вами о весьма щепетильном деле. Полагаю, вы знаете, что я имею в виду.

Миссис Рэгсдейл выдавила из себя слабую улыбку. Но она тут же умерла на ее губах. Попытки оживить улыбку не принесли успеха.

— Да. — Он почувствовал, что краснеет. — Думаю, что да. — Меня так и распирает от злости.

— Доктор Моррисон, вы знаете, как я уважаю вас.

Моррисон затаил дыхание.

— Там, у себя на родине, как вы догадываетесь, сенатор и миссис Перкинс занимают очень высокое положение в обществе.

— Конечно, — осторожно ответил Моррисон.

Миссис Рэгсдейл нахмурилась, и ее глаза наполнились слезами.

— Все это так неловко.

Моррисон был неподвижен, словно труп.

— Сенатор бережет мисс Перкинс как зеницу ока. Но она всегда была немного… помешана на мужчинах. Буду с вами откровенна, доктор Моррисон, мне с большим трудом удается сдерживать ее любвеобильность.

Моррисон кивнул.

— Я понимаю, — сказал он, хотя, по правде говоря, эти слова дались ему с трудом.

— Перейду к делу. Мэй — мисс Перкинс — говорила мне, что вы долго добивались ее. Что сделали ей предложение выйти замуж. Вы были прямолинейны и настойчивы.

Моррисон опешил.

— Я знаю, что ваши намерения честны, доктор Моррисон.

— Так оно и есть. Были. И остаются. — И добавил, изо всех сил стараясь выдержать нейтральный тон: — А что сама мисс Перкинс говорит о своих намерениях?

— Можешь себе представить мое состояние, когда после всех этих разговоров вокруг да около она перешла к главному, а именно что помолвка, к которой я так стремился — устаревшие у нее сведения, — не состоится. Я с изжогой переварил эту информацию, как и новость о том, что мисс Перкинс отбыла в Шанхай в компании миссис Гуднау. Но по-настоящему я разозлился, когда миссис Рэгсдейл сообщила заговорщическим шепотом, что этот негодяй, мерзавец и развратник Мартин Иган, которого она всегда считала достойным джентльменом и приятным человеком, уехал, оставив девушку «в интересном положении».

Дюма подпрыгнул на стуле, словно его выбросило механической пружиной.

— Нет! — воскликнул он.

— Да.

— Нет.

— Да.

— Иган?

— Иган. Во всяком случае, так она сказала миссис Рэгсдейл. Я никак не могу понять, что двигало ею — желание уберечь меня или наказать? Как бы то ни было, ей удалось и то, и другое.

Как сказала миссис Рэгсдейл, из Шанхая миссис Гуднау и мисс Перкинс отправятся в Японию. Там девушка быстро выйдет замуж за Мартина Игана, чтобы предотвратить дальнейший скандал. Иган, что очень удобно, тоже из Сан-Франциско, и туда они вернутся уже мужем и женой, и он унаследует выдающегося тестя, а в долгосрочной перспективе богатейшее и незаслуженное состояние.

Дюма заерзал от любопытства:

— Так, значит, это все-таки Иган? Как ты думаешь?

— По правде говоря, я по-прежнему пребываю в неведении, кто же счастливый отец — Иган или я, а может, даже Голдсуорт или бог знает кто еще. Не удивлюсь, если в списке претендентов окажется и мой заклятый враг Джеймсон. Я сомневаюсь в том, что сама леди знает, кто отец ребенка, хотя она и убеждала меня в обратном. В чем я не сомневаюсь, так это в том, что мне удалось избежать будущего, в котором на пару с лордом Бредоном пришлось бы довольствоваться славой великого рогоносца Дальнего Востока. Такую честь я, пожалуй, с удовольствием уступлю Игану. Пусть скалит свои идеальные белые зубы. А я поеду на фронт. У меня билет на пароход до Вэйхайвэя, который уходит сегодня вечером.