Она повернулась к Джиму, который смотрел куда-то вдаль. Все утро он вел себя немного странно; в его обычно очень спокойной манере поведения сегодня чувствовалась какая-то нервная пульсация. Джим раскачивал правой ногой, отчего лавочка тихонько вибрировала. Элис положила руку на колено его беспокойной ноги и спросила, что случилось.

– Я просто немного нервничаю, вот и все.

– Почему? – спросила Элис.

– Потому что мне необходимо с тобой поговорить.

Сердце Элис учащенно забилось. Мужчины нечасто делают такие заявления, разве что это какие-то плохие новости или…

– Я просто хочу, чтобы ты знала: так хорошо, как с тобой, мне еще никогда в жизни не было ни с одним человеком.

Сердце Элис забилось еще чаще, дыхание тоже стало неровным, как бывает с каждым на этой планете, если другой человек собирается преодолеть смущение и поведать о большом чувстве, которое он к тебе испытывает.

– И я просто хочу, чтобы ты знала: ты для меня единственная. Какого бы развития наших отношений – быстрого или медленного – ты ни захотела, меня все устраивает. Если ты захочешь, чтобы мы поженились на следующей неделе, я с радостью сделаю это, а если пожелаешь, чтобы все шло очень-очень неторопливо, я на это тоже соглашусь. Без особой радости, но соглашусь.

Элис посмотрела Джиму прямо в глаза. Трудно было вообразить себе кого-то более уязвимого, чем он в этот момент. Она снова бросила взгляд на пруд и увидела, что черепахи выбрались на камень и загорают на солнышке. Элис решила позволить себе отдаться чувствам.

– Мне с тобой тоже удивительно хорошо. Я понимаю, что мы пока не очень хорошо знаем друг друга, но я бы тоже хотела попробовать.

Джим, который последние три с половиной минуты сидел, затаив дыхание, облегченно вдохнул и улыбнулся.

– Замечательно! Это просто замечательно!

– Я не знаю, что ответить тебе прямо сейчас. Это ничего?

– Да, конечно, это нормально. Все здорово. Я рад уже тому, что ты не врезала мне кулаком по физиономии и не затолкала пинками в пруд.

– Ну, с чего бы мне так себя вести? – мягко сказала Элис.

Они поцеловались. Она была счастлива, удовлетворена и чувствовала себя в безопасности. Потому что иногда после долгого-долгого плавания по длинному черному озеру так приятно бывает выбраться на камни и погреться на солнышке.

Тем временем в Риме

До отлета оставалось десять минут, и я, немного нервничая, делала частые глубокие вдохи. Ну ладно, чего скромничать: на самом деле нервничала я очень сильно.

Странное ощущение, когда узнаешь о себе нечто новое и ненормальное. Говорят, что с возрастом люди больше боятся, более подвержены разным фобиям, но, когда неожиданно осознаешь, что должен добавить новый пункт в список своих ненормальностей, это по-прежнему вызывает шок. Когда я поднималась на борт самолета, я абсолютно ни о чем не переживала. Но сейчас, сидя в кресле и чувствуя, как пролетают минуты, я почему-то все больше и больше нервничала. Каким образом самолеты вообще держатся в воздухе? Что мешает им рухнуть на землю? Какой, наверное, ужас – находиться в сознании в те последние минуты, когда самолет отвесно падает вниз. О чем бы я думала в такой момент?.. По мере того, как физика воздушных путешествий становилась для меня все более непостижимым явлением и росло мое убеждение, что живой мне до Рима никогда не добраться, у меня начался, как я теперь понимаю, приступ паники. Меня прошиб пот, дыхание стало тяжелым и натужным. И я понятия не имела, с чего бы это. Мое путешествие из Нью-Йорка в Париж прошло совершенно без проблем. Возможно, психотерапевт сказал бы, что я нервничаю, потому что лечу одна, в незнакомый город, где я никого не знаю и меня никто не ждет; потому что я планирую проводить в Риме свои «исследования», но на самом деле даже не представляю, с чего начать. Возможно, до меня наконец дошло, что я бросила свою работу и дом, не имея никакого плана в голове. Каковы бы ни были причины, я поняла: к кому мне обратиться в такой момент, как не к своему личному гуру? К счастью, она сразу взяла трубку.

– О’кей, Джулия. Итак, закрой глаза и начинай дышать диафрагмой, – сказала Серена успокаивающим голосом свами. – Представь себе, что из твоего пупка прямо перед тобой в самолет вырывается луч белого света.

Я сидела и представляла.

– Это белый свет покоя, безопасности и защиты, и сейчас он заполняет собой самолет, потом – все небо, а затем – весь мир. И ты находишься в полной безопасности.

Мое дыхание начало успокаиваться. Сердцебиение замедлилось. Это работало. Я открыла глаза. Прямо передо мной стоял Томас.

– Эй, привет, мисс Провинциалка! Похоже, мое место как раз рядом с вашим.

Все мое тело содрогнулось от удивления, и кропотливый труд моей подруги мгновенно пошел прахом.

– Хм… Серена, я тебе перезвоню.

– О’кей. Но я хотела тебе еще кое-что сказать. Ты должна поехать в Индию. Я имею в виду, их духовность, их культура… Все говорят, что поездка в Индию – это по-настоящему мощный жизненный опыт.

– О’кей, я над этим подумаю. Спасибо.

– Нет, правда. Говорят, что это меняет всю жизнь…

– О’кей. Поговорим об этом позже. Пока, и спасибо тебе! – Я сбросила вызов и оглянулась на Томаса, который излучал особый, свой собственный луч белого света.

– Что вы здесь делаете?

– Я решил поехать с вами. Подумал, что мог бы заняться в Риме своим бизнесом.

Он сделал неопределенный жест, чтобы я пропустила его на место. Я встала и вышла в проход между креслами.

– Я, конечно, нечасто летаю экономклассом, – сказал Томас, когда прошел к своему месту и мы уселись. – Но на этот раз решил сделать исключение. – Пристегнув ремень безопасности и оглядевшись по сторонам, он добавил: – Господи, туристический вариант. Настоящая трагедия.

Томас заметил, что происшедшее все еще не укладывается у меня в голове.

– Ваш маршрут я узнал от Стива. Плюс у меня есть кое-какие связи в «Алиталии».

Он улыбнулся и сжал мое запястье. Я покраснела, вынула из сумочки мятную жвачку и сунула ее в рот. По громкой связи начали объявлять, что наш самолет взлетает, и я попыталась скрыть свою потливость и отдышку. Было бы крайне унизительно поддаться первой в жизни панической атаке на газах у Томаса. Что он подумает? Сначала была Чудачка из Нью-Йорка, а теперь еще и Ненормальная из Нью-Йорка. То обстоятельство, что у меня самой открылись глаза на то, кто я есть на самом деле, еще не означало, что он тоже должен узнать об этом немедленно. Пока Томас устраивался, пытаясь поудобнее примостить свои колени, а стюардессы ходили по проходу, проверяя, пристегнуты ли ремни, у меня вырвался тихий крик. Томас встревоженно оглянулся на меня.

– Простите. Я просто… Со мной что-то происходит. Мне кажется, что я умираю. Или тону. В общем, что-то такое. Простите, – прошептала я.

Томас наклонился ко мне поближе.

– А раньше с вами такое бывало?

Я отрицательно замотала головой.

– У вас сейчас что-то вроде приступа паники, да?

Я кивнула.

– Да. Думаю, да.

Я попыталась вцепиться в подлокотники по обе стороны от меня, но случайно при этом схватила Томаса за руку. Я наклонилась вперед и принялась судорожно хватать воздух ртом.

– Простите, у вас все в порядке? – спросила стюардесса у Томаса.

– Да, конечно. У нее просто живот разболелся. С ней все будет хорошо.

Когда стюардесса отошла, Томас полез в свою сумку.

– Джулия, вы должны принять вот это, прямо сейчас. Прошу вас. Это поможет вам успокоиться.

Я резко откинулась на спинку кресла и выдохнула:

– Не могу поверить, что оказалась перед вами в таком виде. Это ужасно унизительно.

– Будем переживать об этом чуть позже, а пока что просто возьмите эту таблетку и быстро проглотите ее, пожалуйста.

– Что это?

– Лексомил. Французский валиум. Мы едим его как конфеты.

Я проглотила крошечную белую таблетку, не запив ее водой.

– Большое спасибо, – произнесла я и сделала еще один судорожный вдох.

Я уже начала чувствовать себя спокойнее.

– Вероятно, скоро вы уснете. – Томас накрыл мою ладонь своей. – Какая жалость, что у нас не будет возможности поговорить, – сказал он и сверкнул своими синими глазами.

Когда сидишь в самолете, в салоне экономкласса, спинки кресел перед тобой действительно находятся очень близко. И даже возникает ощущение, будто нужно прилагать определенные усилия, чтобы не стукнуться о них губами.

Вскоре я задремала.

Проснулась я оттого, что Томас довольно сильно стучал по тыльной стороне моей ладони и приговаривал со своим очаровательным французским акцентом:

– Джулия, Джулия, пора просыпаться. Прошу вас…

Для того чтобы открыть глаза, мне пришлось задействовать все имеющиеся у меня силы без остатка, как будто я выполняла становую тягу двухсоткилограммовой штанги. Словно сквозь туман я увидела стоящего в проходе великолепного Томаса, который выглядел невозмутимым и слегка удивленным, и вьющуюся вокруг него стюардессу.

– Signore[37], нужно покинуть самолет. Вы должны забрать ее.

Только теперь я заметила, что мы находимся на земле, а салон уже абсолютно пуст. Я громко застонала и поднесла руки к глазам, чтобы как-то спрятаться от этого унижения. Почему бы им просто не оставить меня здесь?

Томас осторожно поднял меня с кресла. Пошатнувшись, я поймала равновесие, схватила сумочку и попыталась максимально быстро взять себя в руки. Когда мы шли мимо бесконечных рядов сидений, я спросила у Томаса:

– Просто скажите мне: у меня что, текли слюни?

Он рассмеялся и ответил:

– Джулия, вам об этом знать необязательно. – И слегка подправил мою траекторию при выходе из самолета.

Во второй половине этого же дня я проснулась в номере какого-то вроде бы отеля. Я немного потеряла ориентацию во времени, поэтому встала и выглянула в окно, за которым находилась площадь с громадным круглым зданием с одной стороны – Пантеоном. Как я сюда попала, я не помнила. Потом Томас рассказывал мне, что, когда я проходила таможню, меня по ошибке приняли за наркоманку и поэтому тщательно проверили весь мой багаж, и что в такси я совсем отключилась и ехала, положив голову ему на колени. Лексомил – это вам не шуточки.