— Что вы с ним — любовники? Я вижу, что он любит тебя, Меллиора, и знаю, что ты всегда любила его.

— Но они предполагают… — Она не смела взглянуть на меня.

— Я знаю, что вы оба никогда не сделаете ничего, за что позже пришлось бы краснеть от стыда… И ты, и Джастин.

— Спасибо, Керенза. Хотя бы один человек верит нам!

Но какой смысл быть невиновным, когда все вокруг считают, что ты виноват?

— Ты такая умница! — Она внезапно повернулась ко мне. — Скажи, что мне делать?

— Оставаться спокойной. Вести себя с достоинством. Ты ни в чем не виновата, поэтому и веди себя соответственно. Попытайся переубедить людей…

— После этой ужасной сцены?! Как?

— Не паникуй. Пусть все идет своим чередом. А я обязательно что-нибудь придумаю.

Но Меллиора была безутешна. Она не верила, что я или кто-нибудь другой в состоянии ей помочь.

— Все кончено, — прошептала она. — Я должна уехать.

— А как же Карлион? Он будет в отчаянии.

— Он забудет меня. Дети быстро забывают.

— Только не Карлион. Он такой чувствительный! Он будет тосковать по тебе. А как же я?..

— Мы будем писать друг другу. Будем иногда встречаться. О, Керенза! Это же не конец нашей дружбы. Она никогда не прервется — до тех пор, пока одна из нас не умрет.

— Нет, — горячо подхватила я. — Наша дружба никогда не прервется. Но ты не должна отчаиваться. Что-нибудь обязательно произойдет. Так всегда бывает. Я придумаю что-нибудь. Ты же знаешь, мне всегда все удается.

Но что я могла придумать?.. Бедная, убитая горем Меллиора! Бедный Джастин! Они оба из тех людей, которые покоряются своей судьбе, какой бы невыносимой она ни была. Они совсем не такие, как я!

Меллиора читала объявления в газетах. Она написала несколько писем по этим объявлениям. Дочь священника, с некоторым опытом работы компаньонки и гувернантки, с легкостью найдет себе место.


Каждый год в Сент-Ларнстон приезжал небольшой цирк. На лугу, за деревней, возводили большой шатер, и три дня мы слышали звуки музыки и шум голосов, разносившихся по деревенским улицам. Еще за неделю до прибытия цирка — и некоторое время после его отъезда — люди не могли говорить ни о чем другом. Издавна существовала традиция, что всем слугам Эббаса давали выходной на полдня, чтобы они могли сходить в цирк.

Точно в назначенный день на дороге появилась вереница кибиток и телег. Я, как никогда прежде, была рада этому событию, поскольку надеялась, что яркое зрелище отвлечет внимание слуг и они прекратят сплетничать о Джастине, Меллиоре и Джудит.

Но в это утро Меллиоре пришло письмо. Она позвала меня в свою комнату, чтобы прочитать его. Это был ответ на одно из написанных ею писем. Довольно откровенное письмо, которое, на мой взгляд, выдавало характер дамы, отправившей его. Она сообщала, что готова принять Меллиору и, если квалификация и рекомендации ее устроят, дать ей шанс проявить себя. В доме было трое детей, и Меллиора должна была стать их гувернанткой, няней и рабыней. И за все это ей собирались платить по минимуму. Предполагалось, что она будет следить за порядком в детской. Ее молодость была против нее, но за меньшую плату, чем та, которую милостивая леди должна была бы платить более опытной гувернантке, она готова взять Меллиору на испытательный срок, и то при условии, что собеседование пройдет успешно.

— Порви его на мелке кусочки, — усмехнувшись, велела я.

— Но… Керенза, — возразила Меллиора, — мне нужно что-то делать. Это место не хуже всех остальных.

— Судя по тону письма, эта дама невыносима. Ее снобизм ужасен! Тебе там не понравится!

— Они все одинаковы. И мне вряд ли где-нибудь понравится, но какая разница? Нужно что-то делать, Керенза. Ты же знаешь, что мне необходимо уехать!

Я посмотрела на Меллиору и поняла, как мне будет не хватать ее. Она была частью моей жизни. Я не могу отпустить ее.

— Ты никуда не поедешь. Я не могу отпустить тебя. И не отпущу.

Она печально улыбнулась.

— Ты привыкаешь приказывать, Керенза. Но для меня все кончено. Я должна уехать. После той ужасной ночи я не могу здесь оставаться. Сегодня утром, когда я встретила Хаггети на лестнице, он преградил мне дорогу. Это было ужасно. Он на меня так смотрел! Его толстые руки… Я оттолкнула его и убежала. Но на этом не закончилось. Том Пенгастер стоял у задней двери и ждал Долл. Он смотрел мне вслед. Я видела на аллее Рубена. У него трясся подбородок, словно он смеялся… беззвучно. Неужели ты не понимаешь?

Я поняла, что подруга, отчаявшись, уже приняла решение и мне едва ли удастся удержать ее. Неужели Меллиора уйдет из моей жизни, как ушел Джо? Этого нельзя было допустить, потому что Меллиора была очень важна для меня.

— Ты не можешь уехать, — сказала я почти сердито. — Мы с тобой одно целое.

— Больше нет, Керенза. Ты стала уважаемой замужней дамой, а я…

Я даже сейчас помню это мгновение: в тишину комнаты внезапно ворвалось рычание львов — обоз циркачей проезжал по Сент-Ларнстону.

Это был тревожный момент. Жизнь шла совсем не так, как я хотела. Мне была невыносима мысль, что я могу потерять Меллиору. Она действительно стала частью моей жизни. Пока мы были вместе, я ощущала, что наши роли поменялись, и сравнивала прошлое с настоящим. Мне доставляло удовольствие присутствие Меллиоры — и в то же время я сожалела о ее несчастной доле. Я тогда была не таким уж плохим человеком.

— Что-то произойдет, и это все прекратится, — сказала я, сжав кулаки.

Что-то произойдет… Я была уверена в своей способности управлять нашими судьбами.

Меллиора покачала головой. Убитая горем, она определенно смирилась с судьбой.


Вернулся Карлион вместе с Долл. Служанка водила малыша в конец аллеи, чтобы посмотреть на проезжавших мимо циркачей. Глаза мальчика блестели от возбуждения, щеки пылали. Я всегда поражалась его красоте.

— Мама! — воскликнул он, подбегая ко мне и обнимая за колени. — Я видел львов!

Я подняла сына на руки и прижалась щекой к его щеке. В тот момент я подумала: «Пока он со мной, все остальное не имеет значения!»

Но с мальчиком было что-то не так. Он отстранился и взволнованно заглянул мне в лицо.

— Мама, — сказал он, — я видел леника. Два леника.

— Замечательно, дорогой!

Карлион покачал головой.

Я поняла, что он имел в виду, когда привела его в детскую. Сынишка сразу направился к своей игрушке и опустился на колени рядом с ней. Потом прикоснулся к черным пуговкам глаз.

— У тебя глаза пришиты, леник. — Потом Карлион легонько толкнул игрушку — и она покатилась по полу, пока не наткнулась на стену. Мальчик повернулся ко мне. По его щекам катились слезы.

— Леник — не настоящий, — всхлипнул он.


Меллиора написала письмо, попросив о встрече. Я не сомневалась, что если она поедет на собеседование, то получит это место, потому что у ее предполагаемой хозяйки не только будет возможность платить ей меньше, чем принято, но и поздравить себя с тем, что она наняла дочь священника.

Слуги были рассеянными. Я слышала, как они постоянно шепчутся и хихикают. Даже миссис Солт и ее дочь казались взволнованными. С приездом цирка в деревне появилось много приезжих, и они переживали, что среди них может оказаться ужасный мистер Солт. В кухне все уже решили: Хаггети будет сопровождать миссис Ролт, Долл отправится с Томом Пенгастером, и, возможно, они позволят Дейзи пойти с ними. Ленч подадут на полчаса раньше, чтобы слуги успели все убрать и уйти до начала представления.

Джонни уехал в Плимут, объяснив, что ему нужно быть там по делам поместья. Джастин сразу после ленча тоже уехал — кататься. Я, как всегда, собиралась провести с Карлионом часть дня, поэтому у Меллиоры было несколько свободных часов. Увидев одетую в амазонку подругу, спускающуюся по лестнице, я поняла, что она собралась на встречу с Джастином.

Они оба выглядели очень печальными — у них теперь не было возможности побыть вдвоем.

— Меллиора, — сказала я, — надеюсь, Джастин убедит тебя не уезжать.

Она вспыхнула — и сразу стала просто очаровательной.

— Он, как и я, понимает, — ответила она, — что это — единственный выход.

Она закусила губу, словно боялась, что разрыдается, и поспешила пройти мимо меня.

Я пошла в детскую, где Карлион рассказывал о животных. Я предупредила слуг, чтобы они не упоминали при нем о своем походе в цирк, потому что знала: малыш во что бы то ни стало тоже захочет пойти туда. Я же боялась цирка, боялась, что это может как-то навредить ребенку. Столько грязных людей, которые могут чем-то заразить его! А еще он может потеряться. Я рисовала себе сотни всяких неприятностей. «В следующем году я сама отведу его туда», — подумала я. Мы пошли в розарий, где в своем кресле-каталке сидела леди Сент-Ларнстон. Уже несколько месяцев она страдала ревматизмом и часто пользовалась инвалидным креслом. Последний год принес в этот дом множество изменений. При виде Карлиона лицо свекрови просияло. Мальчик направился прямо к ней, стал на носочки, когда она с трудом наклонилась, чтобы внук ее поцеловал.

Я села на деревянную скамейку рядом с ее креслом, а Карлион улегся на траву и стал наблюдать за муравьем, который карабкался по травинке. Пока ребенок играл, мы со свекровью говорили о том о сем.

— Этот ужасный цирк! — вздохнула она. — Каждый год одно и то же! Сегодня утром воду принесли на пять минут позже, чай подали холодным. Я сказала миссис Ролт, а она ответила: «Это все цирк, миледи!» Помню, когда я только вышла замуж… — Миссис Сент-Ларнстон умолкла, как это часто бывало, когда она ударялась в воспоминания и некоторое время молчала, заново переживая прошлое в памяти. Я иногда думала, что ее разум слабел одновременно с телом.

— Это один из самых лучших дней в их жизни, — заметила я.