У нас установился особый ритуал подготовки ко сну. В тот вечер она выглядела весьма довольной.

— Ты знаешь о неприятностях с мистером Джонни, Керенза? — спросила она.

— Да, мадам, я кое-что слышала об этом.

— Это весьма огорчает, но кажется неизбежным. — Джудит пожала плечами и добавила: — Он совсем не похож на… своего брата.

— Да, мадам, невозможно себе представить более непохожих людей.

Джудит улыбнулась, очень довольная моими словами. Я заплела ей волосы и уложила косы вокруг головы. В своем струящемся неглиже она выглядела просто очаровательно.

— Мадам, вы сегодня особенно красивы, — сказала я ей, потому что мне захотелось сделать ей приятное — возможно, после того, что я услышала в кухне.

— Спасибо, Керенза, — мягко произнесла она.

Вскоре она отпустила меня, добавив, что в этот вечер я ей больше не понадоблюсь. Я пошла в комнату Меллиоры и увидела, что та сидит у окна и смотрит в сад, залитый лунным сиянием. Ее поднос с едой — символ уединенной жизни — стоял на столике рядом с ней.

— Наконец-то ты свободна, — заметила я.

— Ненадолго. — Меллиора усмехнулась. — Через несколько минут я должна идти в комнату сэра Джастина.

— Они заставляют тебя слишком много работать.

— Ничего не имею против. — Она просто светилась. Я подумала, что так, вероятно, должна выглядеть влюбленная женщина. «О, Меллиора, — мысленно воскликнула я, — боюсь, ты подвергаешь себя опасности!» — Бедный сэр Джастин, — продолжала она, — так больно видеть его беспомощным и вспоминать, каким он был раньше! Я вспоминаю папу…

— Это несправедливо, что тебе приходится ухаживать еще и за ним! — заметила я.

— Могло быть и хуже.

«О да, — подумала я, — ты могла бы работать как проклятая в доме, где не было бы Джастина. Ты это имеешь в виду?» Неожиданно для себя я заметила, что мое отношение к Меллиоре изменилось: раньше я бы высказала ей все, о чем думала. И дело не в том, что мы стали другими. Просто эта опасная ситуация была слишком деликатным делом, к тому же очень важным для Меллиоры, чтобы она захотела обсуждать его или прислушиваться к чьим-либо советам, даже моим.

— А теперь еще, — произнесла я, желая сменить тему, — вернулся Джонни.

— А… Джонни! Ну, это не такая уж неожиданность. Джонни всегда остается верен себе, — с самодовольным видом сказала Меллиора, подразумевая, что Джастин — совсем другое дело. Я вспомнила Джудит, говорившую почти то же самое. Две женщины, которые любят одного и того же человека — любят сильно и страстно. И обе, несмотря на свою непохожесть, стали жертвами этого глубокого чувства.

— Как бы я хотела, чтобы он не возвращался в Эббас! — воскликнула я.

— Ты его боишься?

— Ну, не то чтобы боюсь, однако он может сильно досаждать мне. Но не переживай, я смогу с ним справиться.

— Я в этом не сомневаюсь. — Меллиора повернулась и выглянула в окно. Я знала, что она думает вовсе не обо мне и не о Джонни. Все ее мысли были только о Джастине — и так будет впредь. Она одержима любовью, как и Джудит. Но, к счастью, Меллиора по натуре более уравновешенная.

Между нами порвались какие-то связи, потому что, чем больше крепло чувство Меллиоры к одному человеку, тем меньше времени оставалось в ее жизни для других. Потом я спросила ее, не слышала ли она что-либо о Киме. Подруга удивилась, и какие-то несколько секунд мне казалось, что она пытается вспомнить, о ком идет речь.

— Ким? Нет, он не станет писать. Он всегда говорил, что не силен в письмах, но когда-нибудь обязательно вернется.

— Как ты думаешь, он действительно вернется?

— Конечно. Он был абсолютно уверен, даже пообещал это. А Ким — такой человек, который всегда выполняет свои обещания.

Я была очень довольна. Я представляла, как однажды Ким вернется в Сент-Ларнстон, придет в Эббас. Я, казалось, слышала, его голос: «Керенза! Вы стали очаровательной леди!» А когда он увидит, что Меллиора одержима Джастином, то станет моим другом, а не ее. Я была уверена, что можно сделать жизнь именно такой, какой ты хочешь ее видеть. Но можно ли вернуть в свою жизнь тех людей, которые нам нравятся? Нужно будет спросить бабушку.

Меллиора сказала, что ей пора идти к сэру Джастину, поэтому я ушла от нее и вернулась к себе в комнату. Некоторое время я стояла у окна, думая о Киме и о той ночи, когда был бал-маскарад. Потом я подошла к зеркалу и зажгла свечи. Сильно ли я изменилась с тех пор? Я стала старше, мудрее и утонченнее. Последнее время я много читала. Я старалась стать достойной… Кима? Нет. Особы, которой собиралась стать.

Я вытащила шпильки, державшие волосы, тряхнула головой, чтобы кудри рассыпались по плечам. Густые, пышные, они были красивее, чем у Джудит. Я ловко собрала их в высокий узел. Где мой испанский гребень? Где моя мантилья? Я прикрепила их к волосам и восторженно замерла, глядя на свое отражение. «Нарцисс, — с иронией подумала я о себе. — Самовлюбленный Нарцисс!»

Я подошла к окну. Там, на лугу, стояли в кругу шесть камней, которые никогда не покидали моих мыслей. Я давно обещала себе прийти к ним в лунную ночь. А почему бы нет? Я свободна. Я думала, что Джонни сидит сейчас с братом и поэтому не опасен для меня. Настало самое подходящее время.

Вскоре я была на месте. Они казались особенно прекрасными в лунном свете! Как живые! Шесть дев! И я — седьмая. Неужели легенда не лжет? Неужели они и правда танцевали здесь, на лугу? И превратились в камни в наказание за прегрешения, и должны стоять тут многие столетия? Как им повезло! Внезапная смерть лучше, чем медленное угасание. Я подумала о седьмой деве — той, которую силой запихнули в нишу в стене и замуровали, обрекая на смерть. И мне стало так грустно!

И вдруг — чьи-то шаги! А потом тихий свист. Я прижалась к одному из камней, инстинктивно догадавшись, что сейчас произойдет.

— Значит, седьмая дева сегодня здесь?

Я разозлилась на себя за то, что пришла сюда. Джонни все-таки увидел, как я выходила из дома. В этот момент я его просто ненавидела. Он шагнул в каменный круг и, ухмыляясь, уставился на меня.

— Мисс Карлион собственной персоной! — воскликнул он. — Испанская сеньора!

— Я что, не имею права укладывать волосы так, как мне хочется?

— Очень даже имеете, особенно если вам это идет!

— Я бы хотела, чтобы вы меня не преследовали.

— Преследовать вас? Неужели я не могу навестить этих шесть дев, если мне хочется? Они ведь не ваша собственность, не правда ли?

— Ну, раз уж вы пришли полюбоваться девами, я покидаю вас.

— Не спешите. Я предпочитаю семь дев, а не шесть. Леди из камня не в моем вкусе. Но вот седьмая пытается заставить меня поверить, что она — из того же материала. Но я намерен доказать ей, что это не так.

— Вижу, вы никак не можете поверить, что мне не нужны ваши ухаживания.

— Это совершенно невозможно.

— Значит, вы еще более самонадеянны, чем я думала.

— Вот что я скажу вам, моя сеньора: при определенных обстоятельствах вы бы не отвергли моих ухаживаний.

— Я не понимаю.

— Вы всегда были слишком высокого мнения о своей персоне. Если бы я сказал: «Керенза, выходите за меня замуж!», вы бы очень серьезно обдумывали мое предложение. И вам не потребовалось бы много времени, чтобы осознать его выгоду. Вы так неприступны только потому, что думаете, будто я отношусь к вам, как к любой служанке.

У меня перехватило дыхание, потому что его слова вызвали в воображении картину моей жизни в Эббасе — такую, о которой я всегда мечтала. До сих пор это казалось мне недостижимым, но если бы я действительно вышла за Джонни, моя мечта стала бы реальностью. И я, потрясенная его словами, поняла, что это единственный способ реализовать ее. Однако почти сразу же я сообразила, что Джонни просто дразнит меня.

— Я не желаю слушать никаких ваших предложений, — высокомерно ответила я.

— Только потому, — рассмеялся он, — что вы знаете: то, что вы так хотите услышать, я никогда вам не предложу.

Я повернулась, готовая бежать, но он схватил меня за руку.

— Керенза, — начал Джонни, приблизив свое лицо к моему лицу, — и огонь желания в его глазах напугал меня. Стараясь не показать своего страха, я оттолкнула его руку, но он, по-прежнему ухмыляясь, не отпускал меня. — Я могу быть таким же непреклонным и решительным, как и вы.

— Вы просто не знаете, насколько я могу быть решительной, если речь идет о том, чтобы держаться от вас подальше.

— Ну что ж, тогда посмотрим, кто из нас победит, — сказал он.

Несмотря на все мои попытки, я не смогла высвободиться из его объятий. Он так крепко прижал меня к себе, что я даже почувствовала его зубы, когда он приник к моим губам. Я стиснула зубы. В этот момент я его ненавидела. И ненавидела так яростно, что даже получала удовольствие от своей ненависти. Но именно в это мгновение Джонни Сент-Ларнстон разбудил в моей душе эмоции, которые я никогда прежде не испытывала, и эти чувства были сродни страстному желанию. Вероятно позже, подумалось мне, когда я останусь одна, у меня будет возможность проанализировать свои ощущения. Скорее всего, мое желание было связано с этим домом, с новым положением в обществе, так сильно отличавшимся от моего нынешнего положения, с мыслями об исполнении моей мечты. Я так страстно хотела всего этого, что любой, кто был в состоянии дать мне все это, мог разбудить во мне это новое желание. Своими словами о браке Джонни подсказал мне неожиданную идею.

Но в одном я была абсолютно уверена: он не должен — ни на секунду! — усомниться в том, что вызывает во мне только презрение и стремление убежать от него.

Отстраняясь от молодого человека, я проронила:

— Вам следует быть осторожным. Я пожалуюсь, если вы будете преследовать меня. Учитывая вашу репутацию, ваши близкие, без всяких сомнений, поверят мне.