Насмешки эти больно ранили самолюбие куродо. Он всегда был чувствителен к малейшей обиде, каково же ему было стать мишенью для издевок? Куродо не был особенно влюблен в свою жену Саннокими, но в доме тестя его окружили такими заботами, что расставаться с ней ему не хотелось. Теперь же он решил покинуть жену под тем предлогом, что история с Беломордым коньком для него невыносима, и начал посещать ее все реже и реже. Саннокими жестоко страдала.

А в Нидзёдоно, наоборот, жизнь текла все счастливей и беззаботнее. Молодые супруги безгранично любили друг друга.

— Найми сколько хочешь служанок, — говорил Митиёри жене. — Когда знатная дама окружена красивыми прислужницами, то это придает дому светский вид и вносит в него оживление.

Согласно желанию молодого господина, стали всюду искать хороших служанок и пригласили для начала человек двадцать. Молодые господа были такими добрыми и великодушными, что служить им было одно удовольствие. В доме все совершалось согласно обычаям лучшего общества. Появляясь перед господами, прислужницы надевали свои самые нарядные платья. Акоги, под новым именем Эмон, была поставлена во главе женской свиты госпожи.

Когда меченосец рассказал Акоги историю с Беломордым коньком, она вспомнила, как когда-то мечтала возвыситься в свете только для того, чтобы иметь возможность отомстить ненавистной мачехе. «Кажется, мечты мои начинают сбываться!» — с радостью подумала Акоги, но вслух сказала только:

— Ах, несчастье! Воображаю, в какой ярости госпожа Китаноката. Никому в доме, верно, теперь житья от нее не стало.

* * *

Неприметно подошел конец года. Из дворца родителей Митиёри прибыло повеление:

«Изготовьте немедленно новые весенние платья для молодого господина. Мы здесь заняты шитьем нарядов для его сестры, супруги государя».

Вслед за письмом в Нидзёдоно были присланы прекрасные шелка, узорная парча, всевозможные драгоценные ткани, окрашенные в цвета марены, багряника, пурпура…

Отикубо, которая не знала себе равных в мастерстве шитья, тотчас же взялась за работу.

Кроме того, один деревенский богач, получивший по ходатайству Митиёри звание младшего чиновника конюшенного ведомства, прислал в знак благодарности пятьдесят кусков шелка. Господа пожаловали весь этот шелк слугам. Акоги было поручено раздать его, и она сделала это по совести, никому не выказав предпочтения и никого не обидев.

Дворец Нидзёдоно принадлежал матери Митиёри. Одна из ее дочерей была супругой императора, другая только что достигла возраста невесты. Старший сын, Митиёри, уже имел чин начальника Левой гвардии, второй сын, очень любивший играть на разных музыкальных инструментах, служил пажом при особе императора; третий, еще мальчик, посещал придворную школу для детей знатнейших семейств.

Садайсё — их отец, главный начальник Левой гвардии, любил своего старшего сына Митиёри беспредельной любовью. Все так восхищались этим юношей, император так благоволил к нему, что отец дал Митиёри полную волю и исполнял любое его желание. Как только речь заходила о старшем сыне, садайсё так и сиял от восторга, и потому все слуги в доме, вплоть до последнего погонщика быков, наперебой старались угодить Митиёри.

Настало первое утро нового года. Все праздничные наряды Митиёри были с большим мастерством и вкусом изготовлены его молодой женой. Они ласкали глаз умелым подбором цветов.

Митиёри с радостью надел свои новые одежды, чтобы показаться в них всему свету, и первым делом явился в родительский дворец.

Супруга садайсё залюбовалась своим сыном.

— Ах, какая прелесть! — воскликнула она. — У твоей жены золотые руки. Я буду просить ее помочь мне, когда надо будет сшить нарядные одежды для дочери моей, супруги императора. Жена твоя — замечательная рукодельница.

При новогоднем производстве в чины и звания Митиёри удостоился высочайших наград. Ему было пожаловано звание тюдзё[33] и он был повышен в ранге. Милость императора к нему все росла.

Муж Саннокими, куродо, вдруг посватался к его младшей сестре.

Митиёри стал всячески убеждать свою мать:

— Это хорошая партия. Если уж выбирать жениха среди нашей титулованной знати, то лучшего не найти. Он — человек с будущим.

А на самом деле в сердце у Митиёри был тайный умысел. Он знал, что мачеха считает этого зятя бесценным сокровищем. А сколько мучений приняла из-за него Отикубо! Вспоминая об этом, Митиёри решил любой ценой сделать так, чтобы куродо бросил Саннокими и взял себе другую жену.

Мать Митиёри думала, что если сын ее так расхваливает жениха, значит, и в самом деле этот молодой человек подает блестящие надежды, и потому она иногда приказывала дочери отвечать на его любовные письма. Поощренный надеждой, куродо стал все больше отдаляться от Саннокими.

Даже новогодние наряды, которыми он не мог нахвалиться, пока в доме жила искусница Отикубо, теперь сидели на нем косо и криво. Куродо был рад поводу высказать свое неудовольствие и не надел приготовленных для него праздничных одежд.

— Что это значит? В таком наряде стыдно на людях показаться! А куда девалась мастерица, которая так замечательно шила?

— Она ушла из нашего дома к своему мужу, — ответила Саннокими.

— К мужу ушла? Скажи лучше, не хотела здесь оставаться! Разве в этом доме станут жить хорошие люди?

— Что ж, может быть, и не найдется среди нас людей с необыкновенными достоинствами. Особенно если смотреть вашими глазами, — ответила Саннокими, больно уязвленная словами мужа.

— Как это не найдется? А Беломордый конек? Я в восторге, что такая необыкновенная персона осчастливила этот дом своим присутствием, — с издевкой бросил куродо и поторопился уйти. Теперь он редко приходил и оставался в доме недолго, но и в эти короткие минуты успевал наговорить немало неприятных слов. Саннокими и сердилась, и огорчалась, но ничто не помогало.

Взбешенная бегством Отикубо, мачеха мечтала жестоко с ней расправиться, попадись она ей только в руки. До сих пор Китаноката, можно сказать, была счастливицей. Все ей удавалось. Она так гордилась своими зятьями, так хвасталась ими, но теперь самый лучший, самый любимый зять, сокровище ее дома, куродо, все больше охладевал к своей жене. Китаноката столько стараний приложила к тому, чтобы устроить блестящую свадьбу для своей младшей дочери, и что же! Свадьба эта стала посмешищем всего города. Думая об этих неожиданных напастях, мачеха так истерзала себя, что чуть не слегла в постель.

* * *

В конце первого месяца года выпал, согласно гаданиям, счастливый день, благоприятствовавший паломничеству в храм. Китаноката села вместе со своими дочерьми в экипаж и поехала в храм Киёмидзу[34].

Случилось так, что и Отикубо вместе со своим молодым супругом отправилась туда же, но семья тюнагона выехала раньше и потому опередила их. Китаноката совершала свое паломничество негласно, без особой помпы, в сопровождении только нескольких слуг.

Выезд молодых супругов, напротив, был обставлен очень торжественно. Передовые скороходы проворно расчищали дорогу для их экипажа. Скоро он нагнал выехавший раньше экипаж тюнагона и заставил его ехать быстрее, к большой тревоге сидевших в нем женщин.

Когда они выглянули из-за плетеных занавесок, то увидели при свете горящих смоляных факелов, что бык, впряженный в их тяжелый, перегруженный людьми экипаж, никак не может одолеть подъем[35].

Следовавшему за ними экипажу тоже пришлось остановиться. Слуги Митиёри начали громко браниться.

Митиёри подозвал одного из них и спросил:

— Чья это повозка?

— Супруга тюнагона совершает тайное паломничество в храм, — ответил тот.

Митиёри обрадовался. Прекрасный случай!

— Эй, слуги! — распорядился он. — Велите экипажу впереди ехать побыстрее, а если он не может, оттащите его в сторону, на обочину дороги.

Передовые скороходы побежали к экипажу тюнагона.

— Бык у вас слабый. Не может идти быстро. Отъезжайте в сторону, дайте дорогу, дайте дорогу!

Митиёри крикнул, не дав им договорить, своим звучным и красивым голосом:

— Если у вашего быка силы не хватает, впрягите ему на подмогу Беломордого конька!

— Ах, какая жестокая насмешка! Кто это? — ахнули жена и дочери тюнагона.

Но в это время экипаж их наконец тронулся с места. Челядинцы Митиёри начали бросать в него камешками.

— Почему вы не съехали с дороги, как велено?

Слуги тюнагона рассердились:

— Что значит: «Почему?» Напускаете на себя важность, будто слуги высшего сановника… В этом экипаже изволит ехать семья господина тюнагона. Ну-ка, троньте нас, посмейте!

— Как же, послушаемся мы какого-нибудь там тюнагона, — дерзко ответили слуги Митиёри и, готовые начать драку, осыпали чужой экипаж градом мелких камней, а потом, перейдя в наступление, оттащили его в сторону, чтобы очистить дорогу для своих господ. К слугам присоединились и передовые скороходы. Люди тюнагона, увидев перед собой столько врагов, поняли, что не смогут с ними справиться, и молча отошли в сторону, а тем временем слуги Митиёри столкнули экипаж в канаву.

— Не надо спорить, — говорили даже те, кто первыми начали перебранку.

Женщины в экипаже, и больше всех Китаноката, не помнили себя от обиды и возмущения.

— Кто эти паломники? — спросили они.

— Старший сын главного начальника Левой гвардии, господин тюдзё с супругой. Вон у него сколько слуг и скороходов. Мы не смогли тягаться с ними и потому отступились, — ответили слуги.

— Видно, он ненавидит нас, как самый заклятый враг, раз нанес нам такое жестокое оскорбление. А вспомните, ведь это именно он и выставил нас на посмешище, послав вместо себя другого жениха. Мог бы отказаться от невесты без огласки и кончить дело миром. Таков наш свет! Вдруг, откуда ни возьмись, появляются заклятые враги среди совсем незнакомых людей. За что он так ненавидит нас? — сетовала Китаноката, ломая руки.