Элизабет продолжала обзывать Веста всеми бранными словами, какие только могла припомнить, выкрикивая их так громко, что они заглушали бушевавшую бурю. Потеряв контроль над собой, она била его до тех пор, пока уже не могла пошевелить руками. Задыхаясь, она смотрела на него покрасневшими от слез глазами, не в силах продолжать атаку.

Элизабет почувствовала, как у нее подкосились ноги. Чтобы не упасть, она ухватилась рукой за рубашку Веста, но не удержалась и упала на колени. Обхватив голову руками, она расплакалась еще сильнее.

Вест как вкопанный стоял возле нее. За все это время он не сделал ни единого движения, чтобы как-то защититься, прикрыть лицо руками.

Он тоже был в ярости. Подобной ярости Вест не испытывал никогда в жизни, а если и испытывал, то всегда мстил. Но перед ним была женщина, а женщин он и пальцем не смел тронуть.

Стараясь овладеть собой, он сжал кулаки так, что ногти впились в ладони, и крепко стиснул зубы.

Но Боже! Она сводила его с ума!

Не выдержав, Вест схватил Элизабет за волосы и потянул к себе. Она подняла на него глаза и обхватила запястья его жилистых рук.

– Отпустите! – проговорила Элизабет и обнаружила, что стоит на ногах. – Мне больно!

– Хорошо, – сказал Вест, продолжая держать ее за волосы. – Хорошо, – повторил он, откинул ее голову назад и прижал ее тело к себе.

– Отпустите мои волосы, – грозно повторила Элизабет, впиваясь длинными ногтями в его руки.

– Черт вас побери! – проговорил он сквозь зубы, и Элизабет почувствовала через одежду, как напряглось его мощное тело. – Я не знаю, как поступить с вами, – сердито проговорил он. Какое-то время они стояли молча, напряженно вглядываясь друг другу в глаза. Затем его свирепый взгляд остановился на влажных дрожащих губах Элизабет. – Я не знаю, убить вас или поцеловать, – признался он.

Собравшись с последними силами, Элизабет толкнула его обеими руками в грудь и с ненавистью бросила:

– Лучше убейте!

Не успела она произнести эту фразу, как дерзкие губы крепко прижались к ее губам. Его длинные пальцы по-прежнему сжимали ее волосы, не давая ей возможности пошевелить головой и отвернуться. Она словно попала в тиски. Элизабет ничего не оставалось делать, как из последних сил колотить Веста по спине.

Он вложил в этот поцелуй всю свою страсть, все страдания, пережитые им за эти дни из-за нее. В его поцелуе не было ни деликатности, ни сомнений, ни приглашения к взаимности и наслаждению. Это был поцелуй голодного, безжалостного зверя. Он ненасытно ласкал языком ее рот, отыскивая ее язык и проникая в глубину нежной плоти.

Пытаясь вырваться из объятий Веста, Элизабет изо всех сил толкала его в грудь и била по спине. Вест не замечал этого, продолжая со свирепостью целовать свою жертву. Элизабет была потрясена и напугана этим диким порывом. Но в то же время она почувствовала, что в ней проснулась ответная страсть.

Еще никогда он не целовал ее так.

Она находила его порыв грубым и отвратительным, она должна была оскорбиться этой низменной страстью пещерного человека. Однако вместо этого, ошеломленная тем, как его пылкие губы впивались в ее губы, а шелковистый язык проникал глубоко в ее рот, она чувствовала, что гнев и отвращение уступают место просыпающемуся в ней желанию.

Элизабет показалось, что Вест понял, что с ней происходит, потому что он внезапно отстранился и посмотрел ей прямо в глаза. Он молчал. Они оба молчали под шум дикой стихии, врывающейся в пещеру стрелами дождя.

Они стояли, не сводя глаз друг с друга. По его полным страсти глазам она поняла, как он желает ее. Она тоже хотела его.

Они были словно парализованы внезапно сверкнувшей молнией. Но огонь, охвативший обоих, был не менее опасен.

Их молчание становилось все более напряженным из-за того, что оба догадывались о чувствах друг друга, и из-за того, что в этой тусклой горной пещере они были одни. Быть может, несколько часов им придется провести здесь, вдали от остальных, отрезанных от них потоком воды.

– Мы здесь одни, – пробормотал Вест, нежно вытирая ее мокрое лицо. – Совсем одни.

– Да, – с трудом вымолвила Элизабет, заметив на его длинных ресницах капельки дождя. – Все…

– …на другой стороне каньона, – сказал Вест, и его задумчивый взгляд вновь вернулся к заплаканным голубым глазам Элизабет. – Нас разделяет вода. Они не видят и не слышат нас и не могут сюда прийти. – Он начал медленно расстегивать ее плащ.

– Вест, мы не можем… мы не можем так… – лепетала Элизабет.

– Мы не можем не делать этого, так же как мы не можем не дышать.

Он скинул плащ с ее плеч.

Смущенная жгучим взглядом Веста, Элизабет попросила:

– Мы должны попытаться… остановиться, пока не поздно.

– Уже поздно. – Он осторожно убрал с ее лица прилипшие волосы, наклонился и поцеловал, захватив губами ее нижнюю губу. – Слишком поздно, милая. Я хочу тебя и буду любить тебя прямо здесь, в пещере. – Он поцеловал ее в уголок рта. – И ты тоже будешь любить меня.

От этих слов и от прикосновения его упругих губ у Элизабет перехватило дыхание. Целуя ее шею, Вест проговорил:

– Мы будем любить друг друга, пока не кончится буря и пока не спадет вода. Будь это полчаса или всю ночь – это время будет принадлежать только нам двоим.

– Мы не должны, – бормотала Элизабет, наслаждаясь прикосновением его губ и крепких ног к своему телу.

– Да, не должны, – согласился Вест, расстегивая ее рубашку. Остановив взгляд на виднеющихся сквозь влажную сорочку набухших сосках, он проговорил низким хриплым голосом: – Но это единственный выход. Чтобы прекратить это, надо этим заняться.

– Нет, не поможет, – сказала Элизабет, стараясь найти более веские аргументы против того, что должно произойти. – Мы уже пытались и…

– Это другое, – сказал Вест, снимая с Элизабет мокрую атласную рубашку и пожирая глазами ее обнажившуюся грудь.

– Нет, не другое, – возразила она, глядя на то, как Вест стаскивает через голову и бросает на камень свою рубашку. – Это то же самое.

– Нет, дорогая моя. – Он протянул руки и прижал ее к себе. От прикосновения к его груди Элизабет невольно вздрогнула: густые жесткие волосы щекотали ее напряженные соски.

Вест обнял ее за талию:

– Позволь мне объяснить, и ты поймешь, почему… это другое.

Чувствуя слабость в ногах, Элизабет обхватила его за шею и положила голову ему на плечо.

Когда он заговорил своим низким спокойным голосом, она видела движение кадыка на его смуглой сильной шее и чувствовала, как от этих звуков вибрирует его грудь.

– Когда я был мальчишкой, – начал Вест, гладя ее по спине, – я очень любил горячий персиковый пирог. Мне хотелось его всегда. Для меня он был лучше любого лакомства. – Элизабет улыбнулась и прижалась к нему еще плотнее. Вест продолжал: – Я так любил персиковый пирог, что у меня слюнки начинали течь лишь при одном воспоминании о нем.

– Гм… понятно, – пробормотала Элизабет.

– Мне никогда не удавалось съесть его столько, сколько я хотел. Мне всегда доставался лишь один небольшой кусочек, а мне хотелось гораздо больше. Я испытывал постоянное желание отведать этого вкуснейшего на свете кушанья.

Элизабет хотела было что-то сказать, но Вест остановил ее.

– Позволь мне закончить. Однажды утром, когда я направлялся в Холкинсвилл и проходил мимо дома проповедника, я увидел на подоконнике поднос с горячим персиковым пирогом. Я украл этот пирог, сел под деревом и съел его весь, без остатка.

– Вест Квотернайт! – Она подняла голову и посмотрела ему в глаза – не шутит ли он.

– Я съел все до крошечки, и с тех пор я его не хочу.

– Тебя должны были за это как следует наказать, – сказала Элизабет, поднимая руку, чтобы погладить его черную бороду.

– А я и был наказан. Сначала священником. Он отхлестал меня по заднице ивовым прутом и нажаловался отцу. Отец выпорол меня ремнем так, что я неделю не мог сидеть. Но я не хочу больше персикового пирога не из-за этого.

– Я… Я не совсем понимаю…

Вест поднес ее руку к своим губам и поцеловал в ладонь.

– Когда я крал пирог, я знал, что буду наказан, но меня это не остановило. Мне так хотелось того пирога, что было все равно, что будет, когда меня поймают. А не хочу я его потому, что потом мне было очень плохо. С тех пор я не ем пироги с персиками.

Вест снова поцеловал ладонь Элизабет, затем опустил ее руку вниз и прижал к своим кожаным брюкам в том месте, где его плоть образовывала упругий объемистый валик.

– Каждый раз, когда я вижу тебя, прикасаюсь к тебе, чувствую аромат твоего тела, я вновь и вновь безумно тебя хочу… Я отведал тебя дважды, но этого было не совсем достаточно, чтобы утолить мой голод.

– Значит, для тебя я украденный персиковый пирог? – спросила Элизабет, застенчиво поглаживая упругое возвышение.

Вздрогнув от ее прикосновения, Вест кивнул.

– Мне все равно, что будет со мной потом. Мне дела нет до того, какое наказание меня ожидает за это. Все, чего я хочу, – насладиться тобой досыта. Если буря продлится долго и мы сможем любить друг друга много раз и если ты позволишь мне делать с тобой все, что я пожелаю, тогда я наконец смогу насытиться и, быть может, никогда не захочу тебя вновь. – Помолчав, он добавил: – И ты, наверное, тоже не захочешь меня больше.

Разумом Элизабет понимала, что эта логика безумна и неприемлема для нее. Но она понимала, что он имеет в виду, потому что чувствовала то же самое. Она надеялась, что если насытится им до предела, то, быть может, ее сердце не будет так бешено биться всякий раз при виде этого человека или даже при одном воспоминании о нем.

И возможно, ей удастся спокойно смотреть на его чувственные губы, не испытывая желания ощущать на себе его поцелуи.

И может быть, раз за разом отдаваясь этому смуглому бородатому мужчине здесь, в этой уютной пещере, высоко в горах Гваделупы в эту страшную бурю, она сможет раз и навсегда избавиться от его чар и стать наконец свободной. И наверное, если она позволит ему делать с ней все, что он пожелает, она испытает такую усталость и такое отвращение к его любовным ласкам, что никогда в жизни не захочет его прикосновений.