Но Эллис не разделяла его уверенности.

— Иногда мне кажется, что тогда Рэнди был прав и мне не стоило вмешиваться, — сказала она. — Если бы я не знала правды о гибели Дэвида, если бы не видела все собственными глазами, то, возможно, поверила бы в ложь Оуэна. И всем в итоге стало бы лучше.

— На этот раз все иначе.

— Почему?

— У вас есть я.

Он криво улыбнулся, словно говоря: «Пусть это и немногого стоит».

Эллис не знала, что и сказать. Она не в состоянии была понять, как может человек, который до недавних пор был ей совершенно чужим, за исключением какой-то давней и сомнительной связи между его дедушкой и ее бабушкой, рисковать ради нее. В тюрьме она привыкла, что за все надо платить, — практически любая услуга там имела свою цену. А Рэнди, который в свое время дал клятву быть с ней в горе и в радости, близкий человек, от нее отвернулся. Если даже ее муж, отец Дэвида, не смог продержаться до конца, то что говорить о Колине?

И все же… Почему-то она верила, что он ее не оставит. И дело было не столько в дружбе, сколько в чувстве общности. Возможно, помогая ей, он каким-то образом помогал себе. Во всяком случае, его слова лились как бальзам на душу, успокаивая ее страхи и смягчая боль глубоко внутри. Она уже давно близко никого к себе не подпускала, за исключением Кальпернии. А этот мужчина предлагал то, чего ей хотелось больше всего: возможность спасти младшего сына, ведь своего первенца она уже лишилась.

— Я не знаю, как вас и благодарить, — только и смогла сказать она.

— Это и не нужно. — Он стоял прямо под светильником, и яркий свет, падающий сверху, придавал его лицу контрастности. Глаза блестели в затемненных глазных впадинах, а подбородок и скулы были очерчены полутенью так остро, что казались высеченными.

Их взгляды встретились, и в какой-то момент она готова была поклясться, что он хочет ее поцеловать. Она ощущала это также явственно, как пульсирование крови в венах. Она внезапно почувствовала непреодолимое желание провести руками по его густым волосам, почувствовать солоноватый привкус его кожи у себя на губах. Напряжение росло с каждой секундой. В животе взорвался огненный шар, и пламя пошло вниз. Жар был настолько силен, что казался невыносимым. У нее уже девять лет не было мужчины — или женщины для тех же целей, учитывая распространенное мнение о женских тюрьмах. Но как бы она ни изголодалась, сама мысль об этом приводила ее в ужас. И стоило взглянуть в лицо Колина, как сразу становилось понятно, что он боится этого не меньше. Эллис первой решилась нарушить тишину.

— Что ж, надеюсь, вы хотя бы позволите не брать с вас денег за заказы, — рассмеялась она. — По крайней мере, до тех пор, пока заведение не закроется, а это, боюсь, может произойти в ближайшее время. До меня дошли слухи о бойкоте. Похоже, в моем случае вместо имени Эллис мне присвоили алую букву «А»[25].

Но Колин не выглядел особенно обеспокоенным по этому поводу.

— Не думаю, что вы позволите местным охотникам на ведьм сломить себя, особенно после того, через что вам уже пришлось пройти.

— Меня волнуют не столько они, сколько Оуэн.

Теперь, когда она сказала о своих страхах, они показались ей еще более реальными. Перед ней во всех своих устрашающих масштабах развернулись выпавшие на ее долю испытания.

— Он может закрыть это заведение в мгновение ока. И у меня такое чувство, что он до сих пор не сделал этого лишь потому, что задумал нечто более грандиозное. Ему недостаточно просто вытеснить меня из бизнеса — он хочет вышвырнуть меня из города.


Последние гости ушли, и Эллис принялась за уборку, когда входная дверь вдруг распахнулась и знакомый голос позвал:

— Черт побери, детка, только не говори, что вечеринка закончилась и я зря столько готовилась!

Эллис подняла глаза и увидела Кальпернию Кинг с чемоданом в руках, в обтягивающих белых джинсах и белом кроличьем полушубке, надетом поверх ярко-розового топа с надписью «Diva», вышитого блестящими паетками на необъятной груди. Кальперния загородила весь дверной проем, заслоняя свет, подобно солнечному затмению. Как-то они обсуждали, что каждая сделает первым делом, как только выйдет на свободу. Кальперния планировала прямиком отправиться в ближайший салон красоты и, похоже, осуществила свой замысел — судя по восьмисантиметровым ногтям, сияющим всеми цветами радуги, и нарощенным прядям волос, закрученным на макушке в замысловатую прическу, напоминающую туземную. Она распростерла руки, ловя в свои объятия несущуюся на нее, подобно реактивному снаряду, Эллис.

После долгих и крепких объятий Эллис отстранилась от нее с довольной улыбкой.

— Боже, как же я рада тебя видеть! Почему ты не предупредила, что приезжаешь? — Она посылала Кальпернии приглашение, но ответа так и не получила.

— Хотела сделать тебе сюрприз. Я бы приехала раньше, но эта чертова машина по дороге сломалась. А паромы у вас ходят далеко не каждый час.

Кальперния широко улыбнулась, открыв щелочку между передними зубами, и из женщины, которой палец в рот не клади, тут же превратилась в черную сестру.

— Ты бы хоть позвонила и предупредила, что едешь, — попеняла ей Эллис.

— И испортила весь сюрприз? Детка, тебе ли меня не знать!

Эллис и в самом деле ее знала. В Пайн Ривер Кальперния Кинг так или иначе заправляла всем, устанавливая собственные, наиболее подходящие, на ее взгляд, правила. Во время внутренних разборок вокруг нее, как под сенью раскидистого дерева, всегда собиралась небольшая группа заключенных. Они жались к ней, чтобы уберечься от нападок недружелюбно настроенных противников. Кальперния была лидером по природе и всем своим видом демонстрировала превосходство над окружающими, как бы говоря: «Лучше не нарывайся, если сам себе не враг». По большому счету, никто и не «нарывался», даже надзиратели — на памяти Эллис ни одно столкновение между Кальпернией и другими заключенными не закончилось телесными повреждениями.

— Ты наконец-то здесь, поэтому для меня праздник только начался! — сказала Эллис, доставая парочку чистых стаканов и вынимая из холодильника банку «Маунтин Дью». Конечно, это было не шампанское, но по пене и шипучести вполне могло сойти за него. Она подняла стакан и произнесла тост: — Так выпьем же за наше освобождение! Чтобы мы жили долго и счастливо.

— Насчет этого не знаю, — сказала Кальперния, залпом осушая свой стакан. — Но одно могу сказать точно: я хочу поскорее забиться в спокойное, тихое место. Я не спала толком с тех самых пор, как уехала от Шаники. Да и у нее особо не выспишься — ребенок орет да соседи галдят.

— Кстати, я уже подыскала тебе жилье, — сообщила Эллис. Она бы с удовольствием поселила Кальпернию у себя, но условия досрочного освобождения запрещали им жить вместе. — Ничего особенного, просто однокомнатная пристройка над гаражом, зато бесплатно.

Кальперния тут же встала на дыбы:

— Я в подачках не нуждаюсь. Сама в состоянии заплатить.

— А ты и заплатишь, только не из своего кармана, — пояснила Эллис. Дом выставлялся на продажу, и его владелица, мамина подруга, согласилась, чтобы Кальперния пожила там, присматривая за домом, пока на него не найдутся покупатели. От нее требовалось только поливать цветы и следить за порядком.

Возмущения у Кальпернии несколько поубавилось.

— Ладно. И то только потому, что могу все отработать.

Эллис рассмеялась и со злорадством сказала:

— Одно я знаю точно: остров и не догадывается, что на него обрушилось.

— Да уж, а то это болото что-то застоялось, — сказала Кальперния, растягивая слова на южный манер. — Вот посмотришь: завидев меня, все разбегутся кто куда.

Она закинула голову и расхохоталась густым, хриплым смехом, который исходил из нее волнами, как жар от раскаленного солнцем асфальта.

— Большинство с радостью оставят тебя в покое, стоит им только убедиться, что ты занята своим делом и не лезешь туда, куда не просят, — сообщила ей Эллис. — Но есть и такие, которых хлебом не корми, дай вставить другим палки в колеса. — И ей в очередной раз вспомнился Оуэн Уайт. — В таких случаях я обычно говорю им, чтобы шли куда подальше, но сейчас я себе этого позволить не могу. Боюсь распугать посетителей.

Она вспомнила то, о чем проболталась Люси, и в предчувствии грядущих неприятностей у нее даже заныло в животе.

— Детка, интерьерчик у тебя просто зашибись, готовишь ты отпадно — да народ в очереди будет стоять, чтобы попасть сюда! — Эллис с удовольствием обняла бы ее за эти слова, если бы Кальперния не прохаживалась по залу, осматривая все вокруг. Она остановилась, чтобы пощупать расшитое кухонное полотенце, глядя на него так, словно перед ней был артефакт утерянной цивилизации. — Просто мне понадобится время, чтобы привыкнуть ко всей этой вашей белой дряни, только и всего. У меня такое чувство, словно я попала на одно из этих старых шоу, которые показывают по «Никелодеону» в вечернем эфире. Типа «Новоиспеченный принц из Бель-Эр» или о том старике, который со своей семьей переезжает на окраину.

— «Джефферсоны», — подсказала Эллис. Она улыбнулась, представив Кальпернию в роли Джорджа Джефферсона.

Кальперния развернулась к ней лицом, уперев руки в бока.

— Видишь, это то, о чем я говорила. Ты, в отличие от меня, знаешь всю эту хрень.

При этом она улыбалась, поэтому Эллис не стала воспринимать ее слова всерьез.

— Садись, — предложила она, выдвигая стул. — Я принесу тебе что-нибудь перекусить.

— Хорошо бы. Я весь день ничего не ела. — Особо не церемонясь, Кальперния плюхнулась на стул. — Я зверски проголодалась, так что мне сейчас и стряпня Лорены покажется вкусной, — сказала она, имея в виду главную повариху в Пайн Ривер. Лорена когда-то была школьным диетологом. Теперь она весила около ста двадцати килограммов, была напрочь лишена чувства юмора и выражением лица напоминала борца сумо. Она умудрялась готовить так, что все ее блюда имели привкус мокрого картона.