Они обменялись понимающими взглядами. Потом они оказались в кухне. Она зажигала плиту, и миг единства был упущен.

— Вы завтракали? — спросила она, наполняя кофейник водой из-под крана. — Я могла бы соорудить вам что-нибудь перекусить.

— Спасибо большое, но я и без того уже доставил вам изрядно хлопот, — ответил он.

Судя по виду, ему было очень неловко — как человеку, который не привык, чтобы над ним тряслись. Но она заметила, как он смотрел на свежеиспеченный хлеб на столе, поэтому проявила настойчивость:

— Мне это совсем несложно. У меня могут закончиться запасы провизии, но вот чего всегда в избытке, так это яиц.

Она пояснила, что решила заняться разведением птицы, чтобы продавать яйца и зарабатывать на этом, но после того как продукты стали распределять, большую часть того, что несли куры, съедали они с Люси.

Она подошла к холодильнику и достала оттуда ведерко яиц. На некоторых из них до сих пор были прилипшие перышки. Остановившись у кухонного стола с потрескавшейся плиткой, которую Джо так и не собрался поменять, она выбрала с полдюжины самых крупных, осторожно завернула каждое в газету и сложила в бумажный пакет. Этот пакет она протянула Уильяму.

— Вот, отвезете домой. Бесплатно, — сказала она в ответ на его предложение заплатить. Он начал было возражать, но она настояла на своем. — Вы этим ничего не добьетесь. Я всегда все делаю по-своему.

— Всегда? — Он удивленно приподнял бровь.

— Ну, почти всегда, — улыбнулась Элеанор в ответ, чуть не забыв, зачем его сюда пригласила. Ей нравилось его присутствие в кухне — еще один взрослый, с кем можно соблюсти утренний ритуал. От этого она чувствовала себя не так одиноко. — Это совсем несложно, когда единственный, кто может вам возразить, почти в два раза вас меньше.

Хотя Люси порой не уступала ей в упрямстве.

Они беседовали, пока она резала хлеб и выкладывала на сковороду кусочки бекона. Уильям тем временем рассказывал о сыне. О том, как пятилетний Дэнни учился кататься на велосипеде. Он падал чаще, чем держался верхом, но все равно не сдавался, пока у него наконец не получилось. Нежность, которой светилось лицо Уильяма во время рассказа, придавала его чертам привлекательность, которая не имела никакого отношения к внешней красоте. Это вдруг заставило Элеанор задуматься о том, как выглядит она сама — снующая по кухне в халате и тапочках, расставляющая тарелки, выкладывающая салфетки, наливающая кофе ему в чашку.

Она как раз собиралась идти будить Люси, которая даже и не думала сама просыпаться, как вдруг задняя дверь дома распахнулась. Элеанор застыла, увидев на пороге Йоши. Паренек выглядел не менее испуганным. При виде незнакомого мужчины за столом он замер в дверях. В руке у него было пустое ведро, которое он принес, чтобы собрать объедки со стола и смешать их с собачьим кормом. Ведро выскользнуло и с грохотом покатилось по полу. Элеанор наконец стряхнула с себя оцепенение и, издав сдавленный крик, закрыла рот ладонью.

Уильям вскочил на ноги и бросился к ней, словно чтобы заслонить. Во избежание недоразумений она поспешила все объяснить.

— Это не то, что вы подумали. Он… он друг. Все в порядке, Йоши, — успокоила она мальчика. — Ты в безопасности.

Она резко развернулась к Уильяму и бросила на него горящий взгляд, словно вызов. Напряжение, повисшее в воздухе, зрело как нарыв, который вот-вот должен лопнуть. Уильям не сводил глаз с Йоши, начиная понимать, что к чему. Элеанор мысленно заклинала его не спешить. Наконец Уильям нарушил тишину.

— Как тебя зовут? — спросил он у мальчика почти доброжелательно.

Йоши не отвечал, понурив голову. В свои восемнадцать он был еще совсем мальчишкой с хрупким телосложением и неровно подстриженной челкой, которая рваной бахромой падала на лоб.

— Он не очень хорошо знает английский. Но я клянусь, он совершенно безобиден, — поспешно, а потому запинаясь, сказала Элеанор. Перед началом войны Йоши работал с Джо на рыбацкой лодке. Йоши — сирота, но для них он стал почти родным, к тому же усердием и трудолюбием он не уступал людям вдвое старше. После того как Джо ушел на войну, она позволила Йоши и дальше спать на лодке. Когда в прошлом месяце до нее дошли слухи о том, что всех американцев японского происхождения будут сгонять в концлагеря, она решила спрятать его у себя в сарае. А когда за ним пришел шериф ЛаПорте, она сочинила историю о побеге Йоши. Она прекрасно понимала, на какой риск идет — если Йоши поймают, ей грозит тюрьма, — и все же не могла смириться с мыслью, что его заберут, хотя он ничего противозаконного не совершил.

Она бросила на Уильяма взгляд, полный мольбы.

— Вы ведь никому не скажете, правда?

Она открыла секрет только Люси. Могла ли она ожидать от только что встреченного мужчины, что он его сохранит? От мужчины, которого признали негодным носить форму, который, вполне возможно, захочет урвать кусочек славы, чтобы прослыть героем хотя бы в глазах жены.

У нее все оборвалось внутри, когда Уильям медленно, с отвращением покачал головой. «Мы пропали, — подумала она. — Сейчас он скажет, что я позорю мужа и свою страну». Она чувствовала, как в ожидании этих слов в ней закипает злость. Какое он имеет право судить ее или Йоши? Он не видел, как за ничтожную плату мальчик усердно трудился там, где гнули спины люди в два раза больше него. И даже сейчас он был благодарен за каждую кроху, не жаловался и сносил все, что другие на его месте сочли бы унижением. И что же, черт возьми, патриотичного в том, чтобы сажать ни в чем не повинных людей, американских граждан?! Стыдно должно быть тому, кто с этим мирится. И если ее накажут, то она, по крайней мере, отправится в тюрьму с чистой совестью.

Уильям заговорил, но его слова не сразу проникли в ее сознание сквозь бурю нарастающего внутри негодования.

— За кого вы меня принимаете? — спросил он.

— Откуда же мне знать! — отрезала она, выпячивая подбородок.

— Вы ведь знаете, что я люблю собак.

Он поднял ведро, которое уронил Йоши, и подал его мальчику. Когда Уильям выпрямился, она увидела, что гость улыбается.

Однако Элеанор до сих пор смотрела на него с подозрением. Она была не из тех женщин, которые легко поддаются чарам обаятельного ирландца с улыбкой наготове.

— Гитлер тоже, насколько я слышала.

— Вы действительно думаете, что я бы его выдал? — Он бросил взгляд на Йоши.

— Вы могли бы счесть это своим патриотическим долгом.

— Патриотическим? — Он презрительно фыркнул и, повернувшись, обратился к Йоши: — Расслабься. Я буду нем как рыба. — Мальчик смотрел на него растерянно, и Уильям продолжил, на этот раз более жестко: — Но вам нужно быть осторожнее. Если вас изобличит кто-то другой, все может обернуться иначе.

Йоши медленно кивнул и сильно побледнел. Элеанор прекрасно понимала, каково ему сейчас: мальчик, еще не успев до конца проснуться, шел спотыкаясь по двору, уставившись себе под ноги, и не заметил припаркованного на дорожке «паккарда».

«А ведь он прав, — подумала она. — Мы непозволительно расслабились и чуть было за это не поплатились».

— Я… очень вам благодарен, сэр, — выдавил Йоши на ломаном английском.

— Можно без «сэр». Друзья называют меня Уильям. Или просто Уил. А теперь… — Он повернулся у Элеаноре и уже мягче сказал: — Не найдется ли здесь местечко и для Йоши? Думаю, мы должны поближе узнать друг друга, раз уж я собираюсь быть с вами заодно.

— Заодно в чем? — спросила она настороженно.

— Вы же не думаете, что я просто уйду и сделаю вид, что ничего не случилось? — недоуменно ответил он.

Она вся сжалась.

— И что же вы предлагаете?

— Ну, вы ведь не хотите, чтобы люди задавали лишние вопросы, поэтому с этого момента я буду сам доставлять вам продукты, — начал перечислять Уильям, словно за тот короткий миг, на который у нее перехватило дыхание, успел все для себя решить. — Иначе стоит только кому-нибудь заинтересоваться, почему вы покупаете продуктов столько, чтобы хватило прокормить троих, как сюда тут же нагрянет местная оборона.

— А разве вы не вызовете у них подозрение? — спросила она.

Он пожал плечами.

— Может, и вызову, но мне-то скрывать нечего.

Она откинула голову назад и сверху вниз посмотрела на высокого мужчину с суровым лицом и копной непослушных черных волос, которые не мешало бы причесать. Она испытывала странную смесь благодарности и еще теплившегося недоверия. Зачем ему это? Они едва знакомы, а Йоши он и вовсе не знал.

— Пусть так, но если вас все же поймают, то проблем не избежать, — предостерегла она. — Зачем подставлять свою шею?

— Хотя бы для того, чтобы быть уверенным, что в этом помете будет щенок, предназначенный мне, — сказал он, расплываясь в улыбке. — А может, я просто сумасшедший. Кто знает… Но в любом случае вы не в том положении, чтобы отказываться.

— Этих доводов хватит с головой, чтобы победить в любом споре, — сказала она, шутливо поднимая руки вверх, словно признавая свое поражение.

После чего Уильям как ни в чем не бывало уселся за стол, постелил на колени салфетку и, глядя, как она разбивает на сковороду яйца, сказал:

— Обжарьте их, пожалуйста, с обеих сторон.


Когда Элеанор, дочь пастора, вышла замуж за Джо Стайлза, ей было девятнадцать и она была беременна от другого мужчины. Джо был на десять лет старше ее и не считался завидным женихом. Простой работяга, рыбак по профессии, с мозолистыми руками и лицом морщинистым и обветренным, как кусок старого брезента. Но у него было одно существенное преимущество: он с удовольствием принял ее, когда все остальные от нее отвернулись. К чести его будет сказано, Джо вел себя так, будто это Элеанор сделала ему большое одолжение, а не наоборот. Он ни разу не попрекнул ее и не пристыдил, как это делали родители. А когда родилась Люси, то полюбил ее как родную. Не важно, что она не испытывает к нему страсти, решила про себя Элеанор. Эта самая страсть уже однажды довела ее до беды. Зато Джо дал ей намного больше: безоговорочную любовь.