Внешне спокойный, с неприятной гримасой, искривившей рот, он стал рыскать по пустой комнате, словно голодный волк, идущий по запаху удирающего кролика. И нашел – невинную записку, лежавшую на полочке. Трясущейся рукой, словно уже зная ее содержание, Джейсон взял листок бумаги. Это было маленькое печальное письмо, которое ни в какой степени не отражало того отчаяния, в котором писала его Кэтрин.

Дорогой Джейсон!

Я оставляю тебя. Я не должна была ждать так долго, и я сожалею, что ты должен был жениться на мне. Не ищи меня – ты не найдешь. Я ухожу к кому-нибудь, кто позаботится обо мне. Не знаю точно, как оформляется развод, но думаю, что через некоторое время ты сумеешь развестись с женой, которая оставила тебя.

Я забираю все вещи, которые ты дал мне. Когда-нибудь расплачусь с тобой – когда-нибудь, много времени спустя, возможно, когда мы оба снова будем состоять в новом браке и вспоминать этот эпизод, как время, когда мы оба немножко сошли с ума.

Кэтрин Тримэйн.

С мрачностью, возраставшей с каждой прочитанной строчкой, Джейсон вглядывался в еще детский почерк. Когда наконец он дошел до подписи, его пронзила яростная боль. Он уже думал о ней как о своей жене, и только вчера, почти в этот самый час, дал ей свое имя. Как смела она написать Тримэйн! Она его жена! Кэтрин Сэвидж!

Нелогичность этой мысли даже не пришла ему в голову. Он должен найти ее – свою жену! Его женщину! Как могла она оставить его после прошлой ночи! Он готов был поклясться, что по своей воле она откликалась на его страстные призывы, она тоже владела им и получала от этого такое же наслаждение, как и он. Как посмела она его бросить! Он с горечью засмеялся. Подумать только! Он ведь начал радоваться тому, что женился на Кэтрин, начал верить, что это и есть та самая любовь, которая овладевает даже самыми умными людьми.

Что ж, маленькая леди-цыганка излечила его от этой дурацкой мысли. Чтобы смягчить жестокое потрясение, такое неожиданное и незнакомое, он стал припоминать каждый случай, когда она раздражала и злила его, начиная с того, что она сунула ему ведьму в постель, и кончая той сценой у Монро, когда выяснилось, что она скрывала свое происхождение. Он громоздил на ее голову одно преступление за другим, пока не уверовал, что задушил этот зародыш любви. Никогда он не признавался, даже себе, что она значит для него больше, чем любая другая женщина, когда-либо побывавшая в его постели. И к тому же она его жена! Ну хорошо, он непременно найдет ее и, если не свернет красивую шейку в первую же минуту, как выследит, он научит ее, нравится это ей или нет, и она останется с ним, ни о каком разводе не может быть и речи. Ни сейчас, ни когда-либо!

Приняв решение, он хладнокровно взвесил все ее возможности. Драгоценности и безделушки можно превратить в золото, и на эти деньги некоторое время прожить. Но ей еще надо найти место, куда направиться, – в Париже она никого не знала, за исключением своей тетки и дяди.

В самом отвратительном настроении он направился в отель, где остановились граф и графиня Маунт. Ему не повезло: в их апартаментах он увидел Элизабет, сидящую рядом с матерью на атласной кушетке. Тут же перед незажженным камином стоял и сам граф, облаченный в вечерний костюм, его приветливая улыбка сразу развеяла надежду Джейсона на то, что его жена нашла убежище у родственников. Граф был бесхитростный человек, и если бы его жена обратилась к нему за помощью, он не был бы так приветлив с ним.

Тримэйны собирались перебираться в новые апартаменты, и Джейсон поспешно извинился, заметив:

– Я, должно быть, неверно понял записку моей жены. Мне показалось, она хотела навестить вас, но так как ее здесь нет, значит, я еще не научился разбирать ее каракули.

Граф улыбнулся, его глаза блеснули искренним весельем:

– Почерк Кэтрин долго был сущим отчаянием для ее семьи. Но если учесть, сколько ей уже было лег, когда она вообще стала чему-то учиться, это еще счастье, что она пишет хоть так! Как видите, ее с нами нет. Я не видел ее со вчерашнего вечера. – Эдвард повернулся к своей жене:

– Кэтрин не заходила к нам сегодня?

Сеси, все еще не смирившаяся с тем, что ее племянница отхватила такую завидную партию, процедила сварливо:

– Конечно нет. С какой стати ей приходить сюда? Вежливо откланявшись, он удалился, мысли его были уже настолько далеки от них, что он не заметил злобной усмешки Элизабет. А та, вспоминая лицо Кэтрин, каким оно было днем, полным отчаяния и горя, когда она обратилась к ней за помощью, улыбалась, как ехидна. Если бы Джейсон не был во власти холодной ярости, он не пропустил бы этой улыбки, а так она не задела его внимания.

Вернувшись в «Крильон», он послал за Жанной – и получил очередной неприятный удар. Извиняющийся консьерж сказал, что сегодня после полудня Жанна уволилась со службы без объяснений и, насколько ему известно, поступила на службу к мадам. Разве что-нибудь случилось? Или мадам не довольна услугами Жанны? Пробормотав какое-то подобие ответа, Джейсон выпроводил его из комнаты.

Черт бы ее подрал! Итак, теперь с ней еще и служанка? Это одновременно и облегчает, и осложняет поиск. Двух женщин найти легче, чем одну, но теперь Кэтрин получала преимущество, которого у нее до этого не было: Жанна говорила по-французски. Останется ли она во Франции, задал он себе вопрос. Нет, конечно нет. И он свалял дурака, не подумал, что, как все сбежавшие жены, она должна направиться домой, к своей матери.

Сегодня было уже слишком поздно отправляться в Англию, но он распорядился, чтобы экипаж подготовили к рассвету, и провел остаток ночи, валяясь на кровати и перебирая пути бегства своей жены. Затем он неожиданно представил, какие опасности могут подстерегать молодую красивую женщину без мужчины-защитника. Только бы с ней ничего не случилось – пока он не сомкнет свои руки вокруг ее нежной шеи!

К рассвету первый порыв его неукротимого гнева спал, осталась глубокая, ледяная ненависть, куда опаснее в силу своей особой холодности. Была задета его гордость, а именно она, эта терзающая, высокомерная гордость, и толкала его еще раз пересечь Францию и Англию и устремиться к Лестерширу. Никто и никогда не задевал его так, как это сделала она, и он поклялся небесами, что она ответит за это! Он только раз остановился у «Лисицы», чтобы узнать направление к Хантерс Хиллу, и через несколько минут уже поворачивал усталых лошадей на обсаженную дубами дорогу, дорогу, ведущую к дому Кэтрин.

Хантерс Хилл, выстроенный из выдержанного красного кирпича в царствование Елизаветы I , являл собой великолепный образец прославленной тюдоровской архитектуры, и в другое время при виде его Джейсон несомненно замер бы от восхищения. Но не сейчас. Бросив вожжи оторопелому садовнику, он поспешил по ступеням и потребовал от седовласого дворецкого, вышедшего на его нетерпеливый стук, чтобы его немедленно впустили.

Дворецкий, без приветствия отодвинутый в сторону высоким широкоплечим незнакомцем с усталыми глазами, попытался было возразить, но только не Джейсону, обессиленному почти безостановочной гонкой через две страны. Ему было не до обычных церемоний доклада. Мягко, но с угрозой, он заявил:

– Любезнейший, если вы немедленно не проводите меня к своей хозяйке, я буду вынужден убрать вас с моего пути и пройти к ней, даже если она находится в ванне.

Сложив рот в неодобрительное «о» и впав в крайнее потрясение, дворецкий провел мрачного молодого человека в небольшой будуар, где леди Тримэйн вышивала рукав розового муслинового платья.

Джейсон, уверенный, что найдет здесь свою жену, на мгновение онемел, увидев только ее мать. Еще через несколько минут до него дошло, что леди Тримэйн вообще не имела никаких известий о дочери с той самой ночи, когда Кэтрин исчезла из цыганского табора. Последующие полчаса были, пожалуй, самыми трудными в жизни Джейсона. Ему не только пришлось объяснить этой женщине с белым лицом, сидящей перед ним в напряженном молчании, кто он такой, но и сознаться-, что именно он виновен в исчезновении Кэтрин. Но и этого мало, ему предстояло сообщить ей, что он расплатился за свою ошибку, женившись на этой девушке, но – и это было самое трудное для Джейсона – пришлось сказать, что каким-то образом он, к несчастью, потерял ее!

После этих слов в будуаре настала пугающая тишина, пока Рэйчел не произнесла слабым голосом:

– Не «Присядете ли вы, мистер… Сэвидж? В другое время вся эта ситуация и

прозаическое приглашение Рэйчел показались бы ему нелепыми, но сейчас чувство юмора ему изменило, и он не нашел ничего смешного в ее словах. Хорошо уже то, что эта мужественная маленькая женщина не забилась в истерике. С натянутой улыбкой он спросил:

– Это все, что вы хотите сказать? Рэйчел глубоко вздохнула:

– Нет, мистер Сэвидж, не все, но, кажется, вы освободили меня от самой гнетущей тяжести. Теперь я знаю, что моя дочь жива, это намного больше, чем я знала несколько минут назад, и я знаю, что до того, как она исчезла, она была в безопасности.

– И?

– И, если вы совершили ваше путешествие так стремительно, то вполне возможно, что вы опередили ее. Не похоже, что экипажи службы дилижансов передвигаются быстрее ваших лошадей.

Джейсон тупо смотрел на нее. Он так надеялся застать Кэтрин дома, что в своих расчетах просмотрел такую возможность. Мысль о том, как ужаснется Кэтрин, приехав сюда и найдя его у своих дверей, вызвала у него неприятную ухмылку.

Рэйчел была взволнована гораздо больше, чем это показала, и не только из-за дочери. Когда Джейсон так стремительно появился в ее будуаре, его сходство с отцом было так бесспорно, что ей на секунду показалось, будто время повернуло вспять и она снова должна пережить тот ужасный разговор с Гаем. Но это был не Гай, это был его сын, и она напряженно вглядывалась в него, вызывая из памяти облик человека, которого она не видела свыше двадцати лет. Был ли у Гая такой четкий нос? Было ли лицо таким смуглым? И таким жестким? Определенно, Джейсон не унаследовал от отца его серо-голубые глаза. Вспоминая их любящую теплоту, она вновь почувствовала давнюю и почти забытую боль.