Леди Денем была и впрямь настоящей гранд-дамой: ее годовой доход составлял не одну тысячу фунтов, и ее расположения добивались как ее родственники, которые совершенно обоснованно хотели поделить между собой ее собственные тридцать тысяч, так и законные наследники мистера Холлиса, которым теперь приходилось полагаться на ее чувство справедливости, поскольку сам он справедлив к ним не был, а также те члены семейства Денем, ради которых ее второй муж задумал этот брак как выгодную сделку.

Все эти три клана с давних пор осаждали ее, продолжают делать это и сейчас. Мистер Паркер без обиняков заявил, что леди Денем отдает родне мистера Холлиса меньшее предпочтение, а родственникам сэра Гарри Денема — большее. Первые, как он полагает, сами нанесли себе непоправимый вред, выказав весьма неумное и неоправданное негодование завещанием мистера Холлиса; последние же, во-первых, напоминали о том муже, которого леди Денем безусловно ценила, во-вторых, обладали тем преимуществом, что она знала их еще детьми, наконец, они всегда держались поблизости, чтобы с вполне понятным вниманием блюсти свои интересы.

Сэр Эдвард, теперешний баронет, племянник сэра Гарри, постоянно проживает в Денем-парке, и мистер Паркер почти не сомневается, что он и его сестра мисс Денем, живущая вместе с ним, будут упомянуты в завещании в первую очередь. Он искренне на это надеется. Ведь у мисс Денем совсем небольшое состояние, а ее брат для своего положения в обществе просто беден. «Он расположен к Сэндитону, — сказал мистер Паркер, — и его рука была бы так же щедра, как его сердце, если бы он располагал средствами. Как благородна была бы его помощь! Да и сейчас он делает, что может, — возводит на полоске пустоши, подаренной ему леди Денем, изысканный коттедж, на который, вне всякого сомнения, еще до конца сезона появится множество претендентов».

Год назад мистер Паркер был убежден, что сэр Эдвард унаследует большую часть из того, что должна оставить леди Денем; теперь же следует принять в расчет права еще одной персоны, молоденькой родственницы, которую леди Денем взяла в свою семью. Долгое время она отвергала любые попытки родственников ввести ту или другую молодую леди в Сэндитон-хаус в качестве компаньонки, но в прошлый Михайлов день привезла с собой из Лондона некую мисс Бриртон, которая, благодаря своим достоинствам, может оспаривать благосклонность леди Денем у сэра Эдварда и обеспечить себе и своему семейству часть внушительного состояния, на которое они, безусловно, имеют все права.

Мистер Паркер тепло отзывался о Кларе Бриртон, с появлением нового лица его повествование сделалось для Шарлотты гораздо занимательнее. Она не только с любопытством, но с волнением и удовольствием слушала, как он описывал Клару: привлекательную, дружелюбную, кроткую, скромную, неизменно руководствующуюся здравым смыслом и, несомненно благодаря врожденным достоинствам, завоевавшую расположение своей покровительницы. Красота, обаяние — и в то же время бедность, зависимость, — воображению мужчины это мало что говорит. Но почти всякая женщина немедленно проникается сочувствием и жалостью.

Мистер Паркер рассказывал о появлении Клары в Сэндитоне подробно, желая как можно лучше раскрыть сложный характер леди Денем: сочетание мелочности с добросердечием, здравым смыслом и даже великодушием. Леди Денем долгое время избегала посещать Лондон, главным образом из-за родни, которая беспрестанно досаждала ей своими письмами и приглашениями и которую она решила держать на расстоянии. И вот на прошлый Михайлов день ей все же пришлось отправиться туда и задержаться в городе на две недели, а то и больше. Леди Денем остановилась в гостинице, живя, по ее собственным словам, так скромно, как только возможно при тамошней дороговизне. К концу третьего дня, желая знать, каковы ее расходы, она спросила счет, и траты показались ей огромными. Сочтя, что ее нагло обсчитывают, она решила, что не пробудет там и часа, и стала в гневе и смятении готовиться покинуть гостиницу, при этом не представляя, куда отправится, чтобы снова не очутиться в таком же положении. Тут, откуда ни возьмись, явились ее ловкие и пронырливые родственники, которые, очевидно, не спускали с нее глаз, и, прознав про ее обстоятельства, тут же убедили ее провести оставшееся время под их скромным кровом, в самой непритязательной части Лондона.

Леди Денем дала согласие и осталась довольна оказанным ей гостеприимством, всеобщим радушием и вниманием. Она обнаружила, что, вопреки ожиданию, ее добрые родственники Бриртоны вполне достойные люди. В довершение ко всему, самолично убедившись в их финансовых затруднениях и в мизерности их доходов, она пригласила одну из девиц Бриртон провести у нее зиму. Пригласила только одну, на полгода, с тем что потом, возможно, ее место займет другая, причем, совершая свой выбор, леди Денем показала себя с лучшей стороны, отдав предпочтение не одной из дочерей семейства, а племяннице Кларе, разумеется более беззащитной и обездоленной, чем кто-либо другой. Клара явно была обузой для и без того обремененной семьи и с точки зрения положения в обществе стояла так низко, что в будущем едва ли могла рассчитывать на что-либо более заманчивое, чем место няньки.

Клара приехала в Сэндитон вместе с леди Денем и благодаря своему здравомыслию и другим достоинствам завоевала ее стойкое расположение. Полгода давно прошло, но ни о каких переменах или заменах и речи нет. Клара сделалась всеобщей любимицей, влияние ее спокойного поведения и кроткого, ласкового нрава ощутили все. Поначалу некоторые испытывали к ней предубеждение, но теперь оно рассеялось. Оказалось, что Клара достойна доверия, что она именно такая компаньонка, которая может воздействовать на леди Денем и смягчать ее нрав, расширять кругозор старой дамы и способствовать ее щедрости. Она столь же благожелательна, сколь хороша собой, а с тех пор, как ей выпало счастье дышать воздухом Сэндитона, стала совершенной красавицей.

Глава 4

— Какой славный дом! Чей он? — спросила Шарлотта, когда они проезжали по защищенной от ветра долине, милях в двух от моря, мимо небольшого дома с добротной оградой, аккуратными посадками, с парком, садом и лугами, которые очень украшали жилище. — Мне кажется, здесь все так же хорошо устроено, как в Уиллингдене.

— Ах, это мой старый дом, — отозвался мистер Паркер, — место, где родились мои предки, где выросли я и все мои братья и сестры, а также трое старших моих детей. Мы с миссис Паркер жили здесь до тех пор, пока два года назад не достроили наш новый дом. Я рад, что мой добрый старый дом вам понравился, Хилльер отлично за ним следит. Я сдал его основному арендатору моих земель. Он таким образом улучшил свое жилье, а я — свои доходы.

Сейчас повернем за тот холм, и прибудем в Сэндитон — теперешний Сэндитон, прекрасное место. Наши предки, приходится признать, всегда строили в низинах. И вот, зажатые в тесном пространстве, люди жили без свежего воздуха, без красивых видов — и это меньше чем в двух милях от величественного морского простора! — абсолютно не пользуясь морем. Когда мы доберемся до Трафальгар-хауса, вы убедитесь, что я не прогадал. Кстати, я почти жалею, что не назвал свой новый дом Ватерлоо, это, как теперь ясно, подошло бы больше. Впрочем, Ватерлоо остается у нас в запасе, и, если в этом году мы отважимся на постройку небольшого дома полукругом (а я думаю, мы рискнем), мы назовем его Полумесяц Ватерлоо — прекрасное название для здания такой формы, подобные вещи всегда привлекают постояльцев. В удачный сезон желающих будет больше, чем мы сможем принять.

— Какой это был чудесный дом, — произнесла миссис Паркер, глядя в заднее окно; лицо ее выражало нежность и сожаление. — И такой красивый сад… замечательный сад.

— Да, любовь моя, но ведь мы, можно сказать, все это унесли с собой. Как и прежде, он дарит нам фрукты и овощи, и получается, что мы пользуемся всеми преимуществами отличного огорода, не утруждая себя необходимостью видеть, как его возделывают, или каждую осень наблюдать, как на нем гниет ботва. Разве можно вынести вид увядающей капусты в октябре?

— О да, дорогой. Разумеется, сейчас у нас не меньше овощей, чем раньше. Конечно, их больше нет под рукой, но в Сэндитон-хаус можно купить все, что нужно. Садовник охотно нас снабжает. Но зато сколько там было места для игры детям! И так тенисто летом!

— Дорогая, на холме у нас будет достаточно тени, а через несколько лет — более чем нужно. Молодые посадки растут на удивление быстро. Пока же у нас есть парусиновый тент, под которым очень удобно сидеть на воздухе, а для малышки Мэри ты можешь в любой момент купить зонтик от солнца у Уитби или шляпу у Джебба, что же касается мальчиков, то должен сказать, я сторонник того, чтобы мальчики бегали на солнце, а не в тени. Думаю, дорогая, мы оба хотим, чтобы они выросли закаленными.

— Да, да, конечно, я совершенно с тобой согласна. Я куплю Мэри зонтик, она будет гордо расхаживать с ним, воображая себя маленькой женщиной. Ах, у меня нет ни малейшего сомнения, что здесь нам жить гораздо лучше. А захочешь искупаться — до моря меньше четверти мили. Но знаешь, — все еще оглядываясь назад, — всегда приятно повидать старого друга, место, где был счастлив. Кстати, прошлой зимой Хилльеры, кажется, совсем не ощущали штормов. Помню, я как-то виделась с миссис Хилльер после одной ужасной ночи, когда нас буквально качало в собственной кровати, а она даже не почувствовала, что ветер был сильнее обычного.

— Да, да, это-то и замечательно. Мы ощущаем все великолепие шторма, не испытывая какой-либо реальной опасности: буря, не встречая преград, просто свирепствует близ нашего дома и уносится дальше, тогда как в этой низине о ветре можно догадаться, лишь глядя на вершины деревьев, и ужасный порыв ветра способен причинить больше бедствий в долине, застигнув тамошних обитателей врасплох, чем самый сильный ураган на открытом месте.