— Ты ведь обещал… обещал, — продолжала твердить Изабелла. — Сам всегда говорил, что обещания надо выполнять. — Она увидела, что он заколебался, и утроила усилия: — Я не могу без вас… Не выдержу… Особенно без тебя…

Эдуард сдался.

— Хорошо, — сказал он. — Ты поедешь со мной.

О, как приятно было видеть ее мгновенно изменившееся лицо! Какая радость появилась на нем, какими красками заиграли щеки, глаза!

Он сжал ее в объятиях и признался:

— Я тоже не могу без тебя, мое дитя…

* * *

Филиппа в тревоге ожидала в Генте возвращения короля. Она знала, что с его приездом вероятность столкновения с Францией превратится в неизбежность. Все чаще вспоминала она о Робере д'Артуа и его дерзкой выходке с цаплей. Если бы не он, не его ненависть к королю Филиппу, все могло быть по-другому…

Эдуард не должен был поддаваться этому злобному искусителю, хотя тот и посмел назвать его трусом, — никто в Англии так не считает, наоборот, все знают, он смел до безрассудства и успел уже не раз доказать это в боях с шотландцами.

Филиппе было известно, что некоторым королева кажется чересчур мягкосердечной. Ну и пускай так думают. Эти люди не в состоянии понять, что мудрость жизни — в слаженности действий и чувств и что лад куда лучше разлада. Так же как мир лучше, чем война, а любовь гораздо благородней, чем ненависть, и приносит больше покоя и счастья.

Если бы Эдуард отбросил мысль о французской короне — о, как счастлива была бы она, Филиппа, и многие, многие другие!.. И в конечном счете он сам.

Иногда ей казалось, что Эдуард не муж, а один из ее детей. Она с улыбкой воспринимала его страсть к нарядам, почти мальчишеское тщеславие, с каким он стремился быть победителем в многочисленных турнирах и играх. Совсем как ребенок. Но это был истинный мужчина, сильный и умный, знающий, чего хочет, умелый военачальник, мудрый правитель — словом, великий король.

Она не могла сказать, за что любит его больше — за силу или за слабости.

Но знала, в чем ее роль в этой жизни: способствовать тому, чтобы его путь был прямее и легче, находиться рядом с ним всегда, когда он нуждается в ее поддержке, и стараться не показать ему, что в чем-то она бывает мудрее и осмотрительней, чем он.

Оставаясь в Генте с детьми, она подвергалась большой опасности, ибо французы, прослышав об отъезде короля Эдуарда в Англию, могли в любой момент решиться на то, чтобы захватить в плен его супругу с детьми.

Сама Филиппа не думала всерьез об этой угрозе, однако Якоб ван Артевельд беспокоился за королеву и предпринимал кое-какие меры предосторожности, привлекая своих сторонников на защиту королевской семьи и укрепляя оборону аббатства, где те находились.

Филиппа сдружилась с семьей Якоба, с его женой Кэтрин, которая стала крестной матерью ее сына Джона, и сама выступила в той же роли, когда Кэтрин разрешилась от бремени мальчиком, которому родители дали имя в честь английской королевы — Филипп.

В городе и поблизости от него все чаще стали происходить стычки между живущими там французами и англичанами, и Филиппа была очень встревожена, узнав, что один из ближайших друзей ее супруга Уильям де Монтекут, граф Солсбери, похищен и увезен в Париж.

Это известие ей сообщил Якоб ван Артевельд, чрезвычайно удрученный происшедшим.

— Я страшусь за судьбу графа, — сказал он. — Ведь они с королем Эдуардом очень близки. А французский король сейчас не в том расположении духа, чтобы по-доброму отнестись к англичанину.

— О, если бы Эдуард был здесь! Он что-нибудь немедленно сделал бы! — воскликнула Филиппа.

Якоб покачал головой.

— При нынешнем положении мало что можно сделать. Остается только надеяться на лучшее…

Еще большую тревогу вызвало сообщение о том, что корабли французского флота вышли в море, намереваясь перехватить короля Англии на его обратном пути в Гент, и этих кораблей было куда больше, чем у англичан.

* * *

Сведения о сосредоточении французского флота дошли и до короля Эдуарда, и он был всерьез обеспокоен: не за себя и свою судьбу, ибо решил вступить в сражение и прорваться на континент, сколько за Изабеллу, которой дал слово короля взять ее с собой в Гент.

Теперь он жалел, что поддался ей и, проявив отцовскую слабость, согласился, чтобы она ехала с ним. Он не мог не признаться самому себе, что избаловал дочь любовью и вниманием, тем, что вольно или невольно выделял ее среди других детей. Филиппа понимала это и старалась противостоять мужу, но мало что могла сделать. Эдуарду все нравилось в Изабелле — даже нередкие вспышки ярости, когда ее прекрасные ясные глаза заволакивались дымкой, а красивое лицо искажалось. Она была не слишком привлекательна в подобные минуты, но он любил ее и такой.

Нет, он не станет огорчать ее снова отказом взять с собой, после того как сам же дал обещание увезти к матери, сестре и братьям. Не нарушит ни своей главной клятвы — воевать за французскую корону, ни этой, малой, — увезти дочь из Лондона во Фландрию, чтобы та наконец соединилась со всей семьей.

Он отдал распоряжение, чтобы эскорт принцессы был усилен тремя сотнями воинов с мечами и копьями и пятью сотнями лучников, и предупредил, что они отвечают за нее своими жизнями.

Все погрузились на корабли и отплыли в сторону Фландрии.

Когда после недолгого, но не слишком спокойного плавания они приблизились к ее берегам, то увидели множество французских кораблей, растянувшихся грозным полукругом и готовых дать им бой и уничтожить.

Король Эдуард, стоявший на палубе и одним из первых заметивший противника, воскликнул:

— О, я долго ждал этого часа! Мы примем сражение и одержим победу! Да помогут нам Бог и святой Георгий!

Он видел, что у французов гораздо больше кораблей, но хотел вступить с ними в битву несмотря ни на что: слишком долго он ждал этого часа! Единственное, что его беспокоило, — то, что рядом дочь.

Вероятно, его поступок можно было назвать опрометчивым, не подобающим рассудительному военачальнику; возможно, в нем говорили сейчас чувства, а не трезвый расчет, но он принял решение и не собирался отступать от него.

Среди французов царило радостное возбуждение: их силы намного превосходили силы англичан, у которых всего-навсего две сотни жалких небольших суденышек с гребцами на веслах.

Однако король Эдуард был уже не тем самонадеянным мальчиком, который бездумно отправился когда-то покорять шотландцев и потерпел неудачу. С тех пор он многому научился: читал о сражениях великого деда, изучал его тактику, сам участвовал в немалом числе битв с шотландцами, где показал себя искусным полководцем. Правда, на море ему сражаться еще не приходилось, но он ощущал сейчас необыкновенную волю к победе, перед его глазами стоял образ воинственного непобедимого деда, которого он никогда не видел, но отчетливо себе представлял…

Битва началась. Битва при Хельветслейсе. Изабелла находилась в каюте среди придворных дам, которые с ужасом прислушивались к звукам боя и уже не надеялись остаться в живых. Девочке тоже было страшно, она молилась — пускай Господь даст ей возможность хотя бы увидеть семью. Принцесса уже сожалела, что так настаивала на поездке во Фландрию, но в то же время и думать не хотела, что ее отец может потерпеть поражение. Он не такой! Этого никогда не было, насколько она знает, и никогда не будет! Ей было приятно и радостно верить в него, это помогало переносить то, что происходило сейчас вокруг — на воде, на палубах кораблей.

В течение всего долгого жаркого дня продолжалось сражение. Звенели мечи и щиты, летали стрелы. Люди падали в море, корабли тонули…

Лишь к вечеру битва начала утихать. Изабелла и ее приближенные ничего не знали о ходе сражения и лишь с тревогой ожидали его окончания. Вдруг с огромной радостью и не меньшим изумлением они узнали — и убедились собственными глазами! — что англичане одержали победу: многие французские суда потоплены, остальные обратились в бегство. Это было какое-то чудо! Ведь, казалось, все преимущества на стороне противника. И все же они победили…

Король Эдуард велел отслужить благодарственную мессу на всех уцелевших кораблях и затем приказал осторожно двигаться вдоль берега, внимательно наблюдая, не собирает ли противник остатки флота, чтобы вновь попытаться нанести удар. Из правил военной науки, оставленных ему в наследство великим дедом, он знал, что победитель зачастую теряет плоды победы, если слишком рано покидает поле боя и не проявляет достаточной осмотрительности.

Когда он спросил потом у дочери, очень ли страшно ей было в этот день, та призналась, что да, временами охватывал ужас: корабль так раскачивался, что, казалось, вот-вот потонет, и тогда она не увидит больше никогда мать и никого, никого…

— Но, — добавила девочка, — я тут же вспоминала, что ты где-то рядом, и верила, что этого не допустишь…

Если бы эти слова услышала Филиппа, она тут же сказала бы дочери, что всемогущим является лишь Бог, только Он может распоряжаться человеческими судьбами. Однако Эдуард был иным, он не мог подавить в себе чувство гордости от услышанного и совсем не хотел делить с Богом свои заслуги…

— Но все-таки, — с улыбкой сказал он, — ты наверняка не один раз пожалела, что не осталась в Тауэре, где было так спокойно и тихо.

— Вовсе нет! — возмутилась дочь. — Я хочу всегда быть с тобой, где бы ты ни был!

— Ну, ну, я не могу подвергать риску жизнь такой прелестной дочери, — возразил он, очень довольный ее ответом.

Она тоже удовлетворенно улыбнулась, лишний раз услыхав подтверждение того, как он ее любит, и чувствуя уверенность, что может при желании добиться от него всего, чего захочет. Даже если он и откажет ей сначала.

* * *

Совершив паломничество в монастырь Арденберг, где он вознес благодарственную молитву Пресвятой Деве за победу, Эдуард и сопровождающие его направились в Гент.