— …Дорогой сын, — говорил ему отец, — тебе еще нужно многому научиться. Когда я был в твоем возрасте, я думал и рассуждал так же, как и ты. Слишком рано став королем, я решил ринуться в поход на Шотландию. Там я получил первый горький урок и узнал, что война проглатывает деньги, очень много денег. Нужно платить солдатам, платить за оружие и снаряжение, платить за дружбу.

— За дружбу?! — удивился принц. — Никогда не думал, что ее можно крепить деньгами или подарками.

— Вижу, добрый доктор Берли из Оксфорда не напрасно занимается твоим образованием, — с улыбкой сказал король и серьезно добавил: — Покупать приходится не друзей, а союзников. Я назвал их друзьями, но они с таким же успехом могут превратиться во врагов, если кто-то им предложит лучшие условия. На тебя, мой сын, я тоже вынужден возлагать надежды, и вскоре мы вместе встретимся с герцогом Брабантским.

— Он один из друзей-врагов, кого нужно купить?

— Его помощь мне необходима, — уклонился король от прямого ответа.

— Отец, тебе очень нужна корона Франции? — вдруг спросил принц.

Подавив охвативший его гнев, король коротко ответил:

— Она моя по праву.

— Значит, мы отвоюем ее! — воскликнул принц. — Я мечтаю встать рядом с тобой в битве!

— Такой день наступит, мой сын. Надеюсь, он наступит…


Принц Эдуард был не в восторге от перспективы предстать перед герцогом, который будет рассматривать его, будущего мужа дочери. И не горел желанием увидеть нареченную. Это может подождать. Главное сейчас — начать войну и одержать первые победы, а уж тогда все эти герцоги и графы сами станут напрашиваться в друзья… Но самое, самое первое — деньги. Так говорил отец.

Деньги, звонкая монета, казна!.. Как ни назови, они решают все: еда, одежда, оружие, подкуп, развлечения — все зависит от них. Принц начинал понимать, что деньги не падают с неба, а достаются с трудом и от их нехватки страдают не только бедняки. Выходит, от них зависит и победа в войне? Но где же их брать? Ответа он не знал.

В эти дни ожидания и раздумий принц Эдуард познакомился с молодым человеком из окружения отца. Его звали Джон Чандос, он был красив, лет на десять старше принца. В его облике было нечто, говорящее о чести и благородстве, и принца, много размышлявшего в то время об этих свойствах, потянуло к нему.

Эдуарду захотелось узнать, что он думает о том, почему король никак не начинает настоящую войну. Может ли это означать, что ни одна из сторон не хочет этого и предпочитает такое неопределенное состояние?

Молодой человек ответил не сразу. Потом неуверенно произнес, что можно подумать и так, но, пожалуй, все упирается в нехватку денег. Джон Чандос сказал, что сам слышал слова Робера д'Артуа и ответную клятву короля. Видимо, добавил он, когда король произносил ее, то еще не думал о том, готова ли армия к такой войне.

Принцу понравилась откровенность Джона. Он сказал, что хотел бы встречаться с ним почаще, на что тот с радостью согласился.

Джон был не только приятным прямодушным собеседником, но и неплохим утешителем. Когда принц вновь выразил сожаление, граничащее с отчаянием, что его годы не дают возможности принять участие в сражениях наравне с отцом, Джон Чандос с улыбкой сказал:

— А представьте, что вы были бы лет на пять старше и вас женили бы уже по-настоящему на Маргарет Брабантской.

— Но я не хочу!

— Вот видите. Так что благодарите небо за свои юные годы.

Принц не мог не рассмеяться. Дружба их крепла с каждым днем.

Королева Филиппа была рада, что у сына появляются достойные друзья. Джон Чандос был не слишком знатного происхождения, но его семья вполне могла считаться благородной. Филиппа хорошо знала его сестру, которая была у нее фрейлиной и проявила себя с самой лучшей стороны, как теперь и ее брат на службе у короля. Конечно, этот молодой человек благотворно повлияет на мальчика.

Филиппу беспокоило, что король собирается вернуться в Англию, чтобы попытаться пополнить пустеющую казну… Ох уж эта война! Неужели нельзя на что-нибудь истратить деньги более приятно? Как печально, что ее супруг не в силах оставить мысль о завоевании французского престола! Если бы все было по-другому, они могли бы сейчас все вместе жить дома, в Англии… Там, где Изабелла. И Джоанна тоже не покинула бы их так рано. Хорошо еще, за ней там приглядывает сестрица Маргарет. Боже, все в разных местах, в разных странах! Разве это хорошо?.. Почему не могут они жить одной семьей в мире и покое у себя дома?..

И еще одна забота появилась у Филиппы — кажется, она снова беременна.

* * *

Маленькая Джоанна чувствовала себя невыносимо несчастной. Она-то сначала обрадовалась, думала, тетя Маргарет будет относиться к ней, как мать. Однако все оказалось совсем не так.

Началось это сразу после отъезда отца. Девочка горько рыдала, никак не могла успокоиться, и тетя Маргарет сказала ей резко, даже с каким-то отвращением:

— Перестань, пожалуйста, ты не такой уж ребенок! Что ты себе позволяешь?

Джоанна испуганно смолкла и с удивлением воззрилась на нее. Неужели эти слова произнесла ее любящая тетя?

— Я хочу быть с отцом, — сказала девочка. — И с мамой.

Жена Людовика Баварского, императора Священной Римской империи, нетерпеливо передернула плечами и приказала служанкам:

— Заберите этого ребенка и умойте ему лицо! Смотреть противно!

У Джоанны высохли слезы — так ее поразила мгновенная перемена в тете Маргарет. Какая ласковая она была в присутствии отца, как благодарила за бриллианты, которые тот ей преподнес! И разве не она сказала ему, когда он уезжал: «Можете вполне довериться мне, вашей дочери будет хорошо с любящей тетей»?

Отчего же эта тетя сейчас так зло на нее смотрит и бросает такие недобрые слова? Неужели не понимает, как ей тяжело, как тоскливо без любимых матери и отца? Ведь тетя Маргарет давно уже взрослая и должна сама понимать, как детям плохо без родителей.

Джоанне было грустно, что не все понимают такие простые вещи…

Когда она увидела тетю в следующий раз, та сияла улыбкой и говорила приветливым голосом. Это происходило во время торжественного приема, на котором присутствовал сам император и было много гостей.

— Милое дитя, — говорила ей Маргарет, и голос ее звучал ласково, как ручеек, — ты выглядишь такой хорошенькой и веселой… — Она обратилась к кому-то возле нее: — Эта прелестная девочка — дочь моей родной сестры, английской королевы. Она немножко погрустила, потому что рассталась с отцом и матерью, но здесь со мной ей будет хорошо и печаль окончательно пройдет. Ведь верно, Джоанна?

Неужели это она говорила ей недавно злые слова, а теперь лучится добротой? Неужели так может быть? Джоанна еще не встречалась с двуличием и была в растерянности.

Жизнь тем не менее продолжалась. И было в ней немало приятного для девочки ее возраста, например, конные прогулки, когда она рядом с тетей Маргарет ехала на низкой лошадке и люди на улицах улыбались ей и кивали головами.

Герцог Отто Австрийский был всегда добрым с ней, но виделись они редко. Он познакомил Джоанну с Фредериком, ее будущим супругом, от которого она в восторг не пришла — обыкновенный мальчишка, довольно противный.

Императрица Маргарет, находясь как-то в хорошем расположении духа, сказала ей, желая утешить:

— Ты еще не скоро подрастешь настолько, чтобы стать его женой.

— Надеюсь, этого никогда не случится! — воскликнула девочка.

— Очень глупо с твоей стороны так говорить, — холодно заметила Маргарет.

А Джоанна тщетно пыталась понять, почему же, если ей рано выходить замуж, она должна жить здесь, а не со своими родителями. Почему?!

Чувство уверенности ей придавал лорд Монтгомери, которого отец оставил в Австрии вместе с другими приближенными. Она как бы ощущала присутствие отца и что не брошена на произвол судьбы, когда он был рядом. Но с ним она не могла быть вполне откровенной, с дамами из свиты ей было проще, они были добры и внимательны.

Но по прошествии какого-то времени она стала замечать, что ее приближенные все больше и больше мрачнеют. Оказалось, что на их содержание отпускались такие скудные средства, что зачастую даже не хватало на еду. Если бы королева Филиппа знала, говорили они, как с ними обращается ее сестра, она бы не простила ей этого.

Маргарет почти перестала навещать племянницу или приглашать к себе, словно забывала о ее существовании. А девочка готова была терпеть резкость и раздражительность, лишь бы та не отринула ее окончательно.

Всегда сдержанный и уравновешенный лорд Джон Монтгомери сказал Джоанне, что не считает больше возможным делать вид, будто при императорском дворе с ними обращаются достойным образом, и предлагает сообщить королю, как обстоят дела на самом деле.

— Милая принцесса, — сказал он, — я бы хотел, чтобы вы собственноручно написали письмо вашей матери.

Джоанна расширенными от испуга глазами посмотрела на него.

— Ой, разве я смогу? — И, подумав, добавила: — А если оно попадет в руки тети Маргарет?

Она слышала о страшных наказаниях от разных людей, и ей представилось, как ее обвиняют в предательстве и коварстве и бросают в темницу, где полно крыс, которые съедают ее заживо… Ой!..

Лорд Монтгомери, видевший выражение ее лица, не мог не пожалеть испуганного исстрадавшегося ребенка, и он постарался успокоить Джоанну:

— Не бойтесь, принцесса, я сделаю так, что наши письма не попадут в руки к недоброжелателям. Но если и попадут, никто не посмеет причинить зло дочери короля Эдуарда.

С детской рассудительностью Джоанна возразила:

— Они могут давать еще меньше еды, а сердиться еще больше.

Это было чистой правдой, признал лорд Джон, но настоял, чтобы Джоанна взялась за письмо.