Крепче стиснув руки, она пыталась вспомнить хоть какую-нибудь молитву, но слова не шли на ум. Вместо этого она вспоминала, как шла по залу среди рыгавших, смотревших на нее с презрением молодчиков Кристиана, вспоминала женщин, сидевших за господским столом. Их образы возникали перед ней яркими, как узоры на витражном окне.

Эта женщина, Мег. Она прикасалась к лорду Монфору так, словно он принадлежал ей. Она была гораздо старше его, но кожа у нее была гладкой, а фигура гибкой. Белокурая, прекрасная, с уверенными чувственными движениями, Мег обладала всем тем, о чем мечтала Нора. Мег, Холли и Энни - все они смеялись над ней, а лорд Монфор в их присутствии назвал ее некрасивой. Впрочем, любой мог увидеть это собственными глазами.

Что она делала? Жалость к себе была грехом, а она только тем и занималась, что жалела себя. Нора не знала, сколько времени прошло с тех пор, как она покинула зал. После своей брачной ночи она перестала замечать ход времени. Поднявшись на онемевшие ноги, она стала раздеваться при свете единственной свечи, оставленной ей Саймоном Спраем. Что он сейчас делает? Бессмысленно думать об этом. Пирует с этими людьми, этими мошенниками и грешниками. И Мег рядом с ним. Лучше бы он убил ее. Зачем ей жить, отвергнутой и ненавистной? С каждым днем он все больше отдалялся от нее, каждая ночь питала его ярость.

Стоя в центре комнаты, Нора огляделась, держа в руках свое платье, нижние юбки, корсаж. Ей разрешили пользоваться небольшим сундуком, в котором и были сложены ее вещи. Положив одежду на подоконник, она принялась рыться в сундуке, ища ночную рубашку. Наконец на самом дне сундука пальцы ее нащупали мягкий батист, и она извлекла рубашку наружу.

Облачившись в рубашку, она задула свечу и залезла в кровать. Лишь сейчас, усевшись на кровати поверх покрывала, она осознала, что дрожит. Она натянула покрывало на плечи, но не легла, по опыту зная, что все равно не уснет. Ей приходилось по несколько часов расхаживать по комнате или сидеть в кровати, прежде чем сон приходил к ней.

Итак, она сидела, вглядываясь в темноту, и задавалась вопросом, не обратиться ли ей за помощью к отцу. Безумная идея. К королеве? Но тогда лорда Монфора посадят в Тауэр, а Нора, несмотря на свой страх перед ним, на страдания, которые он ей причинял, не желала ему зла.

В конце концов не его вина, что он составил о ней неверное мнение. Ей бы следовало попросить, чтобы для тайника выбрали какое-нибудь другое место, сразу же после того как он в первый раз проник в сад. Лорд Монфор прав, не слишком-то она сообразительна.

Должно быть, она задремала, потому что, открыв глаза обнаружила, что уткнулась носом в покрывало.

Глаза жгло от усталости, ноги болели от долгого пребывания в неудобной позе. Выпрямив ноги, она залезла под покрывало, мечтая провалиться

В спасительную пустоту раньше, чем ее мозг снова начнет функционировать, и ее станут осаждать мысли о ее бедственном положении.

Устраиваясь под покрывалом, она услышала чей-то стон, а затем скрип трущихся о дерево постельных веревок, но эти звуки раздавались не в ее комнате. Он подняла голову. Глаза уже привыкли к темноте, и она различила, что дверь в ее комнату приоткрыта. Она ведь закрыла ее, вернувшись из зала. Или нет? И лорд Монфор сказал, что запрет ее. Неужели он забыл?

Через щель струился слабый свет. Снова послышался стон. Он доносился оттуда, откуда шел свет. Опять стон, на сей раз более тихий и продолжительный. Кто-то испытывал боль, похоже, что женщина.

Закутавшись в покрывало, Нора соскользнула с кровати и на цыпочках прошла через комнату. Покрывало шлейфом волочилось за ней. Выйдя из комнаты, она снова услышала скрип постельных веревок и повернулась к двери в соседнюю комнату, тоже приоткрытой.

Кривя губы, вслушивалась она в женские стоны. Должно быть, это одна из тех шлюх. Видно, перепила эля. Но вдруг у нее судорога в кишках. Судорога может быть опасной. Надо спросить, не помочь ли ей чем. Нора подкралась к двери и тихонько вошла внутрь.

Ее глазам предстала отвратительная непотребная картина.

Темная комната. Кровать, окруженная свечами. Смятые простыни. Женщина, лежащая на спине, широко раскинув ноги. Мужчина, лежащий на женщине и сосущий ей грудь. Мужчина с кожей цвета меда и волосами цвета ястребиного крыла. В полном замешательстве Нора нахмурила брови. Она не могла отвести глаз от мужчины, освещенного мягким светом свечей; увидела, как напряглись его мускулы, когда он, приподняв голову, стал тереться грудью о грудь женщины. Голова повернулась в сторону двери.

Нора попятилась назад, закрыв глаза, чтобы видеть лица лорда Монфора. Стукнулась плечом о дверную раму и повернулась, собираясь выскочить за дверь.

– Может, моя жена захочет присоединиться к нам.

Эти слова словно пригвоздили ее к месту, она застыла.

– Повернись, - скомандовал он.

Она покачала головой. Она держалась за дверную раму не доверяя собственным ногам. Кристиан схватил ее за локоть и втащил в комнату. Он стоял перед ней обнаженный со вставшим членом. Нора отшатнулась от него, и он выпустил ее руку. Плотнее закутавшись в покрывало, она уставилась в пол.

– Смотри на меня, - он ждал. - Смотри на меня, или я запру тебя здесь и возобновлю прерванные тобой игры.

Она посмотрит на него, решила Нора, все равно глаза ей словно застилала пелена. Он взял ее за подбородок и посмотрел в лицо. Взгляд его был холоден как лед в отличие от тела, от которого исходил жар.

– Назови мне имя твоего хозяина, и я вернусь на твое ложе.

Она моргнула. Губы ее двигались, но с них не слетало ни звука. Внезапно он притянул ее к себе и, сорвав покрывало, прижался к ней разгоряченным телом. Затем просунул ногу ей между ног. Сжимая ей ягодицы, он шептал ей в ухо:

– Скажи мне. - Тело его начало ритмично двигаться, будто под звуки воображаемого барабана. - Скажи мне, скажи мне. Уступи, Нора.

Вскрикнув, она вырвалась и бросилась прочь от этих похотливых бедер и требовательного тела. Она дрожала с ног до головы; все тепло ушло из нее, пока она добежала до своей комнаты; к горлу подступила тошнота.

Она споткнулась о покрывало и бросила его. Вбежав в комнату, захлопнула за собой дверь, которая тут же снова распахнулась, и лорд Монфор ворвался внутрь под хихиканье Мег. Нора забилась в самый дальний угол. Он остановился перед ней, раскинув руки и расставив ноги, демонстрируя свое обнаженное тело. Прикрыв рукой рот, Нора сглотнула наполнившую его горечь.

– Судя по твоему поведению, - сказал он, - ты отказываешься от моего предложения.

Нора боролась с приступом тошноты и не могла выговорить ни слова.

– Что ж, очень хорошо. Вскорости я и сам все узнаю, а сейчас буду избавлен от тяжкой обязанности, за что премного тебе благодарен. И так как ты отказываешься от моих услуг, я вернусь к Мег.

Он вышел, а Нора осела на пол. Оказывает можно умереть и все же продолжать дышать, осознала она. Именно это случилось с ней в той пыльной комнате, когда она смотрела на своего мужа, лежащего между бедер проститутки. А так как внутри она была мертвой, то и боли больше не будет чувствовать. Наконец-то она была свободна.


***

Ребенком он жил в постоянном ужасе. Черный Джек находил для себя развлечение в том, чтобы заставлять его красть или просить милостыню и избивал, если он отказывался, или его постигала неудача. День за днем его тюремщик выбрасывал его на улицы, где было полным-полно бандитов и проституток, и день за днем он рисковал жизнью ради единственной награды - боли.

Однажды, когда он вернулся со своего промысла с пустыми руками, Джек подвесил его к ветке дерева и порол ивовым прутом до тех пор, пока он не охрип от крика. На следующий день он выбрал своей жертвой какого-то старика. Он подошел к старику, заливаясь слезами, изображая потерявшегося ребенка. Заплакать было нетрудно: стоило лишь ослабить самоконтроль, и избитое тело тут же отреагировало болью. Старик поднял его на руки и стал нежно утешать. Кит показал ему дорогу к своему вымышленному дому в переулке, успев ощупать его кошелек. В переулке старик спустил его с рук, и Кит поспешил прочь.

Не прошел он и нескольких шагов, как услышал крик. Оглянувшись, он увидел, что Джек перерезает старику горло. Серебристый клинок проложил кровавую дорожку в человеческой плоти. При виде конвульсивно подергивающихся мускулов и хлещущей из раны крови Кит словно прирос к месту; смотрел на повисшую клочьями кожу, слышал булькающие хрипы. Его глаза встретились с испуганным глазами старика.

Сидя обнаженным у двери в комнату Норы, Кристиан словно заново окунулся в ту грязь, через которую прошел в те дни. Глаза старика, почему он вспомнил о них сейчас? Наверное потому, что в глазах было выражение того же безграничного ужаса и боли.

– Боже милостивый, что же я наделал?

Дрожа, он положил руки на колени и прижался к ним лбом. Услышал собственное сухое рыдание и прикусил губы, стараясь приглушить его. Узнав о предательстве Норы, он снова превратился в того замученного ребенка-звереныша. Прикоснувшись к ней только что, предложив вернуться в ее постель, он рассчитывал вызвать страсть, которую открыл в ней в их первую брачную ночь. Но вместо этого вверг ее в агонию.

Доживи он до следующего века, он все равно не сможет забыть ее глаз, нежных глаз, которые могли светиться любовью и состраданием к слабым и обиженным, но в тот момент отражали муку вздернутого на дыбу, привязанного к колу для сожжения, подвергшегося клеймению. И это он, Кристиан де Риверс, соорудил дыбу, поджег хворост в костре, выжег клеймо. Он не мог продолжать так и дальше. Сцена с Мег должна была по его замыслу унизить Нору, причинить ей боль, но оказалось, что он сам испытывал страдание. Он убивал собственную душу.

– Кит? - Мег наклонилась над ним, прикоснулась к его обнаженному телу. - Кит, ты сидишь здесь Бог знает сколько времени. Пойдем в постель.

Она наклонилась ближе и откинула ему с лица волосы.