Сьюзен Робинсон - Леди Смелость

– Убирайся отсюда сейчас же, - грубо прошептал он.

Нора проигнорировала его слова. Вне себя от злости Кристиан сжал кулаки, и стоявшие позади гвардейцы, заметив это, положили ему руки на плечи и, в качестве предупреждения, стиснули эфесы своих шпаг. Пытаясь скрыть охватившую его ярость, он опустил глаза и уставился на ковер.

Королева заговорила о своем желании возвратить Англию в лоно католической религии, и огонь, зажегшийся при этом в ее глазах, казался много ярче того что пожирал еретиков. Кристиан понимал, что времени у него почти не остается. Как только Мария кончит говорить, ему придется держать ответ. Его подозревали в измене. Он часто думал о том, что рано или поздно это случится. Не думал только, что это также поставит под удар невинную девушку, один вид которой вытеснял из его души все чувства, кроме всепоглощающего желания обладать ею.

Глубоко вздохнув, он пытался упрятать свою тревогу за Нору в самый дальний уголок мозга и, призвав себе на помощь всю свою изворотливость, поднял широко раскрытые невинные глаза на судившую его пару. Королева все еще говорила, но Боннер не отрывал от него своего хищного взгляда. Несмотря на разделявшее их расстояние, Кристиан всей кожей чувствовал исходившую от епископа угрозу. Боннер потер рукой подбородок и наклонился вперед, но в этот момент королева, наконец, завершила свой монолог и обратилась к Кристиану.

– Из любви, которую мы питаем к вам, лорд Монфор, и к вашему отцу, мы оказываем вам честь, знакомя с выдвинутым против вас обвинением, - она кивнула Боннеру.

Епископ, сложив на необъятном животе руки, сделал шаг вперед.

– Кристиан Ричард Вильяр де Риверс, лорд Монфор, вы обвиняетесь в ереси.

– Нет, - услышал Кристиан слабый вскрик Норы и, наморщив лоб, устремил на королеву изумленный взгляд.

– Ваше величество, я не понимаю. Не ваши ли собственные монахи, занимаясь со мной, многие годы назад открыли мне свет истинной веры?

Мария наклонилась вперед в своем кресле.

– То же самое можно сказать и про нашу собственную сестру, но нас не обманывают ни ее притворное смирение, ни громогласные заверения в благочестии, не правда ли, Боннер?

– Ни в коем случае, Ваше величество. Если будет на то воля Вашей милости, отдайте мне лорда Монфора, и я быстро заставлю его признаться в своей ереси. - Королева, казалось, задумалась над его словами, и, не в силах долее сдерживаться, Боннер подскочил к Кристиану и, невзирая на огромный живот, склонился к самому лицу молодого человека. - Думаешь, тебе удастся обмануть Ее величество своими хитрыми речами? Надеешься, твое красивое лицо спасет тебя от Божьего суда? Уверяю тебя, этого не будет. Только полное признание в своих грехах и покаяние могут спасти тебя сейчас.

Кристиан отпрянул, почувствовав зловонное дыхание епископа, и покачал головой. Больше всего в этот момент ему хотелось вцепиться обеими руками в жирную шею Боннера и душить его до тех пор, пока у того не полезут глаза из орбит. Но он не мог себе этого позволить. Не спуская с Боннера недоуменного взгляда, он вновь покачал головой.

– Я не понимаю.

– Ты умен, де Риверс, это всем известно. Но нас тебе не провести. - Епископ выпрямился и положил на плечо Кристиана пухлую ладонь. - Возможно, следует тебе напомнить о наказании за ересь. Уверен, Ее величество не станет возражать против твоего присутствия при сожжении. Иногда дерево слишком сырое и не загорается сразу, или не взрывается порох, который кладут в костер дабы избавить еретика от страданий. - Рука Боннера стиснула плечо Кристиана. - В таких случаях грешник находится в сознании, когда огонь пожирает его тело.

Вся кровь отхлынула от лица Кристиана, и, бросив взгляд на Нору, он увидел, что девушка вся дрожит. Как же ему хотелось ее утешить, но, к несчастью, это было невозможно. К тому же, ему требовалась сейчас вся его сила воли, чтобы не сбросить с себя эту жирную длань и не накинуться на Боннера. Стиснув зубы, он заставил себя и дальше терпеливо сносить прикосновение епископа.

– Однажды я видел человека, - продолжал между тем тот, - который еще шевелил губами, хотя у него сгорело уже все горло. Потом исчез и рот, и он начал махать тем, что осталось у него от рук пока не обуглилась и не лопнула кожа.

Боннер ухмыльнулся, и Кристиан, отпрянув, проговорил тихо.

– Ты сумасшедший.

– Хватит, - раздался голос королевы. - Вы расстраиваете Нору, Ваше преосвященство.

– Простите меня, Ваше величество. Я лишь пытаюсь показать этому погрязшему в пороках юноше, сколь отвратителен совершенный им грех и сурово наказание, которое его ждет. Отдайте мне его на неделю, Ваше величество, и я верну его вам полным смирения и освободившимся от ереси или молящим о смерти.

– Боннер! - голос королевы прозвучал резко, как свист хлыста, и все вздрогнули. - Придержи язык!

Епископ вновь рассыпался перед королевой в извинениях, и, воспользовавшись тем, что его внимание отвлеклось, Кристиан посмотрел на Нору. Она кусала губы, с трудом удерживаясь от рыданий. Почувствовав на себе его взгляд, она повернула голову, и он ей подмигнул. От удивления слезы в ее глазах мгновенно высохли. Все это время Кристиан медленно, незаметно поднимал свою руку к вороту камзола. Добравшись, наконец, до цели, он расстегнул бриллиантовую пуговицу и дернул за завязки рубашки. Рука его скользнула под белый шелк и ухватила золотую цепочку. Он вытащил ее наружу и сомкнул пальцы вокруг висевшего на ней предмета.

Голосом, в котором откровенно звучала душевная мука и растерянность, он принялся умолять королеву позволить ему говорить. Мария было нахмурилась, но, встретившись с умоляющим взглядом Норы, кивнула.

– Ваше величество, я не понимаю. Как мог я совершить этот ужасный грех? - Кристиан смотрел на Марию так, словно в ней было заключено все его спасение, сохраняя в то же время на своем лице выражение оскорбленной невинности. Когда взгляды их встретились, он так и впился в нее глазами, и лишь по прошествии нескольких секунд, словно устыдившись своей вольности, поспешно опустил голову. - Вашему величеству известно, - проговорил он тихо, - что еще ребенком пришлось познакомиться с грехом весьма близко.

– И сейчас, став взрослым, вы сбиваете других с пуги истинного, - вставил Боннер.

Кристиан по-прежнему смотрел на пол. Плечи его, и гак поникшие, опустились, казалось, еще ниже, когда королева прикрикнула на епископа, запретив тому прерывать лорда Монфора.

– Я никогда никому не рассказывал об этом, Ваше величество, потому что мне было стыдно, - начал Кристиан, когда Мария велела ему продолжать. - Я… я даже воевал с отцом, сопротивляясь всем его попыткам меня исправить. Воевал целых два года, до того самого дня, когда он привел меня во дворец, чтобы представить великому королю Гарри.

Мария кивнула.

– Отец часто рассказывал о том, как вы предстали тогда перед ним, разъяренный как загнанный в угол бродячий кот.

– Граф Вастерн, - продолжал Кристиан, - втащил меня в зал и бросил прямо под ноги Его величеству. Я был просто вне себя. Но когда я поднял глаза и увидел лицо короля, я сразу же понял, что нахожусь в присутствии поистине великого человека, и меня охватил страх.

Мария вновь кивнула.

– Все это чувствовали. Мой отец был избран Господом за свое величие.

– Да, Ваше величество. Итак, я испугался, но король лишь рассмеялся этим своим громоподобным раскатистым смехом и постучал меня по голове своей тростью. - Кристиан сделал паузу, отметив про себя, что завладел сейчас всеобщим вниманием. - И потом… - Королева Мария подалась вперед, чтобы не пропустить ни слова. - И потом… - Боннер так и впился глазами в лицо Кристиана. - И потом Его величество приказал мне взять лютню и петь для него, пригрозив при этом, что, если я откажусь, он велит бросить меня в Тауэр и повесить. И, подыгрывая себе на лютне, я начал петь.

– И что вы пели? - вырвалось невольно у Норы, и она поспешно зажала себе ладонью рот.

– Да, - сказала в нетерпении королева, - что вы пели?

Губы Кристиана дрогнули, и он начал:

Он сделал это, подумал Кристиан. Он добился того, что настроение королевы изменилось, и страх и подозрительность в ее душе уступили место воспоминаниям. Подобно развеваемым ветром лентам на майском дереве, настроение Марии было подвержено мгновенным переменам по причине какого-то глубокого душевного разлада, которого Кристиан не понимал, но научился использовать в своих интересах.

Королева громко рассмеялась, вызвав улыбки на лицах Норы и Кристиана.

Подобие улыбки появилось и на губах Боннера.

– Слухами о вашем необыкновенном уме полнится земля, но не думайте, что это спасет вас сейчас, лорд Монфор. Вы каждодневно якшаетесь с еретиками.

Лишь благодаря той школе, что он прошел в бытность свою бродягой, смог Кристиан сохранить при этих словах на лице улыбку. Все веселье королевы мгновенно испарилось, и ему почудилось в ее обращенном на него взгляде отблески костров Смитфилда. Не было никаких сомнений, что Боннер знал о Даймоке и подвале.

Епископ ткнул толстым, как сарделька, пальцем в Кристиана и повторил:

– Вы якшаетесь с еретиками.

– Нет.

– Я докажу вам это с помощью одного из них, находящегося сейчас у меня в темнице.

– Одного?

– Одной. Вонючей потаскухи по прозвищу Полли Три Зуба. Она неспособна даже сказать, что такое месса и превращается ли вино для причастия в кровь Христову

Кристиан сжал сильнее предмет, который держал в руке.

– У вас находится Полли?

Подобная возможность даже не приходила ему голову. Это была настоящая катастрофа.