Милдрэд с интересом разглядывала одну из монет. Таких она еще не видела: совсем новая, она казалась странно легкой. Милдрэд повертела ее в руках: здесь не было изображений старого короля Генриха I или Стефана, зато имелся профиль женщины в вуали и короне и надпись «Матильда. Вллад. Англии».

Сэр Гай заметил, с каким сомнением она рассматривает пенни, и, помрачнев, сказал:

— Это не самые лучшие деньги, да и стоят вдвое дешевле прочих. Но других у меня нет.

Смущенный и понурый, он молча помог девушке подняться в двухколесный возок, где уже сидел Метью. Обычно не очень общительный, на этот раз монах разговорился и поведал Милдрэд, что эти деньги Гай получил за спасение императрицы во время осады Оксфорда[83]. Тогда Черный Волк собирался вернуться в Англию, рассчитывая на милость Матильды, которой служил еще в Анжу. Но после ее побега из оцепленной крепости сэр Гай обосновался в Уэльсе и больше не возобновлял своих попыток войти в число английского рыцарства. Да и не больно он любит, когда при нем упоминают Матильду. Что поделаешь — дешево она оценила его помощь!

Он говорил все это шепотом, чтобы не расслышал ехавший рядом верхом Гай. Но тот сейчас больше разговаривал с идущими подле коня Артуром и Рисом.

Путникам надо было спуститься в долину и углубиться в Долгий Лес, где у ручья их ожидал так называемый каррах — валлийское суденышко, изготовленное из просмоленных шкур на каркасе из ивового прута. Несмотря на кажущуюся непрочность, он довольно быстроходен и вполне пригоден для плавания по такой речке, как Меол, по сути ручью, извивающемуся в чаще среди обвитых мхами буковых стволов, тернового кустарника и нависающих над водой огромных ив.

Местность вокруг была затоплена. Гай, спешившись, поцеловал девушку в лоб и перекрестил.

— Да пребудет с вами милость Божья, — молвил напоследок.

Путники спустились к Меолу. Первыми шли несущие поклажу Артур и Рис, возле которых сновал Гро, опустивший нос к земле, затем Милдрэд, на ходу поправляя облегавшую голову кожаную шапочку, из-под которой ей на грудь ниспадала длинная светлая коса. Последним, опираясь на костыль, ковылял Метью. Он еще не совсем оправился после вывиха, что, однако, не помешало ему легко, невзирая на внушительную комплекцию, усесться в утлую лодчонку.

У себя в Норфолкшире Милдрэд часто ездила в челнах среди бескрайних заводей фэнленда, поэтому без боязни ступила в каррах, почти не качнув его и будто не заметив протянутую Артуром руку.

Какое-то время они плыли молча: Рис на носу, Гро на брошенных на дно шкурах, а Артур и Метью на веслах. Милдрэд расположилась на корме. Они миновали мельницу в небольшой деревушке, потом лесной скит, где одиноко жил отшельник; он копошился в грядках, но выпрямился и благословил проплывающую лодку. Ширина ручья лишь кое-где позволяла разойтись двум встречным суденышкам, но чем дальше они углублялись в Долгий Лес, тем более пустынными становились его берега, теснее смыкались над головой кроны деревьев. Становилось тише — только лесной голубь завел свою гортанную песню да вдали раздавался стук долбившего по дереву дятла.

Раньше Милдрэд никогда не бывала в столь густом лесу. Вокруг виднелся бурелом: никто тут не жил и не собирал хворост. Они двигались по петлявшему руслу среди зеленоватого полумрака, где могут обитать только легенды и где маленький народец[84] следит за ними своими сверкающими глазами из-под коряг. И когда Артур повернулся к девушке и, приложив палец к губам, указал на силуэт прошедшего неподалеку оленя, Милдрэд даже подивилась, что это просто олень, а не мелькающий среди позеленевших стволов силуэт лесной феи.

— Тут что, никто не живет? Никто не охотится? — несколько резко спросила она. И услышала треск в лесу, когда олень кинулся прочь через валежник.

Артур уловил страх в ее голосе.

— Живут, — ответил он чуть погодя. — Лесные углежоги, добытчики руды, охотники. Встречаются и беглецы от закона. Но этих мало, так как им нечем тут поживиться.

Он заметил, с каким волнением она глядит на ствол поваленного дерева, похожего на оскаленное чудовище.

— Метью, справишься с греблей без меня? — спросил Артур, откладывая весло и вынимая лютню. — Я хочу немного поднять настроение нашей спутнице.

Он ударил по струнам, и Милдрэд вздрогнула.

— Сердца стук позвал в дорогу.

Конь подкован, плащ подшит.

Помолюсь в преддверье Богу,

Пусть в пути меня хранит.

Артур пел громко и весело. Это казалось почти кощунственным среди глухой темной чащи. Но тут Метью и Рис хором подхватили припев:

— Будет день и испытанья,

Будет день и будет ночь.

Не сробею — Бог поможет.

Смелым он не прочь помочь.

Милдрэд заметила, что улыбается. Они были такие веселые!

— Жизнь в дороге ярче льется.

Новый замок, новый друг.

Отпусти грехи мне, отче.

Мир прекрасен — глянь вокруг.

К Милдрэд пробрался Гро; она уворачивалась от пытавшегося лизнуть ее пса, а когда они повторили припев, звонко подхватила вместе со всеми.

Это всех рассмешило. Артур сказал, как хорошо, что они снова в пути, что все вместе. Однако Метью стал ворчать, что хоть они и вместе, но с ними нет его дорогих мулов. Артур успокаивал, говоря, что если мулов забрали в конюшни Шрусбери, то им там будет неплохо и, кто знает, может, Метью еще увидит их. Тот ворчал: как же, докажи потом, что это именно его мулы. Тогда Артур заявил, что нечего монаху сокрушаться насчет мулов, когда у него есть такой отличный костыль. И обратился к Рису:

— Рыжий, что бы ты предпочел: мулов или крепкий дубовый костыль?

— Конечно, костыль! Как бы я плыл в лодке с мулами?

Метью вздыхал.

— Вам не понять. Эти мулы были такие послушные, разумные и ласковые… Просто мои сыночки.

— А кто тогда их мама? — с наигранной серьезностью спросил Артур.

Метью вроде разгневался, но неожиданно спокойно ответил:

— Не скажу. А то такой красавчик еще уведет ее у меня.

— Зачем мне отбивать у тебя кобылу[85]? — Артур даже перестал грести и погрозил монаху пальцем: — Ох, Метью, Метью! Вот когда все открылось. И как я раньше не догадался! Ведь ты твердил все время: «сыночки, сыночки».

— Ты вообще стал недогадлив с тех пор, как грохнулся с коня.

— А что, Артур падал с коня? — спросила Милдрэд, давясь от смеха.

— Еще как, — хохотнул Рис. — Объезжал славного вороного, а тот его и сбросил. И как же летел Артур! Едва не обзавелся таким же костылем, как у Метью.

— Я и хотел такой же, но Метью не дал. Сказал, что если у него нет мулов, то костыль полагается только ему.

— А вот как я огрею тебя эти костылем по башке! — затряс своим увесистым орудием монах.

— Да, тебе хорошо, — дурашливо заскулил Артур. — У тебя есть чем драться, а я без оружия.

Конечно, это было не так — на дне лодки лежал обитый металлом шест Артура, у его приятелей имелись широкие валлийские тесаки, а еще Рис не выпускал из руки лук, то и дело посматривая по сторонам и прислушиваясь. Но пока все было спокойно. И так же спокойно стало вдруг на душе у Милдрэд. Ей нравилось плыть и дурачиться, и чтобы Артур находился так близко. У нее появилось желание протянуть руку, взлохматить его волосы, как в то славное время, когда они бегали по склонам на выпасах.

Но тут Метью как-то подозрительно на нее посмотрел, и Милдрэд поспешила спросить, отчего тот не откажется от своего монашеского облачения. Даже вон тонзуру наново выбрил.

— Порой так надежнее, — отозвался монах.

Что он прав, стало ясно, когда уже в потемках они достигли небольшого лесного монастыря. Там Метью вмиг преобразился в монаха и даже заговорил на латыни. Их беспрепятственно впустили и вскоре Милдрэд сладко заснула на предоставленном им сеновале, даже не слышала, как Артур подошел укрыть ее: ночью полил дождь и стало сыро.

На следующий день они перетащили легкий каррах к устью Онни. Эта речка была довольно быстрой, а вот селений попадалось мало: в неспокойном краю люди предпочитали селиться ближе к манорам господ, чтобы иметь защиту. Самой большой усадьбой в округе являлся бург Оннибери, принадлежавший саксонскому тану Аларду. И хотя путники добрались до него еще до заката, было решено там заночевать.

Толстый, как боров, Алард приветливо встретил гостей. Распознав в Милдрэд соплеменницу, он всячески старался ей услужить, а его не менее тучная жена отвела для нее лучшую комнату в усадьбе и при этом все время твердила, что и она некогда была столь же прекрасной белокурой красавицей, ну, до того, как стала рожать и ее совсем разнесло. Детей у супружеской четы было множество, Милдрэд даже не удавалось их сосчитать. Эти многочисленные саксонские отпрыски все время носились туда-сюда, кругом лезли, шумели и визжали, как поросята: кругленькие, белобрысые и розовощекие, они и впрямь напоминали маленьких хрюшек. Но и настоящие хрюшки были главным богатством тана, он очень гордился своими свиньями, и Милдрэд просто закормили отбивными, беконом, жирным рагу со свининой. И все же ей очень понравилось у них гостить, и вечер прошел неожиданно приятно: по просьбе хозяев Артур пел, Метью играл на виоле, а Рис показывал, какие трюки может исполнять Гро. Милдрэд даже позабыла о своем решении надменно держаться с Артуром, и они плясали на усыпанном соломой полу под звуки виолы и среди носившихся тут же детей Аларда.

Однако на другой день, когда они уже плыли вдоль заросших камышом берегов Онни, Метью сообщил девушке:

— Неладные дела, миледи. Алард у себя за частоколами в безопасности, но нам не преминул сообщить, что в округе неспокойно. И самое неприятное, что люди лорда Мортимера решились на разбой.

Артур резко прервал его, бросив несколько слов на валлийском, но Милдрэд поняла.

— Что значит — не пугай ее? Я ведь не Гро, который ничего не понимает и на все согласен.