— Мать Бенедикта как раз послала меня к отцу Роберту, — ответил Артур, при этом не сводя глаз с ожидавшей его в стороне Милдрэд. Ему забавно было видеть, как девушка то и дело поглядывает в их направлении, но при этом на личике ее написана досада: как он посмел оставить ее ради кого-то иного!

Однако когда он догнал своих спутниц, Милдрэд как ни в чем не бывало сказала, что уже видела его с этими двумя.

— И когда же? — удивился Артур.

Милдрэд слегка смутилась. Ну, не рассказывать же ему, как два месяца назад подглядывала за ним из-за занавесок паланкина? И поспешно ответила вопросом на вопрос: разве Метью не монах?

— Был, — только и сказал Артур, беря под уздцы ослика сестры Осбурги. Старушке было жарко, ее лицо вспотело, и Артур поспешил ввести ее за ограду монастыря, где брат-привратник подал ей чашу с водой.

Величественный западный портал собора выдавался вперед, затеняя широкий монастырский двор. Этот монастырь был одним из крупнейших в округе, и тут всегда ощущалась некая суета: приезжали и уезжали гости, кто-то куда-то шел по поручению господ, остановившихся в странноприимном доме, толклись нищие, спешили монахи в темных одеждах. Пока аббат Роберт разговаривал с кем-то у портала собора, сестра Осбурга стала жаловаться, что ее совсем разморило, и Милдрэд проводила ее к странноприимному дому. А когда вернулась, то увидела, что Артур невозмутимо беседует с его преподобием, причем настоятель милостиво улыбается, даже взлохматил юноше волосы. В этом было нечто почти родственное, и Милдрэд задержалась в стороне, не осмеливаясь прервать их беседу. Однако Артур заметил ее и поспешил представить:

— Преподобный отче, это и есть та девушка, которой надлежит передать рукопись.

— Рах vobiscum[71], — благословил юную леди аббат. — Меня предупредили о вашем визите, Милдрэд Мареско, и я уже отправил послушника в книгохранилище. Так это вы и есть Невеста с Болот, о которой столько разговоров и которой не нахвалится преподобная Бенедикта?

— Тогда вам известно больше, чем мне, отче, — Милдрэд скромно опустила длинные ресницы. — Обычно матушка не слишком щедра при мне на похвалы.

Однако аббат сказал, что только благодаря похвалам настоятельницы он позволил выдать для копирования столь ценную рукопись, и хорошо, что именно Артур сопровождает девушку, так как книга очень большая и тяжелая для столь хрупкого создания, как леди Мареско.

Манускрипт и впрямь оказался огромным — его принес крепкий монастырский послушник, с важностью предъявив огромный оплетенный в кожу том, скрепленный к тому же золочеными застежками и украшенный металлическими накладками, что само по себе являло большую ценность, но и весило немало. Однако Артур, при его худощавом сложении, принял книгу без особого усилия, щелкнул одной из застежек и быстро прочитал написанное округлыми саксонскими литерами название:

— «Морестранник». Гм.

И продекламировал одну из строф:

…все это в сердце

Мужа, сильного духом, вселяет желанье

Вплавь пуститься

К землям далеким…[72]

— О, ты можешь столь быстро читать на старосаксонском! — изумилась Милдрэд.

Стоявший подле них аббат Роберт со значением сообщил, что некогда, будучи воспитанником в монастыре, Артур подавал большие надежды. Отчего несколько прискорбно, что сей юноша покинул обитель, где его ждало блестящее будущее.

— Наверное, меня вела рука Господня, — невозмутимо отозвался Артур.

Он внимательно просмотрел еще несколько страниц.

— Красиво. Эти саксы, когда не ленились, могли создавать удивительные вещи.

— Что значит «когда не ленились»? — возмутилась Милдрэд, задетая пренебрежением, с каким Артур отозвался о ее соотечественниках.

— Поэтому мы и сохранили эту рукопись, — заметил аббат, — и даже рады, что книга будет переписана. Надо оберегать наследие тех, кто был до нас.

В его голосе тоже звучала некая снисходительность к труду древних саксов. Но Роберт Пенан был норманном, одним из тех, кто чувствовал себя господами в завоеванной стране, а кто такой Артур, чтобы выказывать пренебрежение?

Позже она спросила у него, кто же он сам, если не считает саксов своим народом.

— Ну, какое племя может быть у найденыша? — невозмутимо ответил юноша, сейчас более всего довольный, что сестра Осбурга, сославшись на недомогание, осталась в аббатстве Петра и Павла (охранять «Морестранника», как пошутил он). Но Милдрэд все еще была слегка обижена, и Артур пояснил: он считает себя бриттом, ибо точно уверен, что происходит отнюдь не из племени светлокожих румяных саксов, да и по натуре он деятелен и предприимчив, в то время как саксы славятся своей косностью и ленью.

— О, знал бы ты моего отца! — девушка всплеснула руками.

И тут же затараторила о славном прошлом саксов, о их великом короле Гарольде. Артур же просто ошарашил ее, сообщив, что сей почитаемый саксонцами последний их король в глазах валлийцев остался попросту поработителем Уэльса. В итоге они заспорили, но это был интересный спор, из которого каждый узнал много нового.

Правда, когда они шли между домов улицы Мэрдол, споря и не замечая прохожих, выглядели они довольно забавно, и многие на них посматривали. Милдрэд первая опомнилась. С чего это она так горячится в споре с каким-то сбежавшим из монастыря послушником, у которого нет никакого почтения ни к великим королям прошлого, ни к благородным людям ее положения? Ну ладно, она сейчас несколько увлеклась, но ведь когда они еще были в аббатстве, она стала свидетельницей, как аббат Роберт буквально просил Артура проводить каких-то его родичей. И она спросила, о чем это почти умолял юношу его преподобие.

— Умолял? — улыбнулся Артур. — Мне нравится это слово. Но мы всего лишь согласовывали сделку: я буду сопровождать сюда из Ковентри родичей преподобного настоятеля. Поясню: я проводник. Мне хорошо известны многие дороги Англии, и зачастую приходится сопровождать людей наиболее короткими и безопасными путями. Время-то сейчас вон какое. К тому же за эти услуги мне неплохо платят.

«Наверное, ему легко живется, — отметила Милдрэд. — Он свободен, как птица, его ничего не страшит, его все любят. Да и как его можно не любить, если он такой славный».

Она старалась думать об этом юноше с чисто христианской добротой, но при этом украдкой любовалась пышной волной его волос, точеным профилем, покосилась на сильную грудь в вырезе расшнурованной туники.

Ей казалось, что Артур на нее не смотрит; но вдруг, не поворачиваясь, он слегка ущипнул за предплечье.

— Эй, малышка, не глазей так на меня, — я смущаюсь.

Ух, и невыносимый же он был! Впору разгневаться, но едва они встретились взглядами, как рассмеялись.

— Я буду смотреть на тебя, как на воздух, но только покажи мне, где тут живет мастер Том, — произнесла девушка, когда они вышли на Валлийский мост Шрусбери.

Милдрэд еще никогда тут не бывала, и теперь, оглядываясь, видела извивающийся под солнцем множеством излучин Северн, добротные дома Франквиллского предместья, уходящие вдаль холмы. К горизонту они становились выше — там находилась опасная страна Уэльс.

Бронзовых дел мастер оказался молчаливым, коренастым мужчиной средних лет. Узнав, в чем дело, он сразу принял из рук Милдрэд уздечку и разглядывал ее столь долго, что юноша и девушка вначале недоуменно переглядывались, потом стали улыбаться, пока их не разобрал смех.

— К повечерию будет готова, — сказал наконец мастер.

— К повечерию? — переспросила Милдрэд. В это время колокол должен был пробить семь раз. Но что же им делать до тех пор?

Но у Артура не было сомнений по этому поводу.

— Мастер Том, мы возьмем твою лодку. Хочу покатать красивую девушку по нашему Северну. С меня за это пиво, — бросил он, направляясь к дальнему концу двора, где берег шел под уклон и покачивалась у вбитой сваи небольшая лодка-долбленка.

Милдрэд оставалось только дивиться, как этот пройдоха умел влиять на людей. Вон и этот угрюмый мастер не стал ему перечить и даже улыбался, наблюдая, как Артур легко перенес только и успевшую ахнуть Милдрэд в это утлое суденышко. И все перед ним просто млели: настоятельница ему покровительствует, горожане расцветают улыбками, аббат едва ли не заискивает. Да и она сама… Что она сама? Милдрэд постоянно повторяла себе, что Артур не чета ей. И все же его присутствие странно беспокоило и возбуждало ее.

Артур ловко и умело загребал веслами воду, огибая Шрусбери с юга, там, где городские укрепления отступали от реки и местные жители разбили сады и огороды. Нос лодки легко разрезал сверкающие волны Северна, на воде было не так жарко, но все же Милдрэд ослабила завязки под подбородком и сняла чепец. Склонившись над бортом, она вела ладошкой по тихо плескавшейся рядом воде. Артур направлял суденышко, лишь изредка шевеля веслом, а сам рассказывал о городе Шрусбери, о том, как он возник в излучине еще в незапамятные времена, защищенный рекой. Слушая, Милдрэд расплела косу и позволила речному бризу играть кудрями. Артур даже умолк, любуясь. Ее роскошные волосы цвета бледного золота выдавали саксонскую кровь, кожа была светлой, как сливки, а глаза… Глаза лукавой кошечки. Вон как игриво она посматривает на него.

— Что же ты умолк?

«Потому что все мои мысли лишь о том, как тебя поцеловать!» — подумал Артур. Вслух же продолжал рассказывать о Шрусбери. Поведал, что некогда эти земли принадлежали валлийцам из Поуиса и на месте нынешнего Шрусбери располагался замок их правителей. Тогда это местечко называлось Пенгверн, что означает «холм старейшин». Но потом саксы отвоевали его, возвели тут свою крепость, какой дали название Скробберинг, что в свою очередь означало «город на холме, поросшем кустарником». Причем когда в эти края пришли норманны, король Вильгельм хоть и расширил город, уже называвшийся Шрусбери, однако оставил прежних саксонских владельцев. А когда саксонский род пресекся, тут прежде правили Монтгомери, а потом лорд Фиц Алан, который в нынешней войне принял сторону Матильды, пока Стефан не отвоевал крепость в излучине Северна, и теперь… Но Милдрэд и сама уже знает, что теперь это королевский город, чтящий своего монарха и имеющий право чеканить собственную монету.